«Когда мой папа пропал без вести, мне было 2 годика»
— Мы с вами уже неоднократно встречались, почти сроднились. И получается, что наши читатели практически все о вас знают. Хотя это невозможно, конечно. Осталось ли что-то еще, чего про вас не знают?
— У каждого человека есть какие-то моменты в жизни, о которых он или не хочет вспоминать, или ему грустно, стыдно, неприятно. У меня тоже есть, но я не хочу туда оборачиваться. Вот мама у меня часто вспоминала какие-то грустные моменты своей жизни, и в итоге она себя плохо чувствовала. Я ей говорила: «Мам, ну зачем ты вспоминаешь про грустное? Расскажи что-нибудь радостное, прекрасное». Ее молодость пришлась на 20-е, 30-е, 40-е годы, и, естественно, было много грусти. Я не могу сказать, что у меня было так много боли, но всякое происходило... Трудное, отчаянное. Но об этом надо писать книгу или снимать кино. Когда-нибудь я напишу.
— Вы очень позитивный человек, наверное, так и относитесь к жизни. Но можете ли вы сказать о каком-то самом большом своем разочаровании?
— Представьте себе, таких разочарований у меня не было. Наверное, мне везет. Хотя выросла я в голодное время, послевоенное, отец разбился, в доме порой нечего было есть. Но сегодня у меня есть еда, я могу себе позволить то, о чем в детстве лишь мечтала. Что касается моей телевизионной работы, то все вроде бы складывалось благополучно. Хотя, конечно, были трудности. И запрещали меня, и снимали с эфира, и отправляли на «Орбиты», а это было как ссылка в Сибирь. Но, поскольку я родилась в Сибири, мне эти ссылки не были страшны. Скорее я в себе была разочарована: так преданно и так безумно любя своего первого мужа, я все-таки с ним рассталась. Я сопротивлялась, не хотела разрушать свою жизнь, но... Наверное, все-таки взаимоотношения с моим прекрасным мужем, тоже диктором ЦТ, Геннадием Чертовым исчерпали себя. И мы уже с каждым днем становились все дальше и дальше друг от друга. Господь мне послал второго мужа — прекрасного человека, не хуже, чем первый, даже в чем-то лучше.
— Правда ли, что вы родились в Иркутской области в лесу, жили там?
— В 30-х годах моих дедушку и бабушку выслали в Сибирь. Сейчас это город Тулун, а тогда была просто станция. Там располагалась база гвардейского авиаполка моего отца, и там же недалеко жила моя мама. Они встретились, родилась я. Но мы переехали в Москву, когда мне было 2 года, и с тех пор жила там, где аэропорт «Внуково» находится. И там наш дом стоял в лесу. Вокруг было много ягод, грибов, цветов. Когда я сейчас куда-нибудь улетаю из «Внуково», смотрю на то место, где стояли наш дом, школа, маленький аэропорт, куда я на трудовых уроках носила кирпичи для того, чтобы это здание построили. Но теперь там ничего не осталось...
— Слушайте, в лесу... Да вы просто колдунья. Помните, как ее играла Марина Влади?
— Когда этот фильм вышел у нас, я была такая же блондинка, как Марина Влади. Длинные волосы, белокурые... Натуральная блондинка, не перекрашенная. Я шла, а все мальчишки оборачивались, так меня и дразнили — Колдунья. Наверное, оттого что я выросла в лесу, какой-то отпечаток лежал на мне...
Помню, поступала в ГИТИС, люди шептались: наверное, Вовк идет по блату. А меня приняли, потому что я была такая лесная девушка, искренняя, непосредственная, с непредсказуемыми эмоциями. Вот пойду я в лес свой, наберу охапку колокольчиков и влетаю с ними в аудиторию. Все просто замирали, никому не приходило в голову принести педагогу такой подарок. А для меня это было нормально, естественно.
— Ангелина, сколько вам было лет, когда разбился ваш папа?
— Его самолет пропал без вести в октябре 44-го. Мне было 2 годика. Я была очень на него похожа. Помню, люди смотрели на меня — и у них текли слезы. У меня был какой-то необыкновенно прекрасный отец, очень добрый, душа компании, замечательно пел, играл на гитаре... Я ни разу его не видела, только на фотографиях. Когда я на Украину в детстве приезжала, на меня надевали его штаны, рубашку, кепку, водили по селу и показывали — это Мишкова дочка. А все говорили: ну вылитый Мишко!
«Там нужны зубы, когти и локти, а у тебя ничего этого нет»
— Вы блондинка. Есть ли у вас что-то от той классической блондинки из анекдотов?
