Владимир Макаров, 1980 года рождения, родился в Барнауле. Отец ушел из семьи, когда сын был еще маленьким, и жена не справилась с изменой мужа. У нее развилось тяжелое неизлечимое заболевание, в результате которого она покончила с собой. Еще будучи школьником, подросток дал себе слово, что его семья будет другой. В его семье никто никого не предаст.
В 19 лет он женился на девушке, которая была его первой любовью. И родители Татьяны, присмотревшись к молодому человеку, приняли его в свой гостеприимный дом. Наверное, не будет преувеличением, если я скажу, что у Владимира такой семьи никогда не было, а он в ней очень нуждался. Говорят, что именно из-за этого Владимир в свое время принял решение взять фамилию жены. Сейчас это обсуждается как одна из его подозрительных «странностей».
Вторая «странность» — это сложный характер. Но по этому признаку многих из нас нужно незамедлительно везти в места не столь отдаленные.
Судя по всему, человек с непростым характером оказался хорошим специалистом, потому что его без всяких знакомств пригласили на работу в Министерство транспорта РФ, где он и работал заместителем начальника отдела финансово-бюджетной политики департамента экономики и финансов — работал до того самого дня, 23 июля 2010 года, когда с его маленькой дочкой случилась беда.
* * *
Итак, 23 июля 2010 года семилетняя Юля (имя изменено — Авт.) упала со шведской стенки. В соседней комнате родители разговаривали с двумя родственницами. Когда раздался звук упавшего тела, все бросились в маленькую комнату и увидели лежащую на полу девочку. Она упала на спину так, что не могла вздохнуть. Мать подняла ее на руки и положила на кровать, стоявшую рядом, а отец бросился к телефону вызвать «скорую помощь», которая очень быстро приехала. Врачи пришли к выводу, что все обошлось ушибом, однако родители настояли на том, чтобы девочку отвезли в больницу и сразу обследовали — нет ли серьезной травмы? К тому же ребенок с детства страдал заболеванием, вынуждавшим родителей избегать любых стрессовых ситуаций.
В больнице Святого Владимира поставили диагноз: перелом двух позвонков. Для проверки почек потребовался анализ мочи. Медсестра сказала Татьяне, чтобы она взяла в туалете судно и собрала мочу, что и было сделано. Потом мочу перелили в емкость для сбора анализов и отнесли в лабораторию. Вскоре лаборант, проводивший анализ, сообщила врачу, что в осадке мочи обнаружила неподвижные сперматозоиды, «5–7 в поле зрения». Решили провести повторный анализ. Процедуру повторили, вновь в неодноразовую посуду — результат тот же. Сообщили матери, после чего отнесли спящую девочку в процедурную и попытались осмотреть ее, чтобы понять, нет ли у нее телесных повреждений, характерных для изнасилования. Нет, ничего. Но во время осмотра спящему ребенку стало больно, и в полусне девочка произнесла что-то вроде: папа, больно, или папа, пусти, больно. Тогда медики предположили, что папа недавно причинил ребенку боль. Какую? Вот почему позвонили в милицию. Наверное, после этого в больницу должны были вызвать следователя, который с помощью судмедэксперта и осмотрел бы предполагаемую потерпевшую, а также изъял все необходимое для экспертизы. Вместо этого медики по телефону договорились с гинекологом из другой больницы, куда утром и отвезли девочку. Там взяли мазок. Почему только мазок, а не смывы с поверхности соответствующей области, — непонятно. Полученное вещество нанесли на предметное стекло. По словам гинеколога, мазок был высушен и передан следствию. Как и какое стекло в действительности оказалось в распоряжении следствия, проследить невозможно, потому что никаких документов об изъятии и передаче никто не составил. Стекло с биологическими следами вещества без всякой упаковки оказалось в обычном почтовом конверте без пояснительных надписей с вложенной внутрь этикеткой с фамилией пациента Мироновой, а не Макаровой, а кроме того, в выписке из истории болезни значится, что ее осматривал другой гинеколог. По словам врача, она оставила закрытый контейнер со стеклом в шкафу. Кто и когда передал стекло без контейнера следователю, неизвестно. И кто теперь осмелится утверждать, что на этом стекле не осталось никаких посторонних следов?
