На прошедшем недавно в «Метрополе» слете секс-работниц я разговорилась с одной из подмосковных проституток. Она сказала, что сейчас на трассах творится затяжная война за «точки»: постоянно «заказывают» (подставляют под задержание) то «мамок», то сотрудников из крышующих их УВД.
— Я всей бухгалтерии, понятно, не знаю, но хозяева «точки» только ментам отстегивают лям в месяц. Да, миллион рублей в месяц куда-то сильно наверх. Доход «точки» в хороший вечер составляет 300 тысяч, 5% — 15 тысяч — получает «мамка», 60 — старший на «точке», хозяин.
Я тебя уверяю: если отдел хочет прикрыть «точку», он просто звонит — даже не едет никуда, просто звонит старшему — и говорит: «Собираетесь и завтра не работаете». Вся эта якобы борьба с притонами и «точками» — лажа. В колонию по 241-й статье («организация притона») не поехала еще ни одна «мамка». За них сидят проститутки. Мамка откупается за 150 тысяч; 200 тысяч стоит посадить за себя проститутку.
Так что «сотрудниц» там держат цепко, их не отпустят, пока они могут работать. Сутенеры — хорошие психологи. Он одну держит любимицей, вторую сделал старшей — она уже «королева», какой-то «карьерный рост». Только девочка в сторону посмотрит — для нее уже приготовлен крючок. И уйти оттуда некуда — только вернуться домой, в тот нищий угол, откуда она уехала. Или труп ее потом в лесу найдут…
Много трагических историй знает Ирина Маслова:
— Месяц назад мне за руку привели избитую девочку 18 лет — Сару, из бывшей союзной республики. У нее на родине мама продала квартиру и пропала, на иждивении Сары осталось два малолетних брата. И она, дуреха, приехала в Москву, потыркалась-потыркалась, ну и какой-то знакомый предложил ей приехать в Питер заработать на квартиру. Причем быстро. Она поехала, знакомый встретил Сару с поезда, созвонился с администратором в борделе, привел ее туда и оставил.
Практически он девочку продал. Ее не выпускали оттуда три месяца. Работала она, выключая свет, чтобы было не страшно, чтобы никого не видеть. Девочку реально просто заставляли работать. И когда клиент настаивал на сексе без презерватива, ее заставляли это делать без презерватива…
А клиенты — они всякие-разные. И произошел какой-то конфликт с одним из них. Он вдруг подумал, что у него украли деньги, и пришел с разборками. И администрация дает ему девочку на растерзание. Мужик Сару избил. А пока он ее бил, администраторы вскрыли ее чемоданчик, где она хранила деньги, все вытащили и выкинули ее на улицу. Без денег, без документов, в крови, в незнакомом городе…
— А ей было куда идти?
— У Сары была знакомая какая-то, и она попыталась ее найти. И вот она встала «голосовать», остановился дядя. Он пожалел девочку, дал ей телефон. И таким образом она, в конце концов, вышла на меня.
Сначала пошли в травмопункт. В «травму» ее не берут: нет документов. На следующий день отправляемся на судебную экспертизу. Там снимают побои, при этом акт на руки не выдают, так как опять же нет документов. И потом я взяла ее за руку и отвела в прокуратуру, где мы просто заставили их взять заявление...
Из заявления Сары: «...Он бил меня по голове и телу, я закрывала лицо. Хотя в то время в квартире было 5 человек, но на крики о помощи никто не зашел и не помог...»
— Два месяца мы получали отписки, что дело отправили по инстанции. За это время мы отправили Сару в Москву, где сейчас юристы пытаются восстановить ей документы. Консульство ее страны находится только в Москве. Депортировать домой ее нельзя: в «депорте» будет стоять причина, по которой она высылается, а в ее стране — уголовная ответственность за проституцию. Забьют камнями. А ведь Сара занималась этим по принуждению!
И вот пока мы решаем с ней все эти вопросы — что дальше делать? — из УВД в пятницу мне приходит бумажка. Я ее когда увидела — меня как под дых ударили. «Проведенная проверка ничего не выявила, всем спасибо».
