Нелли Михайловна: «Три месяца пролежала пластом на сохранении в больнице, мы очень хотели ребенка!»
«Иосиф Давыдович, в чем секрет семейного счастья?» Но до этого вопроса еще далеко, а началась наша беседа с... семечек.
— Семечки люблю я, — призналась Нелли Михайловна, когда совершенно случайно прозвучало, что супругам прислали из Киева два обожаемых всеми украинских продукта — семечки и сало. — А Иосиф Давыдович старается меня ими обрадовать, но при этом всегда злится: в офисе не есть! дома не есть! в гостях не есть! к сцене вообще не приближаться!..
И.Д.: — На работе ни в коем случае семечки не есть — успеха не будет.
— Иосиф Давыдович, а сало, наверное, вы любите?
И.Д.: — Раньше ели с горчичкой. Горбушку черного хлеба натираешь головкой чеснока — и сало... О-о-о-о! К сожалению, общение с обществом сейчас не позволяет.
— Сорок совместно прожитых лет прошли как один день или вы их все-таки проживали?
И.Д.: — Незаметно пролетели эти годы. Тогда традиция была, а расписывались мы в Ленинграде: жених должен был три раза «обкружить» невесту вокруг Александрийского столпа, что на Дворцовой площади. На счастье. Так вот, у меня такое ощущение, что это было вчера... А прошло 40 лет. Никто, конечно, не загадывал. И сейчас не загадываем — ни я, ни Нелли...
Н.М.: — Несмотря на то что ты меня эти три круга не обнес...
И.Д.: — Обнес! Три круга!
— Как вы познакомились, тоже помнится как наяву?
Н.М.: — Я его не узнала. Видела ведь только по телевизору, а экран делал Иосифа каким-то квадратным. Наяву он оказался более статным, высоким, более элегантным.
Познакомились мы у наших друзей; у них была 3-комнатная квартира — в первой комнате был накрыт стол а-ля фуршет, вторая была хозяйской спальней, а в третьей гости смотрели «Белое солнце пустыни». А я была девочкой очень хорошо воспитанной, строгих правил, — зажатая, скованная, стеснительная, очень тихая. И я зашла — все сидели, мне со света было мало что видно, и какой-то мужчина сразу встал и уступил мне место. Мне это было приятно. Вскорости фильм закончился, включился свет, и я уже смогла более детально рассмотреть этого мужчину. Он был очень красивым, очень элегантно одет: как сейчас помню белый свитер с воротником-гольф — мы его называли тогда «болон» — и бежевый пиджак. Но я не узнала, что это Кобзон. Мне просто импонировало, что он мне уступил место. Потом мы познакомились, у нас были какие-то свидания, но что он звезда — я не задумывалась. Я ведь не была фанаткой, «сырихой»... Я росла в Ленинграде, была театралкой, смотрела все премьеры, но эстрада не совсем была моим увлечением. Поэтому я спокойно отнеслась к этому знакомству. И когда Иосиф приехал к нам домой и предлагал всякие варианты нашего знакомства — мы же жили в разных городах, и в том числе рассматривалась ситуация, чтобы я поехала с ним на гастроли, — я ему ответила, что это исключено. Во-первых, я порядочная девушка, я работаю, а потом — у меня мама, семья, они этого не поймут. А мама, надо сказать, была главенствующая в наших с ней отношениях, и в тот момент она нашла компромисс — сказала: «Вы знаете, Иосиф, у меня дочка одна, я ее очень люблю, и я вижу единственный вариант, чтобы мы познакомились поближе и сблизились, — это наш совместный отдых». Вот так все и случилось, совсем не сразу.