* * *
Было ли возбуждено уголовное дело?
В том-то и дело, что нет. Наоборот, следователь СО по Таганскому району СКП Дмитрий Лопаев 24 июля предложил Татьяне Макаровой написать заявление о прекращении проверки. Она написала, потому что, взвесив все обстоятельства, полностью исключила возможность какого-либо насилия по отношению к дочери, которая все время была под присмотром. И ничем, кроме нелепого недоразумения в больнице, она объяснить все происшедшее не могла.
Так вот, вместо того чтобы немедленно возбудить уголовное дело, Лопаев начинает «доследственную проверку». И в рамках этой проверки назначаются биологическое и генетическое исследования в городское бюро судмедэкспертизы. На исследования представили простыню из квартиры Макаровых, стекло с мазком, контейнеры с анализами мочи и белье ребенка.
Заведующая лабораторией молекулярно-генетических исследований эксперт Майя Исаенко пришла к следующим выводам. В моче мужских биологических следов нет. На простыне обнаружены следы мужского происхождения, на майке ребенка — возможно присутствие мужского генетического материала, на трусиках ребенка — ничего. А вот про стекло с неким мазком Исаенко высказалась так: «С известной долей определенности можно сделать вывод, что в исследуемом мазке не исключается присутствие генетического материала не менее чем двух лиц. Однако далее конкретизировать этот вывод не представляется возможным». Речь идет не о сперме (!), а о генетическом материале, то есть, возможно, о молекулах ДНК, содержащихся в единичных клетках кожи, пота и т.п. какого-то человека. Надо заметить, что самый простой предварительный метод обнаружения следов спермы — это окрашивание специальным веществом, которое проявляет сперматозоиды. Они становятся отчетливо видны в микроскоп. Так вот, Исаенко применила этот метод, окрасила часть вещества на стекле, но никаких сперматозоидов не обнаружила. А в акте написала, что этот метод не применяла — микроскоп не использовала. Видимо, это означает, что она дала ложное заключение.
Между тем эти уклончивые выводы были сделаны еще до возбуждения уголовного дела. После назначения экспертизы по делу ее проведение поручили все той же Исаенко. И она просто переписала прежние выводы, как будто она пришла к ним в результате экспертизы. Стоит добавить, что в суде выяснилось: и первоначальные исследования проводила не сама Исаенко, а ее лаборант Дашкевич. Это из ряда вон выходящее нарушение требований УПК, которое превращает такое заключение в НЕДОПУСТИМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО.
Осознавая чрезвычайную зыбкость такой «доказательной базы», следствие назначает повторную генетическую экспертизу в РЦСМЭ — главном судебно-медицинском учреждении России. И комиссия из четырех экспертов высшей квалификации под руководством профессора Павла Иванова пришла к выводу, что происхождение каких бы то ни было биологических следов на всех представленных предметах, имеющих отношение к девочке, от мужчин, в том числе от В.В.Макарова, исключается.
Кроме того, повторная экспертиза выявила грубейшие нарушения методики проведения первоначальных исследований и полное отсутствие фактических данных даже для тех натяжек, которые позволила себе Исаенко в первоначальных исследованиях.
Однако даже при таких обстоятельствах суд умудрился в приговоре сослаться на заключение экспертов РЦСМЭ как на доказательство виновности Макарова.
А государственный обвинитель К.Г.Сафаралиев сказал, что спор экспертов — всего лишь обычное препирательство двух лабораторий судмедэкспертизы. Мотив очевиден: эксперты из РЦСМЭ на стекле ничего не нашли, а Исаенко нашла, значит, старалась больше.
