ОТРЕЧЕТСЯ ИЛИ НЕ ОТРЕЧЕТСЯ?
2 марта 1917 года в царском поезде, следовавшем из Могилева (Ставка Верховного главнокомандующего) в Петроград, делегация Временного комитета Госдумы в составе двух человек — В.В.Шульгина и А.И.Гучкова — получила от Николая II согласие на его отречение от престола. После долгого, по всей вероятности, мучительного колебания государь согласился покинуть трон. Март вообще был для династии Романовых (а, значит, и для России) трагическим месяцем. В марте был задушен император Павел I, в марте взорвавшаяся под ногами Александра II бомба оборвала его жизнь.
В.В.Шульгин позже вспоминал: идея о необходимости отречения «росла из ненависти к монарху, не говоря обо всех прочих чувствах, которыми день и ночь хлестала нам в лицо революционная толпа».
Напомню: поначалу речь впрямую об отлучении от власти не шла (хотя все к тому двигалось), царя просили пойти на некоторые демократические уступки. Он медлил, а когда все же согласился, было поздно, мелкими подачками стало не отделаться. Пришлось решать вопрос кардинально — уходить «по собственному желанию».
В Царское Село Николай II прибыл в подавленном настроении. Ожидавшая его в Александровском дворце вместе с императрицей близкая ее подруга Ю.А.Ден свидетельствовала: «...Когда мы вошли в красный салон и свет упал на лицо императора, я вздрогнула. Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги. Он походил на старика».
В Петрограде уже вовсю бесчинствовала толпа. Что было терять разбушевавшимся людям? Свое подневольное, жалкое положение? Нищету и подступавший голод? Страхи и боязнь наказания к этому времени стали неактуальны. О возможности террора, подобного тому, который вскоре развяжет Сталин, никто в те годы не мог и помыслить. Расстрел мирной демонстрации, произошедший в январе 1905-го, и накинутая вскоре после этого на шею страны петля «столыпинских галстуков» были позабыты.
Ситуация, как подмечено многими, весьма напоминает положение дел в сегодняшней России. Низы бурлят, верхи не знают, что предпринять. Именно в такой миг и приставили царю к горлу требование: отрекись! И он послушался.
СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ
Существует множество противоречивых суждений: что было бы, если бы не отрекся? Может, не произошло бы дальнейших трагических для России катаклизмов? Так бы и катилось дальше? Царь сам по себе, страна — сама по себе.
Но кто знает — что было бы, если бы... История не имеет сослагательного наклонения.
Попытаемся не сойти с ума и влезть в шкуру Николая II.
Что заставило его отречься? Страх за себя, за семью, с которой могли сделать что угодно? Уже был убит Распутин и готовилось покушение (или запугивали, что готовится) на императрицу. Николай II об этом знал.
Он отрекся из деликатности? Неловко ведь навязывать себя, нежеланного, в пастыри переставшей верить в твои чудесные силы пастве?
Или из гордости? «Не хотите видеть меня во главе, со мной вам плохо — ну так я уйду. Без хлопанья дверями и картинных жестов...»
Из злокозненности? «Я уйду и посмотрим, каково вам будет...»
Он в общем-то мог бы сказать: чего от меня хотите? Чем я хуже других русских правителей? И всегда Россию возглавляли не самые достойные верховоды. Взять хоть тирана Ивана Грозного, хоть тихого убийцу Бориса Годунова, хоть туповатого тезку-пращура Николая I или непосредственно моего папу, Александра III...
Итак, он знает о себе, что не самый выдающийся. Ему все (кроме жены) об этом говорят — почти в открытую. Он ведает, что имелась возможность для России более удачного царя — приди к власти его более просвещенный и умный брат. Но царские троны раздают ведь не по уму, а по праву престолонаследного старшинства. Александр III занял престол тоже не по уму, а потому что его более умный и образованный брат Николай умер молодым. Но правил Александр III вроде благополучно, хотя тоже подвергался покушению... Выходит, необязательно царю быть умным, продвинутым, народолюбивым?
А может, Николай Кровавый хотел выглядеть красиво? В глазах современников и потомков. Или сообразил: против народной стихии не попрешь, даже имея диктаторские замашки. Да и замашки эти надо подтвердить. А тут не ясно, кто кого больше боится: массы — царя, или он — непредсказуемого бунта? Тут ведь уже не об одиночках речь — Разине и Пугачеве, а о коллективном навале.
В любом случае с человеческой точки зрения его поступок понятен. Мало кому приятно узнавать о себе правду. Правду о том, что не ценят и не любят. Не уважают. Подсмеиваются. И все же он, возможно, тешил себя иллюзиями в тиши Александровского дворца... Текст телеграммы, подтверждающий его отречение, им самим сочиненный, звучит пафосно: «Нет той жертвы, которую я не принес бы на благо родной матушке России. Для ее блага я отказываюсь от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он до совершеннолетия оставался при мне».
