Александр Никитович Асеев. Личность в Башкирии более чем известная. Глава единственного по тем временам автоцентра. Харизматичный, как говорится, с инстинктивным чутьем, почти исчезнувший тип руководителя, сочетающий в себе умение играть деньгами, людьми и ситуациями.
В советские времена машину Александра Никитовича знал весь город — а он просто высовывал руку в окно, салютуя гаишникам.
Но детей не было. Хотя мечтал о них безумно. Иметь сына, наследника — продолжателя своего рода и дела. «Появилась Регина, Александру Никитовичу было уже хорошо за тридцать, — вспоминает Яна Самохина, друг семьи. — Колоритная девушка, коса до попы, еврейка по национальности (это будет важно в дальнейшем). «Как только забеременеет, я на ней женюсь», — поклялся Асеев. Родился Паша. Потом дочка Бэллочка. Как водится у большинства мужчин его ранга — семьей занималась супруга. А он сам... Ну, вы понимаете — большие чины, фуршеты-банкеты... Александр Никитович даже гордился тем, что «элитарно употребляет». В России ведь, как говорят, весь генералитет запойный. Когда надо бывает — «прокапываются». Так, видимо, и заводятся потихоньку знакомства с психиатрами, чтобы в будущем выгодно дружить. Скорее всего семья для него была не главное.
— Я не могу обсуждать отношения моего отца с моей матерью, — говорит Павел Асеев, сын. — Любил ли он нас? Просто однажды он выпихнул нас вон — из своего дома, из страны.
В 2006 году Павлу Асееву сравнялось четырнадцать, когда вместе с матерью и младшей сестрой отец отправил их из Сочи на большом корабле в далекий и незнакомый Израиль. «Мы рыдали на причале. Отец тоже горько плакал. Он обещал, что скоро приедет к нам, воссоединится, что это дело всего нескольких месяцев. Просто через маму удобно эмигрировать. А через десять дней после нашего отплытия у папы родился новый сын. От помощницы по хозяйству».
Городок Ашкелон на берегу Средиземного моря. 125 тысяч населения — почти все выходцы из бывшего СССР. Даже само название «Ашкелон» происходит от слова «шекель», меры массы золота и серебра у древних евреев, нынешней валюты государства Израиль. Пять шекелей — один доллар.
Четырнадцатилетний мальчишка, встающий в половине четвертого утра, чтобы вместе с торговцами на рынке забирать овощи, выкладывать к приходу первых покупателей прилавки-басты со свежим товаром. За час Павел зарабатывал как раз столько же, доллар. «Бери мешок с чесноком (помидорами, картошкой) и неси сюда», — и так пятьсот раз за день туда-сюда, отличная разговорная практика.
«Потому что так принято, чтобы подростки работали, потому что мама, врач-гинеколог, должна была отучиться несколько лет, чтобы заново подтвердить свой советский диплом, — и кроме как на социальное пособие и на меня, рассчитывать нам оказалось не на кого».
Семья уфимского богача снимала квартиру в бедном квартале на окраине Ашкелона, на шести остальных этажах жили шумные эфиопы.
Торговцы разрешали Павлу брать домой овощи на ужин. Пятьсот раз с мешком на спине туда-сюда. 16 часов в сутки. Отличный способ приобрести физическую форму. Я смотрю на Павла Александровича Асеева сейчас, на его добротный костюм, на груду мышц под рубашкой с расстегнутой верхней пуговицей... Смотрю и вижу, как сквозь пуговицы, пиджак, рубашку проступает тень того самого пацана, русско-еврейского мальчика, ставшего в неполные пятнадцать главой семьи.
Младшая сестренка болела астмой. Приходилось покупать дорогие лекарства. И на это тоже нужны были деньги. Деньги, деньги, постоянные деньги — куда без них? В двадцать у него уже был свой небольшой бизнес в Израиле. Папина хватка.
Первое время Павлик ждал отца. Что тот все-таки приедет и все будет хорошо. И тогда груз ответственности, как рыночный мешок с чесноком, повешенный на хрупкие мальчишеские плечи, можно будет разделить поровну. Потому что не может же отец вот так вот взять их и бросить.