* * *
Вместо назначения полноценной судебно-психологической экспертизы следствие решило провести «первоначальное психологическое обследование». Для этого прямо в больничную палату к ребенку пришли следователь Д.Лопаев, его начальник В.Бормотов, а также психолог Л.Соколова из центра «Озон». На прямые вопросы о каких-нибудь нехороших и неприличных действиях папы она ответила, что ничего плохого папа ей никогда не делал. А если бы что-нибудь было, она бы сразу сказала об этом маме! Позже ребенок был допрошен в суде. И там девочка повторила, что папа делал ей только хорошее: гулял с ней, катался на роликах, научил пользоваться компьютером, играл в настольные игры. Она очень скучает без папы и ждет его возвращения.
Необходимо напомнить, что все это происходило на третий день после падения, в больничной палате. Ребенок лежал на растяжке с сильной болью в спине, после многочисленных обследований, в том числе и гинекологического, вызвавшего слезы. И вот в такой безусловно травмирующей обстановке девочке предложили нарисовать их семью, семью животных, кошку и какое-нибудь несуществующее животное. Так вот, кошку с большим хвостом признали эротической фантазией, где хвост имеет фаллическую форму. Увидев рисунок, считаю нужным заметить, что, если кто забыл, фаллос имеет совсем другую форму. Про одетую в современную молодежную одежду барышню специалист сказал, что у нее обнажена грудь. И возмутительно отчетливо прорисованы бедра и (!!!) грудь. А что, этот психолог никогда не видел куклу Барби и персонажей современных мультиков? Результат: психолог пришел к выводу о том, что «ребенок проявляет косвенные признаки вовлеченности в сексуальное взаимодействие со значимым взрослым».
Правда, в суде психолог Соколова сказала, что эти выводы были сугубо предварительными и недостаточными для определенного вывода. Тем не менее суд счел это вполне достаточным для обвинения Макарова.
После возбуждения уголовного дела предполагался допрос маленькой потерпевшей, на который мать дала согласие. Для участия в допросе следователь почему-то пригласил не педагога, как требует закон, а психолога Г.Николаеву из Орла. В Москве нужных специалистов не нашлось. Потом выяснилось: она считала, что ее вызвали для оказания срочной психологической помощи матери ребенка, а виновность отца безусловно доказана. Пообщавшись с семьей Макаровых, Николаева сказала следователю, что проводить допрос девочки ни в коем случае не следует, потому что это нанесет ребенку серьезную психологическую травму. Тогда Татьяна написала заявление о том, что по рекомендации психолога просит больше не допрашивать ребенка. Но в суде, будучи допрошена в качестве свидетеля, Николаева, вспоминая о встрече с Макаровыми, сказала, что у девочки повышенный интерес к сексуальной сфере. И, зардевшись, добавила: она так смотрела на мою грудь, как дети не смотрят... А еще Николаева сказала, что допрос ребенка вовсе не планировался, так как она ни за что не стала бы принимать участие в таком мероприятии. И эти бесценные свидетельские показания суд также счел доказательством вины Макарова.
При этом суд отверг как неубедительные имеющиеся в деле письменные заключения, а также показания в суде многочисленных опытных специалистов-психологов, которые, с одной стороны, выявили научную необоснованность и ошибочность вышеупомянутых психологических выводов, а с другой стороны, убедительно показали отсутствие у ребенка каких бы то ни было настораживающих психологических особенностей. А еще они отметили, что она творческая личность, и в семье развитию одаренного ребенка уделяется необычайно много внимания.
Девочка с 4 лет учится в художественной школе. И у нее в Ростове была персональная выставка. В суде ее спросили: ты что-то принесла с собой? Она ответила: «Да. У меня есть фотографии, мы с классом ездили на персональную выставку, на мою. Вот девушка-кошка, я выиграла первое место за кошку. Еще одна была кошка, и ради нее разные люди на стул залазили, чтобы сфотографировать».