И.Д.: Жили вначале в достаточно стесненных условиях — у меня к тому времени, когда мы поженились, была кооперативная двухкомнатная квартира на 1-м этаже, 24 метра. У меня ведь никогда не было государственной площади, ни одного метра. Я там поселил маму, отчима — он ушел из жизни в 1970 году, а мы поженились в 1971-м, — и сестру. И надо же было так случиться, что мы отметили наше бракосочетание 3 ноября, а сестра — 6 ноября. И сестра въехала с мужем в эту же квартиру; она жила в одной комнате с мамой, а я с Нелли — в другой. И тогда мой друг, ныне академик, профессор Палеев Николай Романович сказал: «Ну что вы так будете мучиться? Приходите ко мне в клинику — я вам палату выделю больничную. И пока вы не найдете себе пристанище — поживите там». Так и вышло: он выделил нам в клинике палату, разрешил крючок повесить изнутри, и мы жили там какое-то время, пока я не приобрел нам кооперативную 3-комнатную квартиру.
Н.М.: — Малогабаритную!
И.Д.: — Малогабаритную, но все равно трехкомнатную. У Роберта Рождественского есть стихотворение «Я и мы», там такие строчки: «Сами мыкайтесь в любви, вы, которые на „мы“!». Если есть возможность обойти бытовые «углы» — их надо безусловно обходить, если нет — тогда надо их переживать. С милым рай и в шалаше — это все понятно, но лучше иметь отдельную квартиру. Ну вот... Жили, я все время ездил на гастроли, надо было отрабатывать...
Н.М.: — Я с тобой тогда еще ездила!
И.Д.: — Да, Нелли ездила со мной, возила электроплитку, потому что рестораны тогда работали до 22.00, а я заканчивал концерты в 23.00 — у меня было по два-три сольных концерта в день, и когда заканчивался третий концерт, мы приезжали в гостиницу. Нелли кроме электрической плитки возила сковородку. Она готовила какие-то консервы, типа тушенки с гречкой. И потом кипятильником заваривала чай — это была наша еда после концерта. Потом, к счастью, мы стали ждать первенца, и в связи с тем, что мы очень его ждали, боялись, чтобы не было никаких непредвиденных обстоятельств, случайностей, Нелли перестала ездить на гастроли.
Н.М.: — И три месяца пролежала пластом на сохранении в больнице.
И.Д.: — Очень мы хотели ребенка. А потом у нас появился долгожданный, первозванный Андрей — надо было думать о том, где прогуливать его в Москве, которая дышала смогом, и мы жили сначала у друзей на даче.
Н.М.: — У Гоши, который был свидетелем у нас на свадьбе. Все удобства были во дворе — деревянная маленькая дачка в Опалихе, но чудесная.
И.Д.: — А потом Нелли порадовала меня следующей беременностью, и мы уже купили в Баковке в 1976 году дачу. Я одолжил деньги у Роберта Рождественского, у Оскара Фельцмана, да много у кого наодалживал. И пока Нелли ожидала появления нашей дочери Наташи, я неистово колесил по Советскому Союзу — зарабатывал, чтобы рассчитаться за эту свою летнюю резиденцию, в которой мы по сей день находимся.
Иосиф Давыдович: «Когда передвигали мебель и обнаруживали брошенные за шкаф дневники с „двойками“, было не очень приятно»
— Вы были строгим отцом?
И.Д.: — Я был строгим только по необходимости. Конечно, мама была у нас самая добрая, а я был папа-яга — мама баловала все время детей, а я, когда приезжал накоротке с гастролей и обнаруживал перепачканное чернилами лицо Андрея...
Н.М.: — Он был строгим отцом по отношению к сыну и мягким — по отношению к дочери. Ну, может быть, так надо было.
И.Д.: — Но когда мы передвигали мебель и обнаруживали брошенные за шкаф дневники с «двойками», было не очень приятно...
Н.М.: — Он никогда не хотел тебя огорчать.
И.Д.: — Конечно, я наказывал. Но я не бил детей никогда. Я на них кричал, и они терпеть этого не могли. Как моя дочка как-то сказала... Я ее будил на занятия: «Наташа!» А она: «О-о, баритон появился!» (Смеется.) Ну ничего, выросли дети, они не таят никакой обиды на меня, мамку как любили...
