Накануне скорбной даты «МК» побеседовал с непосредственным участником тех событий, экс-мэром Москвы Юрием Лужковым. Юрий Михайлович возглавлял городской штаб по освобождению заложников.
— Юрий Михайлович, когда вы узнали о захвате театрального центра на Дубровке?
— Сразу же. В мэрии в то время, не знаю, как сейчас, существовал диспетчерский центр, в который стекалась информация обо всех происшествиях в городе. Дежурный позвонил моему помощнику по безопасности, а он доложил мне. Уже после этого поступила информация от ГУВД.
— Вы дома были?
— Нет на работе. Мы допоздна засиживались. Я сразу вызвал машину и поехал на Дубровку. Рядом с этим театральным центром находится госпиталь ветеранов войны. Именно его помещения решено было приспособить под штаб. В одном кабинете находился городской штаб, который должен был решать вопросы связанные с медициной, работой с родственниками, организацией питания, взаимодействием со СМИ и тд А в другом — оперативный штаб под руководством заместителя начальника ФСБ Владимира Проничева.
— Вы входили в оба этих штаба?
— Да, я возглавлял городской штаб, а с Проничевым контактировал по вопросам, входящим в компетенцию города.
— Какое настроение было в штабе?
— Была нервозность, но не паника. Мы знали, что в центре зала установлено взрывное устройство, способное полностью уничтожить театральный центр и повредить многие здания вокруг. Этого нельзя было допустить. Ну и, конечно, тревога за жизни тысячи человек, многие из которых молодые люди, даже несовершеннолетние, все это накладывало отпечаток на атмосферу в штабе. Но растерянности не было, нет. Знаешь, я практически никого не вызывал. Все, кто был нужен — префект, глава горздрава, Людмила Ивановна Швецова (зам Лужкова по социальной политике — прим. авт.), приехали сами.
— Ваши первые шаги?
— Открыть линию связи с населением и начать взаимодействие с родственниками. Несмотря на поздний час люди начали стекаться на Дубровку, появилась опасность возникновения стихийных действий с их стороны. Это могло дополнительно осложнить ситуацию внутри здания и повредить заложникам. Поэтому мы сразу же развернули центр психологической помощи в ближайшем техникуме.
— Вы ведь предлагали себя в качестве заложника?
— Через Кобзона, который, как я считаю, в той ситуации выполнил до абсурда смелую работу, боевикам был предложен такой вариант: они отпускают женщин и детей, и берут в заложники нас. Я полагал, что террористы как «рыцари идеи» согласятся на это предложение. Но ошибся. Оказалось, что им нужна боль.
— Какое участие вы принимали в подготовке силовой операции?
— Минимальное. Эти вопросы решались силовиками непосредственно с Владимиром Проничевым. Мы со своей стороны предоставили антитеррористическим подразделениям для тренировки ДК «Меридиан» на Юго-западе Москвы, планировка которого практически в точности повторяет театральный центр на Дубровке. В течение суток пока шли переговоры, подразделения «Альфы» и «Вымпела» смогли отработать там свои действия во время штурма.
— Вам хотя бы сообщили, когда начнется операция?
— Да, о времени начала штурма я знал.
— Вы считаете операцию по спасению заложников успешной?
— «Альфа» и «Вымпел» со своей задачей справились блестяще. Они не допустили подрыва театрального центра, уничтожили всех боевиков и спасли подавляющее большинство заложников.
— Говорили, что жертв больше, чем объявили власти. (По официальным данным, погибли — 130 человек).
— Такие слухи возникают всегда. Я говорю о тех данных, в которых уверен и знаю. Названная цифра учитывает и тех, кто погиб при штурме, и тех, кто потом скончался в больницах. Москва была жертвой целой серии террористических актов, и мы никогда не врали людям, называя число погибших.
— Вы знаете, какой газ применяли спецслужбы?
— Название — нет. Знаю, что это был какой-то снотворный газ.
— Почему медикам не назвали антидот против этого газа?
— Мне это неведомо. По вопросам оказания экстренной медицинской помощи во время спасательной операции медики контактировали с оперативным штабом. Честно говоря, я не понимаю, в чьих интересах было скрывать эту информацию, когда у всех была задача — она именно так и ставилась — максимально спасти заложников.
— Машины скорой помощи не могли подъехать прямо к центру, потому что вся территория была заставлена грузовиками, поливальными машинами и тд. Почему их не отогнали?
— Действительно, из-за опасения мощного взрыва все улочки были заставлены грузовиками и другой нашей техникой. Они должны были принять на себя взрывную волну и перегородить путь обломкам, если произойдет худшее. Не отогнали мы их потому, что время начала операции держалось в секрете. Секрет же в свою очередь обуславливался поведением одной из телекомпаний, которой явно не давали покоя лавры CNN, показавшего в прямом эфире штурм Белого дома в 1993 году. Телевизионщики в своих передачах информировало о каждом шаге силовиков, не осознавая, что это на руку террористам.
— Городскому каналу ТВЦ вы запретили вести прямые трансляции?
— Мы никому ничего не запрещали. Это был выбор самих журналистов.
— Юрий Михайлович, как объяснить, что после подрыва жилых домов и метро, террористам удалось спокойно приехать в Москву целой группой, да еще привезти с собой большое количество взрывчатки? Чья недоработка?
— Можно, конечно, сказать, что гаишники недосмотрели. Но в ситуации, когда мимо поста проезжают тысячи машин в час, причем со всей страны, выловить машину со злоумышленниками — это случай. Без оперативных данных это просто невозможно. Поэтому, в первую очередь не сработали те службы, которые должны были в агентурном режиме предоставить сведения о готовящейся террористической операции. До того момента, как мне позвонил дежурный и сообщил о захвате заложников, мы ничего не подозревали.