* * *
11 августа, в день возбуждения уголовного дела, следователь Лопаев решил провести исследование В.Макарова при помощи полиграфа. Почему исследование, а не экспертизу — бог весть. Так вот, Макаров отказался от проведения исследования специалистом из того же ведомства, что и следователь, и просил провести его у независимого специалиста. Знакомые посоветовали обратиться к некоему Ю. Холодному — бывшему сотруднику института криминалистики ФСБ, который представил своего лучшего ученика И. Нестеренко. А тот порекомендовал Макарову адвоката Богданова, который сможет держать следствие в ежовых рукавицах. Следователь навел справки в Институте криминалистики ФСБ и 19 августа кандидатуру Нестеренко отклонил «ввиду возможной необъективности суждений». Адвокат Макарова, Богданов, трижды обращался к следователю с ходатайствами о допуске Нестеренко и трижды получил отказ. Но пока следователь размышлял, Нестеренко согласился провести исследование на основании запроса адвоката прямо в его кабинете.
За исследование пришлось заплатить 250 тысяч рублей. Макаров, зная о своей невиновности и уверенный в результатах испытания, даже не поинтересовался, сколько же в Москве обычно стоит проведение подобного мероприятия.
Исследование началось 18 августа в седьмом часу вечера, а закончилось в 22.30. Сейчас Нестеренко утверждает, что плохой результат стал очевиден сразу. А вот со слов Макарова выходит, что Нестеренко вместе с адвокатом Богдановым долго совещались, а потом сказали ему, что результаты исследования не ясны и для корректного заключения понадобится расширенное исследование, которое обойдется в 500 тысяч рублей: 300 тысяч будет стоить труд Нестеренко, а 200 тысяч — работа адвоката Богданова. В конце разговора адвокат настоятельно порекомендовал Макарову как следует отдохнуть, сменить обстановку и провести дополнительное исследование после отпуска, недели через две.
И на другой день Макаров с женой и дочерью уехали в Ростов, к родителям жены, где его вскоре и задержали. А как было не задержать: человек «скрылся от следствия»! Эту враку молниеносно растиражировали, хотя мера пресечения в отношении Макарова избрана не была, то есть не было и подписки о невыезде. Поэтому человек, которому на службе подписали заявление об отпуске, и уехал с семьей к родственникам.
Между тем в конце августа—начале сентября Нестеренко посещал курсы повышения квалификации, где ему растолковали, что такого рода информацию следует сообщить в правоохранительные органы. И он сообщил — почему-то только 9 сентября.
Следователь же Лопаев, который трижды отверг кандидатуру Нестеренко в качестве специалиста, не мешкая приобщил его исследование к материалам дела.
В суде три специалиста по психофизиологии, Я. Комиссарова, Н. Фроленко и М. Каменсков, установили, что Нестеренко безусловно вышел за пределы своих профессиональных познаний. Документы о профессиональной подготовке Нестеренко тоже вызвали большие сомнения.
Анализ заключения, представленного Нестеренко, показал, что вопросы, заданные Макарову, выходят за пределы предъявленного ему обвинения. А полиграммы, отражающие реакции Макарова на единственный вопрос, имеющий отношение к обвинению, Нестеренко не представил.
Из заключений специалистов, выступавших в суде, следует, что существует множество концепций полиграфа, которые объясняют возникновение регистрируемых физиологических реакций человека, проходящего испытание. Человек может бояться ошибочного обвинения — это естественный страх, и он тоже порождает выраженную реакцию. Согласно одной из современных теорий, реакции, возникающие в ходе исследования на полиграфе, представляют собой так называемый ориентировочный рефлекс, возникающий при предъявлении значимого стимула. Это понятно и без всяких теорий. Поэтому в современных руководствах по полиграфу указывается, что в силу естественных индивидуальных различий людей абсолютная величина физиологического ответа человека на заданный вопрос не может быть действительным индикатором правдивости ответа, то есть факта сокрытия информации.
Иначе говоря, сегодня не существует единой признанной концепции, научно объясняющей психофизиологические изменения, наблюдаемые в ходе проверки на полиграфе. И по этой причине к результатам проверки на полиграфе при расследовании уголовных дел следует относиться чрезвычайно осторожно.