Н.М.: — На меня — таят!..
— На вас? За что?
Н.М.: — Дети сперва росли в обычных детсадах, в обычной школе... В районном садике, в одной группе с сыном того самого Палеева (теперь Филипп Палеев возглавляет терапевтическое отделение в клинике), и наш сын был, и Андрюшка ему даже машинкой лоб рассек — у Филиппа до сих пор есть шрам, но все равно это, наверное, милое воспоминание. Но потом так получилось, что мы дочку отправили в 13 лет учиться в Америку. Были 90-е — лихие времена, мы опасались за их судьбу и поэтому отправили дочку в Калифорнию, в частную школу. Ранчо, лошади, бассейны, класс по последнему слову техники — все это было, но она оказалась на какое-то время в одиночестве, в изоляции, в англоязычной среде. Конечно, ей было тяжело. И она мне все время припоминает это, говорит: «Мама, как ты могла?!» А я отвечаю: «Поэтому ты сегодня — человек мира, ты прекрасно знаешь языки: английский, французский, испанский, а если бы этого не случилось — не случилась бы твоя свободная программа жизни». Может быть, она в чем-то права, но что теперь об этом судить — так сложилось. Вот она меня иногда этим попрекает...
— Сына больше при себе держали?
Н.М.: — Нет, сын тоже учился в Лос-Анджелесе, в музыкальном колледже, — им преподавали музыканты, работающие в Голливуде. Потом закончил юридическую академию. Он с 16 лет работает, потому что отец к нему всегда был очень строг. Начинал в оркестре у Саши Буйнова — вообще-то он барабанщик, ударник. Работал с Володей Пресняковым, Сергеем Мазаевым, группой «Воскресение», со всеми музыкантами по-прежнему дружен, не прекращает заниматься вокалом, играет. Недавно был концерт, посвященный 20-летию группы «Воскресение», — он весь концерт проиграл на барабанах. Мы с его отцом все это время просидели в зале. И я так нервничала, так переживала, так гордилась за его выступление! К сожалению, музыка не стала его профессией, но осталось хобби на всю оставшуюся жизнь.
— То есть вы детей особо не баловали?
Н.М.: — Баловали, у нас дети всегда все имели, везде бывали — и в Диснейлендах, и с нами везде отдыхали. Но, знаете, дети — они растут на личном примере родителей. И у меня, и у Иосифа было очень трепетное отношение к нашим мамам. Иосиф вообще потрясающий сын, об этом легенды ходят... В свое время первое, что он мне сказал, когда делал предложение: я должна быть хорошей невесткой. Но мне не пришлось себя переламывать, потому что его мама сразу ко мне очень доброжелательно отнеслась — я была тот идеал, который она желала для своего сына: скромная, молодая, а она хотела, чтобы у сына была нормальная семья: жена — не актриса, дети... Так что у нас были общие взгляды и общие интересы. Она многому меня научила, и все эти годы жизни, если я что-то готовила, самая большая похвала была: «Похоже на маму».
И.Д.: — У Нелли тоже было непростое детство — ее и брата воспитывала мама, я вообще дитя военного времени. Отец, контуженный, оставил нас в 43-м году, когда мы были в эвакуации, в 44-м мы вернулись на Украину, а в 46-м мама заново вышла замуж, и нас стало пятеро братьев, и сестра появилась общая. Мы пережили трудное детство, жили крайне бедно, голодали, но видели, что родители максимум возможного делают для того, чтобы мы выросли, смогли обрести себя в этом мире и отблагодарить их за усилия.