Возвращение блудного сына
— Официального развода не было, и у матери оставалось на руках свидетельство о браке, — вспоминает Павел Асеев сейчас. — Бэлле было лет шестнадцать, когда отец сам вышел на нее — позвал в гости в Уфу. Она приехала и уже там познакомилась с другой отцовской семьей. Разумеется, это был шок. Мы же ничего не знали... Что у отца новая жена, новый сын.
Познакомившись заново с выросшей дочерью, Александр Никитович Асеев позвал в Россию и старшего сына. Рядом нужен был кто-то, кому можно было бы доверять. С момента разлуки с Павлом прошло уже десять лет.
Не все же в Израиле мешки с чесноком таскать. Павел приехал. Здоровый, умный, красивый.
— Они были похожи друг на друга как две капли воды, — рассказывает Яна Самохина, друг семьи. — Паша — куча эмоций, мыслей, идей. Молодой да горячий. Павел принялся доказывать, что он может сам вести бизнес, знает, что происходит на производстве, лучше отца. Сопляк, еще молоко на губах не обсохло! Они поскандалили.
Павел хлопнул дверью и уехал обратно в свой Израиль. Жил, папа без тебя — и еще столько же проживу.
Через полгода отец позвонил. САМ. Разговор был короткий — мало ли, что мы друг другу в запале наговорили, все же родная кровь, возвращайся, я жду.
— И вы поехали? — переспрашиваю я.
— Поехал, — выдыхает Павел Александрович.
Людей, встречавших его в аэропорту, Павел знал, поэтому без опасения сел в машину. И его повезли... Первая республиканская психиатрическая больница, отделение реанимации.
Это было как сон. Страшный кошмар без начала и конца. Без понимания, кто и за что. Укол успокоительного. Навалившиеся санитары... Чернота.
По российскому законодательству вопрос об оказании психиатрической помощи не может быть решен без добровольного согласия на эту самую помощь гражданина, либо — если он не осознает своего состояния и опасности для общества — вопрос решается судом. Эти принципы появились уже в новые времена, чтобы пресечь карательную психиатрию, когда болезнь используется для давления на здорового человека и достижения каких-либо выгод.
В случае с Павлом Асеевым никакого суда не было. И вообще ничего не было. Даже карточка, которую завели на него в больнице, оказалась на другую фамилию. Петров. Павел Петров, страдающий (согласно выписке) органическим заболеванием головного мозга, связанным с психопатизацией личности.
— Павла Асеева-Петрова положили к нам в ноябре 2006 года, — вспоминает Лилия Михайлова, клинический психолог. — Я сразу поняла, что он не наркоман, не сумасшедший — как уверяли нас. Дескать, именно с наркотиками связано изменение его личности... В хорошей физической форме, вены чистые. Мы, врачи, все понимали — могущественный папа, непослушный сын, семейный конфликт. С кем не бывает? Но не во всех семьях это оборачивается больничным заключением... Павел должен был находиться в психбольнице, пока не перевоспитается. Мы поговорили с Павлом и упросили его не скандалить, вести себя смирно, если он не хочет, чтобы его превратили в овощ. А что мы еще могли? Мы не звери, психиатрическая клиника — это режимный объект, все решает руководство.
6 квадратов палаты. Телевизор. Книги. Почти санаторий. Но посетителей не пускают. Специально для младшего Асеева в отделении оборудовали спортзал. Тренировки. Железки. Но гулять не разрешают. Хотя колоть больше не колют, повторять два раза, как себя вести, чтобы выжить, умному Павлику весом в 118 килограммов было не надо.