— А как же! Я все время попадаю в какие-то глупые ситуации именно потому, что блондинка. Блондинки, мне кажется, немножко рассеянные, не всегда сосредоточенные, часто упускают самое главное, концентрируясь на мелочах. Потом по истечении времени они понимают, что главное упустили, но поздно. Мне мой второй муж (чешский художник и архитектор Индржих Гец. — А.М.) говорил: «Если бы ты в школе изучала латынь, у тебя было бы более логическое мышление». Он видел, что я блондинка. А брюнетки совсем другие: более серьезные, сосредоточенные, знают, где главное лежит, и на мелочи не размениваются.
— Наверное, у блондинки все-таки есть свои преимущества?
— Мне нравится, что я добрая. Я люблю помогать людям, делать подарки. Люблю, чтобы все в жизни было красиво, чтобы люди относились друг к другу с любовью, чтобы никто никого не обижал. Чтобы люди понимали ценность жизни, ценность природы, не бросали из окон своих машин фантики на улицу. Меня все это волнует, я так переживаю. Блондинкам присуща сентиментальность...
— В таком случае как вы относитесь к крашеным блондинкам?
— Я думаю, что жгучая брюнетка никогда не захочет стать блондинкой. В юности я мечтала стать брюнеткой, покраситься в жгучий черный цвет, но так и не осуществила, подружки отговорили. Ведь если брюнетка красится в блондинку — все равно суть не скроешь.
— В юности вы хотели стать стюардессой. Я много летаю и видел огромное количество стюардесс. Мне кажется, у вас бы это замечательно получилось...
— Мама потеряла отца, и ей, конечно, не хотелось, чтобы я летала. Тогда после войны самолеты очень часто разбивались, не был еще придуман состав от обледенения. Но когда мне было лет 18, мои друзья-сокурсники полетели отдыхать в Сочи. И мне тоже захотелось. А мы жили очень бедно, и я попросила маму, чтобы она меня устроила зайцем на этот самолет. И меня взяли в бригаду стюардесс. Я так порхала по салону, всех обслуживала и такое удовольствие получала! Мне все это безумно нравилось. И когда я училась на первом курсе, то снялась в роли стюардессы в «Фитиле». Так что частично моя мечта осуществилась.
— Вы же еще снялись в фильме «Прощай» — в режиссерской работе знаменитого поэта Григория Поженяна.
— Поженян позвал меня на кинопробы в Одессу. Помню, там он пригласил меня на концерт Муслима Магомаева, тогда он был безумной звездой. Я получила огромное удовольствие. А потом Григорий Михайлович стал оказывать мне другие знаки внимания, и я подумала: «Не могу я получить роль таким образом». Написала маме, она тут же ответила: «Доченька моя, возвращайся в Москву!» Я вернулась. Но он меня утвердил, несмотря на то, что у нас были испорчены отношения, и разговаривал он со мной только во время съемок. А так проходил мимо, даже не смотрел. Утвердил же потому, что я очень напомнила его жену, которая ждала его всю войну. Хотя как мужчине ему было неприятно его поражение.
— Да, ведь вы могли стать актрисой! Представляли себе такое?
— Конечно, представляла, но мой первый муж сказал: «Тебе в театре не выжить. Там нужны зубы, когти и локти, а у тебя ничего этого нет». Он-то уже в театре поработал. И я не пошла, хотя меня брал Товстоногов. Не сразу в театр, а в студию. Товстоногов на меня тоже обиделся, и когда много лет спустя я подошла к нему во время концерта Володи Спивакова в Ленинградской консерватории, поздоровалась, он отвернулся в сторону и пробурчал: «Я телевизор не смотрю». Это было так смешно. Вы знаете, мужчины не терпят отказа, я поняла.
«Пойди в армянское посольство, возьми ребенка и приезжай сюда»
— Выходит, в вашей власти было делать с мужчинами все что угодно?
— Ну что вы, конечно, нет. Я никогда не пользовалась своими чарами, я этого просто не понимала. Я очень любила Товстоногова, он мне безумно нравится как режиссер, я преклонялась перед его талантом, но уехать из Москвы не могла. Для меня Москва — просто заколдованное место. Даже в Чехию ко второму мужу перебраться не смогла. Мне Индржих говорил: «Не понимаю, почему ты не хочешь переехать в Прагу. Я тебе предлагаю жизнь намного лучше, чем у тебя здесь».
— А если бы вы послушали его и уехали в Прагу, может, ваша жизнь пошла бы совсем по-другому?
— Да, когда мне здесь было очень трудно, я думала: «Боже мой, у тебя был такой замечательный вариант — уехать в тихую, спокойную европейскую страну к мужу-художнику, к главному художнику киностудии „Баррандов“, который построил для тебя дом на самой высокой точке Праги. Жила бы сейчас, наслаждалась...» Но, видно, я не создана для наслаждения, хотя очень любила Индржиха. До сих пор вспоминаю о нем как о самом прекрасном мужчине в моей жизни.