Н.М.: — Мама Иосифа любила его больше всех, но была к нему очень строга — как она говорила: «Я строга, но справедлива!» И она прекрасно понимала, что Иосиф стоит материально выше своих братьев, и поэтому внушала, что должен помогать своим родным, что он с удовольствием и делал. Он и моему брату помогал, и моей сестре. И дети все это видели. И когда дочка уехала жить в другую страну, а у нас была соседка — интеллигентная, красивая женщина, в свое время слыла известным адвокатом, но в возрасте 90 лет осталась совершенно одинокая, — и вот каждую неделю наша дочь из другой страны до самой ее смерти посылала ей заказы с продуктами. Никто Наташу об этом не просил — она видела такое в своем детстве и всегда говорила: «Я хочу заниматься благотворительностью, а именно — домами престарелых». И она не может пройти мимо нищего, чтобы не подать ему. И так же воспитываются наши внуки. В каждом доме стоит коробка, на котором написано «детский дом», и туда дети складывают игрушки, которыми они уже поиграли.
Нелли Михайловна: «Когда Иосиф хочет мне сделать что-то особенно приятное, он спрашивает: «Ну что, мне сходить вынести мусор?»
— Влияли на выбор жизненного пути детей?
Н.М.: — Они получили великолепное образование. Дочка с отличием закончила МГИМО, и мы думали, что у нее будет блистательная карьера, потому что она очень грамотная, харизматичная, волевая. Но так получилось, что она на последним курсе института выскочила замуж — сразу же они стали ожидать ребенка. Но Наташа клятвенно пообещала, что принесет нам к рождению дочери диплом. И принесла диплом с отличием, я его храню в сейфе, потому что так случилось, что по жизни она стала очень хорошей матерью, прекрасной женой и замечательной дочерью.
Сын рано женился, и появилось сразу двое детей, ему пришлось уйти с концертной работы, потому что приходилось гастролировать по 9–10 месяцев в году — не получалась тогда нормальная семейная жизнь. И ему приходилось зарабатывать, чтобы прокормить семью, потому что его отец в этом отношении всегда ставил все на свои места: у тебя семья, дети, ты должен сам их обеспечивать, ты должен сам думать о своей семье — ты мужчина. И теперь, когда ему уже достаточно лет, он понимает, что отец был прав.
— Их выбор спутников жизни вы как-то контролировали?
И.Д.: — Сына — нет, он неконтролируемый; что касается дочери, то мы ей рекомендовали.
Н.М.: — Когда сын пришел и сказал, что хочет жениться на Кате — а они познакомились, когда им было по 20 лет, и решили пожениться через два года, — я спросила: «Почему такой выбор? Я ничего не имею против Кати, она — чудная девочка, вы любите друг друга, но просто вы очень молоды, и ваше решение может быть скоропалительным. Поживите вместе, посмотрите». А он говорит: «Нет! Кате уже 22 года, она девушка, ей пора определяться, и потом — у меня два аргумента: во-первых, я ее очень люблю, а во-вторых, она очень похожа на тебя. Где я еще найду девушку, которая так похожа на тебя?» Я говорю: «Ну, у тебя два таких аргумента, против которых я не могу возражать». Вот что было с сыном, а что касается дочери — она всегда была с таким своим характером...
И.Д.: — С моим характером!
Н.М.: — Своевольная, упрямая, очень сильная, бескомпромиссная, еще юношеский максимализм присутствовал. И мне всегда казалось, что ей будет сложно найти спутника жизни. А мы тем временем были на гастролях в Австралии, и нас там сопровождал молодой человек. Когда он нас встречал — такой загорелый, красивый, спортивный, высокий, на белом старинном «Роллс-Ройсе», такой открытый кабриолет 57-го года, и сумасшедшие белые лилии... — я подумала: «Боже! Какой парень! Вот бы он был мужем нашей дочери!» И когда мы приехали в гостиницу, Иосиф мне теми же словами говорит то же самое. У нас в жизни, кстати, бывает очень много моментов, когда мы думаем абсолютно об одном и том же и проговариваем одними и теми же словами одно и то же — настолько наши мысли совпадают.