Тем не менее и это, мягко говоря, сомнительное творчество легло в основу обвинительного приговора. И это вместо того, чтобы вынести частное определение в адрес адвоката Богданова и энтузиаста Нестеренко, которые не покладая рук освобождают от денег людей, попавших в безвыходное положение!
* * *
Детальный анализ приговора Таганского районного суда по обвинению Владимира Макарова в совершении насильственных действий сексуального характера в отношении семилетней дочери поражает воображение.
По сути дела, обвинение основано на результатах исследования и экспертном заключении заведующей лабораторией молекулярно-генетических исследований Московского бюро СМЭ Майи Исаенко.
Руководитель группы экспертов, которые проводили повторную экспертизу, профессор Павел Иванов, выступая в суде, подтвердил выводы повторной экспертизы: происхождение биологических следов на предметах, имеющих отношение к ребенку, от Владимира Макарова исключается.
Да, Павел Леонидович признал, что его ученица эксперт Исаенко — квалифицированный специалист. Это истинная правда. И не приходится сомневаться в том, что она отдавала себе отчет в происходящем. Тем хуже для нее. Я думаю, что на Исаенко было оказано давление и она ему уступила, нарушив священную заповедь эксперта.
Кто и зачем мог оказывать давление? Ведь Владимир Макаров — простой смертный. Он-то простой, да дело непростое. Ведь Президент России объявил войну педофилам. В пору перестройки носили малиновые пиджаки, а в этом сезоне модно голубое. И каждый удачливый охотник вправе рассчитывать на приз. Вот и все.
Чем же еще можно объяснить этот феноменальный факт: ученый с мировым именем, лауреат Государственной премии, профессор Павел Иванов подтвердил в суде заключение экспертов РЦСМЭ о том, что заключение Исаенко ничем не обосновано и никаких биологических следов Владимира Макарова никто нигде не обнаружил, — а суд сделал вывод: «то обстоятельство, что в ходе указанных экспертных исследований в моче не были обнаружены сперматозоиды... не является достаточным основанием для вывода о том, что таковых изначально в ней не было». Вы вчитайтесь, вчитайтесь. Суд признает, что ничего не нашли. Признает! Но ведь могли найти...
Выводы ударников психологического труда о том, что хвосты кошек, нарисованных ребенком, напоминают мужское достоинство, тоже не выдерживают критики. Это просто средневековое мракобесие.
А вот что написано в приговоре про светило в области исследований на полиграфе И.В.Нестеренко: «У суда не имеется оснований сомневаться в компетенции Нестеренко И.В., учитывая его квалификацию и стаж работы в соответствующей области». Шутить изволите? Известные специалисты по психофизиологии Комиссарова, Фроленко и Каменсков ясно и недвусмысленно высказались о профессиональной квалификации Нестеренко. А оснований не имеется.
Так чем же подтверждается то, что в неустановленное следствием время, в неустановленном месте Владимир Макаров совершил противоправные действия, следов которых никто не обнаружил? Ничем.
Тем не менее Владимир Макаров признан виновным в чудовищном преступлении и приговорен к чудовищному наказанию. Что может быть страшнее суда, построенного из рабочих деталей гильотины?
А в конце приговора, подписанного судьей Таганского суда Н.Г.Лариной, написано: «Вещественные доказательства по вступлению приговора в законную силу уничтожить». В США и в Европе уже давно действует программа проверки новейшими научными методами самых спорных дел. Таких, где люди были осуждены двадцать-тридцать лет назад и все еще отбывают наказание. И некоторые были признаны невиновными! Оправдать невинно осужденных удалось лишь потому, что был сохранен биологический материал. И если вещественные доказательства по делу Владимира Макарова будут уничтожены — а где их хранить-то? — уже никто и никогда не сможет исправить эту страшную ошибку.
Материалы по теме: "Бывшего сотрудника Минтранса осудили за изнасилование дочери"