Практически все пленные имели ранения. Шансов выжить у них почти не было. Чудом уцелевшие свидетели рассказывали потом, что каждый день в лагере умирали 200–300 человек. Хоронили умерших тут же, в лагере. Прикапывали во рвах. Всего было вырыто 45 таких рвов, каждый по 100 метров длиной. Историки считают, что в них лежат останки 80 тысяч человек. Примерно. На самом деле, может, и больше.
Вязьму советские войска освободили в 43-м. После войны началось восстановление народного хозяйства. Про поражения и лагеря старались не вспоминать, как про бесславные страницы истории.
Мясокомбинат со временем достроили. В советские времена он принадлежал государству, а после перестройки был приватизирован и перешел в частные руки. Сейчас его владельцем является Павлов Алексей Григорьевич. При коммунистах он занимал высокие должности в руководстве города. Сейчас — депутат областной Думы, член партии власти. Уважаемый человек. В Интернете висит его снимок с Грызловым — видимо, когда тот навещал Вязьму.
Территорию мясокомбината новому владельцу удалось расширить. Она сейчас включает не только корпуса, где мучились пленные, но и рвы, в которых зарыты их кости.
Эти рвы тянутся по территории мясокомбината и по соседним участкам-огородам местных жителей. Жители растят на них картошку, а мясокомбинат выпускает свиную тушенку.
Каждый год к погибшим в лагере защитникам Москвы приезжают родные. В лагерь, то есть на территорию мясокомбината, их, разумеется, не пускают. Поэтому они стоят там под бетонным забором и не знают, куда прислониться. Цветы положить некуда. Помянуть отцов-дедов — негде. Ни могилы у них нет, ни памятника, ни креста.
У родственников есть мечта — увидеть на месте лагеря мемориальный комплекс. Чтоб рвы были обозначены, и фамилии выбиты, и памятник стоял, и можно было там что-то прочитать про историю Дулага. Года четыре они за это бились, писали по разным инстанциям — и президенту, и премьеру, и в Комитет «Победа». Все бесполезно. Мясокомбинат — частная собственность. Чтоб устроить там мемориал, мясокомбинат надо выкупить. Но выкупать его, конечно, никто не будет. У родственников на это денег нет, а властям оно на фиг не надо.
Чтобы от родственников отвязаться, власти придумали другой вариант: эксгумировать останки военнопленных, которые лежат на территории мясокомбината, и перезахоронить их на Богородицком поле под Вязьмой — там как раз уже есть мемориал памяти воинов, погибших в битве за Москву.
Когда эстонцы в Таллине переносят останки трех советских воинов — это оскорбление памяти и нравственное преступление. А когда мы то же самое делаем с останками восьмидесяти тысяч — это абсолютно нормально и правильно.
Родственникам, правда, идея переноса не нравится. Они полагают, что за семьдесят лет все, что оказалось в земле, срослось, слежалось, переплелось. И эту страшную массу уже нельзя делить на составляющие. Она должна остаться там, где она есть. Там, где умирали защитники Москвы. Умирали от ран и мучений, голода и холода, пуль и издевательств.
Родственники, вероятно, правы. Хотя и другая точка зрения — о том, что если закрыть мясокомбинат из-за мертвых людей, живые лишатся работы, — тоже по-своему справедлива.
Короче, проблема есть, и ее надо решать. И очень стыдно, что ее до сих пор не решили, потому что мы сейчас отмечаем 70-летний юбилей битвы за Москву, а люди, которые полегли в этой битве, забыты на пустыре мясокомбината, и поверх их останков валяются копыта и черепа свиней и прочей скотины.
И никому даже в голову не приходит, что вся эта ситуация с начала и до конца — непостижимый бред.
Бывший концлагерь, где насмерть были замучены 80 тысяч человек, воевавших за свою страну, не может быть частной собственностью.
Нельзя такими вещами владеть. Невозможно.