— Я читал, он вам дарил дорогие подарки, а вы здесь в Москве их продавали...
— Дикторской зарплаты мне на жизнь хватало, но телефонные разговоры стоили очень дорого, и тогда мой бюджет трещал по швам. А Индржих каждый раз привозил мне чемоданы невероятно красивых вещей. Он же художник, поэтому покупал то, что меня украшало. Вот достает он из чемодана какую-то вещь, бросает к моим ногам, а сам на меня смотрит и сияет от счастья. Потом он уезжал в Прагу, и мне безумно хотелось с ним разговаривать по телефону. Вот я и продавала те подарки и звонила ему столько, сколько хотела.
— Он не обижался?
— Никогда. Его вывести из равновесия было просто невозможно, хотя несколько раз я пыталась. Но и первый мой муж был прекрасный.
— Ангелина, а Геннадий Чертов... Он жив?
— К сожалению, не знаю. Пыталась выяснить, потому что какой-то слух непонятный прошел, но ни один человек, который с ним общался, ничего не мог сказать. Он же женился и ту квартиру, где жил после нашего развода, отдал дочери своей новой жены. Но для меня он жив всегда.
— А как вы относитесь к пословице «С милым рай и в шалаше»?
— Так у меня с Геной и был рай в шалаше. Мы с ним начинали студентами, учились на одном курсе. У него ничего не было, у меня тоже. Но была любовь. А это самое главное. Прекрасные чувства, которые заставляют забыть о трудностях.
— Простите, Ангелина, очень личный вопрос. Плод любви — дети, а у вас...
— Так сложилась моя жизнь. Однажды я оказалась в больнице, и после этого мне сказали, что детей не будет. Гена, естественно, знал об этом, и на Индржа это не производило впечатления. Единственное, он меня всегда просил усыновить ребенка. Когда в Спитаке произошло землетрясение, он мне позвонил и сказал: «Пойди в армянское посольство, возьми ребенка и приезжай сюда». Я пошла в армянское посольство, но мне никто не дал, сказали: «Мы сами воспитаем своих детей».
«Это же детский лагерь, какой райдер с коньяком!»
— Вы вели «Песню года» 26 лет. Так ведь можно и в Книгу рекордов Гиннесса попасть!
— А я там есть — за самое долгое ведение музыкального фестиваля.
— Вы такая светлая, душевная, в чем-то наивная. Блондинка в лучшем смысле слова! Но когда вы вели 26 лет это мероприятие и воочию сталкивались с певцами и певицами, разве не было разочарований?
— Некоторые делали карьеру — заискивающе подходили ко мне, целовали ручку, заглядывали в глаза... А потом, когда становились знаменитыми, при встрече у них появлялось высокомерное выражение лица: мол, вот я великий, а ты-то кто тут такая маленькая? Или как бывает — приглашаю в «Орленок» на три дня: да, бесплатно, но они будут жить там, кушать, отдыхать за счет принимающей стороны. Иногда кто-то выставляет райдер: «Коньяк такой-то». Это же детский лагерь, какой райдер с коньяком! Но приходится добывать и коньяк, и гонорар...
— Не хочу, чтобы мы брюзжали, но скажите: другое поколение, начиная с Маликова, Преснякова, тем более Билана, отличается от поколения Кобзона?
— Как раз те, кого вы перечислили, — очень хорошие, и Дима Маликов, и Пресняков, и Билан. Они ближе к нашему поколению. На «Песенке года» Маликов у нас выступал, Билан приезжал. Не знаю, может, сейчас он бы уже не приехал...
— Ангелина, а вы любите рок-н-ролл?
— Однажды я была на концерте в «Олимпийском», там играли рок-н-ролл. Мне безумно понравилось! Музыка меня взбудоражила, захватила. Человек какой-то сидел рядом, спросил: «Что, вам нравится рок-н-ролл?» Я кричу: «Да!» Он так на меня посмотрел, типа да, у тетки, наверное, какие-то тараканы в голове. Хотя со временем начинаешь любить что-то другое. Если говорить о музыке, сейчас я отдаю предпочтение классике, хотя я и раньше ее любила, совсем еще девочкой ходила в консерваторию. Человек созревший, думаю, предпочтение отдает классической музыке — это гармония, красота. Недавно я была в Большом театре, слушала оперу «Дон Жуан» в исполнении артистов Ла Скала. Ну какая попса с этим может сравниться?! Сейчас ни один концерт артистов шоу-бизнеса я не смогу высидеть, даже Пугачеву. Это же застрелиться нужно, чтобы дослушать все до конца.