...Тут надо отвлечься и сказать, что у наших детей всю жизнь была няня. Простая русская женщина из Рязанской области, дети ее обожали, хотя она была очень строгая. Когда наша няня умерла, а ей было уже 95 лет, мы поехали в Ленинград ее хоронить, и дочка так убивалась, что просто укладывалась к ней в могилу. И на 40 дней она снова отправилась на кладбище, а когда вечером прилетела в Москву, то аккурат в тот же вечер познакомилась со своим будущим мужем — тем самым парнем, что сопровождал нас на гастролях. И как искра между ними пролетела! Я в это никогда не верила, но у них именно так произошло. И у Наташи в голове сложилась мысль, что это няня прислала ей мужа. Вот так все и получилось. И мы очень рады, что этот выбор дочери совпал с нашим выбором.
— Его родители — русские эмигранты?
Н.М.: — Выходцы из Белоруссии.
И.Д.: — Меня воспитывал отчим по фамилии Раппопорт — так вот, они тоже Раппопорты.
Н.М.: — Мы очень подружились во время тех наших гастролей — они очень сердобольные люди, у них замечательный дом престарелых, и они прекрасно воспитали своего парня.
— Иосиф Давыдович, так в чем же, по-вашему, рецепт вашего семейного счастья?
— Я пытаюсь анализировать нашу семейную жизнь, как вы предлагаете, и ничего оригинального в ней не нахожу. Когда мне исполнилось 60 лет и был большой концерт с оркестром и с хором, меня спрашивали: «О чем вы, такой титулованный артист, мечтаете?» А я мечтал о внуках. К тому времени у Бубы Кикабидзе появился внук, и я искренне завидовал. Белой завистью. Думал: «Господи! Надо же, как везет людям! Молодой, здоровый, цветущий дед!» ...И вот посыпались на нас с Нелли как из рога изобилия внуки. Что еще желать? Мы выполнили предназначение Божие: родили детей, посадили много деревьев, построили дом и для сына, и для дочери... Слава Богу, востребованы! Мне говорят: «Ну остановись, нельзя так много работать — возраст есть возраст!» Но я тороплюсь — просто по той самой причине, что возраст катастрофически быстро уходит! Мчатся годы — вот я не заметил, как пролетели эти 40 лет нашей совместной жизни, не заметил, когда подкрался и мой второй юбилей...
— Нелли Михайловна, скажите тогда, а в чем рецепт простого женского счастья? Все-таки не любая женщина сможет прожить сорок лет с таким знаменитым человеком... Я думаю, это совсем не просто.
Н.М.: — Я всегда говорила Иосифу: «Да, ты — кумир, ты — звезда, но для меня ты — мой муж, и наши отношения всегда будут строиться на этом! И, пожалуйста, пойди вынеси мусор...»
— Мусор?
Н.М. (смеется): — Я вам расскажу. С самого начала Иосиф поставил мне массу условий. Первое — дружить с его мамой. Дружила! Родить ему детей... Ну, это не обсуждалось. Он сказал: «Ты будешь хорошая и добрая, а я типа буду злой. Ты никогда не сможешь отказать моим друзьям в гостеприимстве, ты в любое время дня и ночи накроешь стол, когда я захочу принять своих товарищей. Ты не будешь отказывать ни в каких просьбах нашим родственникам». То есть масса была условий. А я ему поставило только одно — на всё сказала: «Да! Да! Да! А ты будешь выносить мусор...»
— Почему именно мусор?
Н.М.: — Да просто однажды в детстве я провалилась в мусорную яму и чуть не утонула. И с тех пор для меня самое страшное в жизни было — выбрасывать мусор...
— И что, Иосиф Давыдович так же, как и вы, свято соблюдал условия брачного договора?
Н.М.: — Да! До сих пор, хотя такой проблемы давно уже нет, он, когда хочет мне сделать что-то особенно приятное, спрашивает, уже с юмором: «Ну что, мне сходить вынести мусор?»