— А что они должны были выявить?
— Ст. 116 — побои, 122 — постановка в угрозу заражения, 158 — кража, 161 — разбой, хищение чужого имущества, 131 — изнасилование, 241 — организация притона, вовлечение в занятия проституцией, 325 — кража паспорта, 132 — насильственные действия сексуального характера, 127 — незаконное лишение свободы, 25 — преступление, совершенное умышленно группой лиц. И вот все это не является основанием для возбуждения уголовного дела!
— Риторический вопрос: почему?
— В Следственном комитете нас принял полковник, следователь по особо важным делам, очень хороший, очень вменяемый человек. И он нас спросил: «А почему вы не пошли в полицию по месту, где все произошло?» А Сара очень четко у себя в объяснении пишет: ей было неоднократно сказано, что у них «все схвачено, за все заплачено». И вот, да, чудный начальник 36-го отдела полиции — извини, неразборчивая тут подпись, закорючка вместо фамилии, — он пишет, что состава преступления не обнаружено.
— Как часто ты сталкиваешься с такими историями?
— Чтобы дело не заводили? Да у секс-работниц даже заявление не принимают! Я хоть какие-то права знаю, потому что я социально адаптированный человек. Мы пошли вместе, и у нас его приняли. И тем не менее потом — отказали. А как правило, женщины и вовсе в полицию не идут, потому что боятся. Их изначально считают преступницами или недобросовестными свидетелями. Они очень редко подают жалобы по поводу насилия, потому что это бес-по-лез-но!
А сталкивается с насилием практически каждая. Каждая расскажет если не о том, как изнасиловали и избили, так о том, что ограбили или унизили.
■ ■ ■
Хочу напомнить, что в российском УК нет ни статьи за проституцию, ни даже ее определения. Но при этом занятие ею карается по статье 6.11 КоАП. Штраф там небольшой, но и Ирина Маслова, и все участницы ассоциации секс-работниц в один голос говорят: все насилие идет именно из-за существования этой статьи, которая ставит женщин вне правового поля. Довольно часто за ней следует тупой шантаж со стороны сотрудников правоохранительных органов: плати, терпи, занимайся с нами сексом — или мы сообщим о твоем образе жизни по месту учебы твоих детей.
— И это при том, что нет ни одного весомого юридического аргумента против проституции! — говорит Ирина. — В России не существует федеральных законов, допускающих контроль за сексуальной жизнью половозрелых граждан и их сексуальными актами по обоюдному согласию! Это вмешательство в частную жизнь человека. А мне гарантировано государством — иметь собственную жизнь и распоряжаться ею! Надо разоблачить этот многолетний миф необходимости борьбы с проституцией. Юридически такого понятия, как проституция, нет. Это коррупционная афера.
— Приехали… А нравственность?
— Нравственность — это не юридическое понятие. У нас безнравственна женщина, которая изменяет мужу. Но при этом ни у кого не возникает мысли административно ее наказывать.
— Большинство моих читателей просто не знают, чем может обернуться привод женщины в полицию по этой административной статье. То есть что происходит за кадром телесюжета о «накрытом борделе»…
— Это беспредел. Вот последняя история, что я знаю. Женщин забрали в отдел. Там были большие сейфы. И пока хозяева везли выкуп, их запихнули в сейф без еды, питья и туалета. Четыре человека так просидели трое суток. Это ст. 6.11. По какой еще административной статье такое возможно?..
— Но отмена статьи 6.11 — это еще не легализация проституции?
— Нет! Успокойтесь вы! Почему-то все думают, что я за легализацию. Упаси Бог! Я всю жизнь выступаю против! Легализация унижает человеческое достоинство женщины.
— А легализация подразумевает какой-то документ, лицензию?
— Да, при этом она не будет ничем гарантирована. Но почему-то государство будет иметь право на доход, превращая женщину в орудие производства. Таким образом, лицензия фактически вводит монополию на сутенерство.