— Требование у отца было одно: поведение сына надо откорректировать таким образом, чтобы он стал управляемым, — продолжает клинический психолог. — И неважно, сколько на это потребуется времени, сил и средств... По-своему мы Павлика даже полюбили, он сам готовил себе в больничной кухоньке, сам стирал, такой обаятельный, очаровал всех вокруг, как и его отец, — улыбается Лилия Михайлова. — Поверьте, все, что было в моих силах, чтобы он остался нормальным человеком, смог жить и работать дальше, я сделала. И впоследствии, когда разгорелся этот скандал с разоблачением пребывания Павла у нас, поплатилась за свою доброту работой.
В апреле 2007-го, через полгода, в больницу снова приехала машина. «Прежде чем предстать перед папиными очами, меня отправили в Сочи, в институт здоровья имени Надежды Семеновой, на двухнедельную реабилитацию», — говорит Павел Асеев.
Наша психиатрия все же самая лучшая психиатрия в мире, думаю я. Иначе как объяснить, что вместо того, чтобы, выйдя из больницы, послать папу куда подальше уже навсегда, Павлик все же согласился встретиться и поговорить. «Мы общались ночью, на квартире, в которую меня доставили после Сочи. Отец сказал, что кто старое помянет — тому глаз вон, что пора заняться настоящим делом», — говорит Паша.
Сериал, блин, думаю я опять. Возвращение блудного сына.
Война клонов
24 января 2013 года следственным отделом Следственного комитета по Калинскому району города Уфы было возбуждено уголовное дело по статье 137 УК РФ — «нарушение неприкосновенности частной жизни».
Чуть раньше в газете «Республика Башкортостан» была опубликована статья «Да не предаст сын отца своего», в которой Александр Никитович Асеев дал откровенное интервью, что его сын с ноября 2006-го по апрель 2007-го проходил лечение в республиканской Психиатрической больнице Минздрава РБ и покинул ее с диагнозом «...о котором здесь невозможно говорить в связи с врачебной тайной».
Во время рассказа отец продемонстрировал в СМИ справку из психбольницы. На которой черным по белому было написано, что никакой не Петров, а Павел Асеев, собственной персоной, наркоман с психопатологией.
Из заявления Александра Никитовича Асеева об ограничении дееспособности гражданина Павла Александровича Асеева в районный суд: «Мне стало известно, что мой сын снова стал употреблять наркотики. Он... уволился с работы!!! Его поведение стало неадекватным. Он уверяет меня, что никаких проблем у него нет, и отказывается пройти новый курс лечения».
Скандал вышел оглушительным, публичным. Но что к нему привело?
...Последние годы старший Асеев, как говорили, сдавал. Дневной сон. Врачебный массаж. Акела устал. Тем более что рядом подрастал молодой вожак. В точности походивший на своего отца Павел Александрович, но при этом на 35 лет его моложе.
— Павлик честно ждал, когда папа оставит на него бизнес, тем более что он и так всем давно управлял, — продолжает Яна Самохина, друг семьи. — Он был готов отпустить отца на покой, разумеется, с сохранением для того достойного уровня жизни.
«Мне кажется, их отношения из родительско-сыновьих плавно перетекли в отношения двух мужчин-конкурентов, стремящихся победить друг друга. При том, что они похожи — один был молодой и у него все шло на подъеме, а другой — уставший, но не желающий признавать свое поражение», — говорит Лилия Михайлова, клинический психолог.
— Вы не думайте, я отца уважаю и люблю, — говорит Павел. — Я мог быть злым на него, но когда он попросил однажды купить у него второй дом — который он долго не мог продать, покупатели не находились, а нужны были деньги, я согласился.
— Купить дом у родного отца? А подарить он вам его не мог? По-родственному?..
— Да как-то так у нас не принято, — удивляется Павел.
Странные они, миллионэры...
«...сын несет алиментные обязательства по отношению к отцу, и вопрос его ограниченной дееспособности напрямую связан с материальным положением заявителя», — открыто заявил Александр Никитович.