Вот еще в чем было дело: он не боялся предстать перед царицей разжалованным, поверженным, невсевластным. Азарта к борьбе в нем не осталось (или никогда не было), не клокотали в сердце амбиции (а это большой для монарха минус). Появись у него молодая возлюбленная — и как знать, как знать... Превыше всего он, похоже, ставил семейную тихую заводь. И, отрекаясь, выговорил прежде всего право спокойствия для своих болевших в то время корью детей.
А мог ведь настоять на своем: «Вы меня не хотите, а я все равно останусь!..». Конечно, знай наперед, чем закончится его отречение (Ипатьевским домом и расстрелом, приходом к власти убийц, обескровивших Россию), миллион раз подумал бы, прежде чем совершить ведущий к гибели шаг. Но так далеко никто не заглядывал. Кроме Распутина, который многое предсказал, а теперь почивал в могиле и ничего царю посоветовать не мог.
...У нынешних наших правителей ресурса страха и запугивания и подавно нет. Его с лихвой израсходовали предыдущие генеральные секретари и генералиссимусы. Как же быть им, сегодняшним?
Отречение Николая II — мощный аргумент для Путина — в пользу сохранения власти за собой. Но пока, кроме сбрасывания с воздушного корабля балласта (и попыток представить это обновлением политического курса), когда добровольно уходят со сцены надоевшие политические фигуры, — ничего, по сути, не предпринято...
Вопрос остается подвешенным: людям надоело вранье, исходящее от конкретных и не собирающихся оставлять свои позиции лиц. Какой шаг эти лица предпримут? Останутся раздражителями, мулетами, вызывающими ярость? Или уйдут?
КТО ПОЕДЕТ?
Вот еще вопрос: кто поедет к президенту (или премьеру) требовать отречения? Есть ли в российском истеблишменте фигуры, равные Шульгину или Гучкову? Те были непререкаемыми, очевидными патриотами, монархистами, хоть и оказались недальновидными политиками.
Кто поедет? Явлинский? Навальный? Каспаров? (Это если они между собой столкуются.) Но чего станут требовать от свергаемого? Разного? Непохожего? Разнополярного? Что ждет Россию в этом случае?
Попутно надо разобраться: насколько искренни и наивны были попытки тех, кто, затевая революцию 1905 и 1917-го, мечтал о справедливости, кто хотел преобразовать гадкую российскую жизнь в райский оазис. Может, превалировали в тех попытках тайные корыстолюбивые, эгоистические мотивы? Главенствовала надежда «под шумок» завладеть большим, чем имелось в распоряжении? Построить более удачную карьеру, объегорить недотеп?
Произошло то, что и всегда происходит в политических заварухах: ушлые и циничные обманули доверчивых, втянули их в свою игру, прикрываясь берущими за душу громкими лозунгами, осуществили то, что намеревались: отомстили тем, кто был успешнее их. О будущем особо не задумывались, им оно было безразлично (после нас — хоть потоп), важно ведь насладиться моментом собственного торжества.
БЕЗЫСХОДНОСТЬ
Сегодня, из будущего, отчетливо различимы бездарность царских министров, отсутствие широты мышления и государственного разума у Николая, тупость полицейских и армейских чинов (все это, вместе взятое, и привело Россию к кровавому коллапсу). Но тогда, в начинавшемся вихре революционной неразберихи, в будничной лихорадке еще не вылезшей наружу во всей своей грозности болезни, грядущей агонии никто не замечал. И одна образина (не венценосная) сменила другую (венценосную).
РЕВОЛЮЦИЯ ШОУМЕНОВ
Трудно даже вообразить, насколько изменило нашу жизнь телевидение. В мемуарах революционера № 1 Льва Троцкого читаем: на одном из конспиративных съездов партии (кажется, в Лондоне) он видит человека, смутно ему знакомого. Подходит, спрашивает: «Вы — Горький?» Реальна ли подобная картина сегодня? Каждый мало-мальски заметный деятель культуры хоть раз да мелькнул на экране ТВ, хоть раз да напечатал свое фото в книге или газете. А уж политики засветились сотни раз!
Но ведь сегодня не люди, а маски мелькают перед нами...
Россия — страна, верящая в чудо, делающая ставку на чудо, постоянно ожидающая, что ее спасет чудо, и неизменно находящая подтверждение своим упованиям, одерживающая победы — вопреки обстоятельствам и здравому смыслу.
Может, повезет и на этот раз? Однако лидер гавеловского типа — пусть в перспективе — все равно не помешал бы нашей стране. Начитанный, образованный, не замеченный в воровстве... На такого остальным гражданам можно равняться, с такого можно брать пример.
Когда видишь усилия человека, пытающегося избежать нечестности, сам хочешь начать работать столь же бескорыстно. Когда видишь, что тебя дурачат (а не увидеть такое невозможно), появляется желание саботировать, игнорировать и никак не помогать окружающему тебя обществу.
Хоть бы шанс дали появиться такому, похожему на Гавела, лидеру!
Не хочется думать в связи с предстоящими временами о судьбе Николае Чаушеску и его супруги. А вот о судьбе Гавела задуматься полезно.