Говорят: «если кто-то получает доход — он должен платить налоги». Не должен! Бабушка, выращивая огурцы на своем приусадебном участке или свинью, имеет право не платить с этого налог. Во всех странах есть доходы, которые не подлежат налогообложению. Введение налога на, простите, вагину и на право распоряжаться собственным телом означает, что «продажное» женское тело будет котироваться даже ниже свинины. Этот «деловой, прагматичный» подход никак не сочетается со словами «достоинство» и «права человека».
Легализация может привести к тому, что женщина будет лишена права отказать клиенту (как продавец в магазине не может отказать покупателю что-то продать). Она раскрывает анонимность, ставя на нее позорное клеймо на всю жизнь. Ни одна серьезная организация не возьмет женщину, которая когда-то работала проституткой. Она поставит крест на всех ее планах на дальнейшую жизнь, на смену деятельности. При этом легализация позволит преследовать, задерживать и наказывать женщину, которая не желает регистрироваться и платить налоги.
Кроме того, легализация искусственно отделяет «доступных» проституток от любовниц-охотниц и содержанок, хотя мотивация у всех этих категорий женщин примерно одинаковая. Отсюда невольно возникает вопрос: а почему за право «сдавать себя в краткосрочную аренду» надо платить налог, а за право быть любовницей или содержанкой состоятельного человека — не надо?
— Ира, а как надо?
— Декриминализировать. Отменить ст. 6.11, 6.12, ввести в УК новые понятия. Но надо преследовать сотрудников правоохранительных органов, которые наживаются на этом доходе.
И система мировых судей — это полный идиотизм. Девушек привели — мировой судья автоматически присваивает им штраф. А работы у нее другой нет. Штраф она, как законопослушный гражданин, должна оплатить в течение 30 суток. То есть государство в лице мирового судьи берет на себя роль сутенера и заставляет ее идти и оказывать те же самые сексуальные услуги.
Э-э-эй! Мировые судьи! Услышьте меня хотя бы через газету «МК»! Вы выталкиваете женщину совершать то же самое действие, за которое только что оштрафовали!
А «письма счастья» которые рассылаются родным? Присылают уведомление о штрафе за занятие проституцией. Вот счастье маме!..
— Предположим, отменяют 6.11, проституцией заниматься можно... Но ничего же не изменится. Сутенеры и полиция будут иметь сверхприбыль и продолжать удерживать женщин.
— А вот для этого надо менять политику государства в отношении тех, кто вовлекает женщин в проституцию. И организовывать профилактические программы, чтобы женщина понимала, на что она идет. И повышать уровень жизни, в том числе женщин. Ведь женщина, чтобы прокормить себя и своих детей и прожить, часто просто вынуждена идти и заниматься проституцией. Кто-то это делает осознанно, кто-то неосознанно. Но травят всех.
— Но хоть с сутенерами надо бороться?!
— Тут три составляющие — сами секс-работники, их клиенты и третьи лица. Нельзя бороться ни с теми, ни с другими. Нужно бороться только с вовлечением несовершеннолетних и принуждением к проституции, к оказанию сексуальных услуг. Если женщину заставляют — вот с этим надо бороться и жестко наказывать.
— А может жизнь так повернуться, что проституток станет меньше?
— Это произойдет тогда, когда государство начнет заботиться о своих гражданах, особенно о женщинах. Начнет давать им доступное образование и работу с достойной оплатой, станет заботиться об их детях. Женщина в маленьком городке вынуждена вкалывать на трех работах, не уделяя внимания своей дочери, чтобы как-то прокормиться. И она упускает самое главное — любовь к собственным детям. А ей некогда их любить. И, идя в проституцию, она в каком-то смысле выбирает ребенка.
Сейчас в салонах появилось много взрослых теток — после 35, после 40. Сократили. Куда она пойдет в 40 лет? Она никому не нужна... Ну, встала на биржу труда, и?..
…Я залезла в Интернет посмотреть вакансии в Подольске и Самаре. Продавцы там и там получают по 10—17 тысяч. Это только не умереть с голоду с ребенком. На море никогда не поедешь.
Интим-салон в Питере сходу предложит от 60 до 120 тысяч.
Мне безумно жаль женщину, которая стоит перед таким выбором. Я бы не знала, что ей сказать...