— «Пап, если ты говоришь со мной как отец, то я готов тебя слушать. Но если за бизнес, извини, это уже мое дело, как его вести и что. Другие времена!» — горячится Павел Александрович передо мной, высказывая то, что, вероятнее всего, не может высказать теперь отцу. — Скажите, вот что ему от меня было надо? К прошлому году отец совсем уже в силу возраста перестал рулить, и запахло жареным, наши партнеры захотели, чтобы он ушел. Годы взяли свое. Они не хотели иметь с ним больше дела. Так я договорился, что возьму кредит в сто миллионов и выкуплю их акции. Заложил дом, машину, вообще все, что у меня было, — под этот кредит. То есть я отвечал перед банками своим имуществом. Жена ждет второго ребенка, а я спасаю отца... И в этот момент папа заявляет: «Сынок, отдавать кредит будешь ты — но только вся фирма будет переписана официально на меня. Ты ж мой сын — ты не поступишь иначе!»
— Было у отца два сына... — неожиданно вспоминаю я.
— Ага, и старшего он считал совсем дураком, — усмехается Павел. — Александр Никитович искренне верил, что он будет мной управлять до конца своей жизни. Что я уже все — полностью в его власти. Есть люди, знаете, которым детей иметь вообще нельзя!
Он зашел в кабинет к отцу, чтобы попытаться договориться миром.
Но старший Асеев и слушать ничего не хотел: «Всем, что у тебя есть, — ты обязан мне! Ты сам никто — ты Петров! Если ты уйдешь от меня, то снова станешь Петровым».
Павел ушел. А отец пошел раздавать интервью и показывать справку из психлечебницы, которую непонятным образом отдали ему врачи.
«Мой сын, не задумываясь ни о чем, тратит деньги, заработанные мною, чем ставит меня как члена своей семьи в тяжелое материальное положение», — Александр Никитович Асеев подал иск в суд об ограничении дееспособности вследствие болезни Павла Александровича и просил назначить своему совершеннолетнему сыну опекуна.
Дети богатых отцов
Недавно мне рассказали одну историю. Про богатого бизнесмена, который очень ждал рождения сына — а родилась дочка. Чтобы как-то ликвидировать когнитивный диссонанс, он с трех лет начал приучать ее к ведению бизнеса. Вместо игры в куклы малышка должна была составлять бизнес-план и отчитываться перед папой, как перед налоговыми органами.
Дошло до того, что к семи годам девочка не играла в прятки и салки со сверстниками, не ходила в детский сад — зато ездила вместе с папой каждый день на его фирму, чтобы почувствовать себя наследницей большого состояния.
В школу ее не взяли. Она могла говорить только с отцом. И только о бизнесе. На других она просто не реагировала. Психологи сказали, что ребенка нужно лечить — у девочки отсутствует социальная адаптация. Миллионы на счетах есть, а навыков жить в реальном мире нет.
Куда катится этот мир? Очевидно, в дурдом... Богатые отцы и их дети. Люди, имеющие все, не могут обрести самое простое — взаимопонимание. Они уничтожают своих близких. Делят имущество, бриллианты, корпорации, продают душу. Зачем? Для чего? Разве это дает им счастье?
Ведь нельзя же так. Ведь мы же все — люди. И даже у собак и свиней есть родительский инстинкт, не позволяющий им уничтожать свое потомство. Ради прибавочной стоимости. Да и не ради нее — тоже нельзя.
— Я уже устал от папиной кампании против меня, — вздыхает Павел Асеев. — Он ходит по знакомым, раздает интервью, как я лежал в сумасшедшем доме и что поэтому от меня нужно держаться подальше... Ему верят — он же отец, он не может хотеть мне плохого... Дошло до того, что я провел экспертизу — в Тольятти, в Москве, независимое медицинское освидетельствование, доказал, что я нормальный и в моем организме нет следов наркотических веществ, что мне можно верить. Вот, почитайте... Я должен оправдываться перед всеми! Мне кажется, отец уже и сам поверил в эту свою ложь, в то, что он меня хочет спасти и вылечить. А в ответ — убивает.
9 апреля Верховный суд Башкортостана будет рассматривать иск Павла Асеева о защите чести и достоинства. Уголовное дело по разглашению закрытой врачебной информации в отношении Павла Петрова-Асеева продолжается.