Всего девять дней назад все было по-другому. Имя Никиты Емшанова было известно в тесном кругу киноманов, поклонников «Театра.doc» и сериала «Десантура». А сам Никита снимался одновременно в семи новых проектах, три из которых уже сейчас можно назвать довольно ожидаемыми (сериал от Николая Хомерики, масштабная драма Николая Лебедева про Валерия Харламова и копродукция Франции и Украины о последствиях Чернобыльской катастрофы). И готовил восьмой, независимый — вместе со своими друзьями, актером Даниилом Воробьевым и режиссером Константином Камышановым, который не так давно выпустился с Высших режиссерских курсов.
Трагедия на Садовом мгновенно повысила в социальном статусе всех сидевших в «Мерседесе». Никита Емшанов в прессе оказался звездой фильма «72 метра», где на самом деле числился лишь на вторых ролях. VJ Катя Бирюкова, стоявшая на площадке за «хлопушкой» (инструмент, на который записывается номер сцены и снимаемого дубля), превратилась в актрису, а Константин Камышанов, до недавнего времени следивший за фокусом на камере, соответственно, в актера.
Суть задачи ясна: подобное ДТП без участия известных лиц хоть и ужасает, но занимает максимум три минуты в местных новостях. Авария с участием узнаваемого актера — и вот готовая тема для очередного шоу Андрея Малахова, где под видом наглядной агитации («Не пейте за рулем!») фактически обвинили погибшего Емшанова в пьянстве и безрассудстве.
Все началось с записанного накануне выступления Валерии Гай Германики, в котором она сказала, что точно знает: Емшанов садился за руль пьяным. Правда, не добавила, что лично она Емшанова в ту ночь не видела, а о его алкогольном опьянении знает только со слов подруг, которые к тому же покинули заведение, где актер собрал знакомых накануне трагедии, за несколько часов до того, как он сел за руль. Честно говоря, таким образом Германика выразила мнение довольно широкого круга лиц. Стоило пользователям Интернета узнать род деятельности водителя «Мерседеса» и дату его рождения, как их уже ничего не в силах было переубедить: ну точно, напились и гоняли без памяти.
Из чего были сделаны такие выводы? Из фотографий раскуроченного «Мерседеса»? Черно-белого видео, на котором даже машины сложно разглядеть, не то что траекторию их движения? Странное дело: инструктор по экстремальному вождению с 15-летним стажем, также выступавшая у Малахова, по этому видео не может определить скорость, с которой ехал «Мерседес», а простые водители — могут. Официальная экспертиза показывает, что в организме Емшанова не содержался алкоголь, а Валерия Гай Германика знает, что он был пьян.
Так всю вину за сложную аварию с большим количеством нюансов (старый автомобиль, шипованная резина, не сработавшие подушки безопасности, не перекрытая подача топлива — скорость, наконец, которую так никто до сих пор не измерил) быстро и ловко переложили на одного человека.
Мы бы могли это сделать со всей ответственностью — если бы камеры фиксировали превышения скорости (а снимки с них таинственным образом не исчезали, как в знаменитом ДТП на Ленинском). Водителей лишали прав за совершенные ранее нарушения на дорогах. Сотрудников ГАИ увольняли за то, что они пропускают после ТО автомобиль с неисправной системой безопасности. Все водители в Москве соблюдали скоростной режим. А Валерия Гай Германика никогда не брала в рот алкоголь.
Пока же от реакции на произошедшее на Садовом очень неприятно веет изрядной долей лицемерия. Нет, я не хочу никого оправдывать. Точно так же, как не хочу никого обвинять. Мне просто хочется, чтобы несчастный случай в нашей стране рассматривался не с точки зрения национальности (как в деле «Черного тигра» Мирзаева) или рода деятельности человека, как с Емшановым, а исходя из реальных фактов.
На сегодня же факты таковы: Никита Емшанов и еще трое участников ДТП на Садовом погибли. По факту ДТП было заведено уголовное дело по части пятой статьи 264 УК РФ («нарушение Правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц»).
Ну и еще один, менее очевидный. Среди погибших в то утро действительно был очень талантливый актер.
Подруга разбившегося актера, актриса Дарья Екамасова: «Никита давал мне слово, что не сядет пьяным за руль»
— Мы познакомились, когда меня пригласили в спектакль «Жизнь удалась» в «Театре.doc». Я приехала на репетицию, а Никита приехал проследить, чтобы все было хорошо. Честно говоря, тогда я его даже немного испугалась, он так брутально за всем молча наблюдал. Потом мы вышли на улицу, разговорились и смеялись так, что я на всю жизнь это запомнила. По-человечески влюбилась в Никиту с первого взгляда. Это было два года назад.
— Часто виделись?
— Всегда по-разному. Он мог позвонить: «Я приготовил баранью ногу на обед, заезжай — помоги съесть». Или на Пасху: «У меня такой большой кулич, я один не справлюсь». Когда он болел, я приезжала, и мы варили морс вместе. Я воспринимала Никиту как старшего брата. Все время прислушивалась, что-то ему рассказывала, мы постоянно давали друг другу дурацкие советы.
— Он был доволен тем, как складывается его карьера в кино?
— Может быть, он и не афишировал это, но я чувствую, что его мало что устраивало. Да, не бывает актеров, которые всем довольны. Но Никита очень ранимо все воспринимал. После каждой работы, после каждого спектакля, даже если у него в нем была небольшая роль, мы могли часами обсуждать, что не так, как можно это сделать лучше.
Для нас существовали только законы природы. В этом и выражалась его бескомпромиссность. Невозможность подчиняться чему-то. Это такая профессия, когда хочется пахать и отдаваться, и только тогда ты получаешь удовлетворение. Это важнее денег. Никита был из таких актеров, которые ради роли готовы вырвать сердце, потерять зрение, прочитав кучу книг. Его разрывало, когда режиссер не мог связать двух слов, объясняя замысел, и вообще все делал тяп-ляп. Диапазон у него был широчайший. Он же весь брутальный, небритый снаружи, а внутри ранимый и тонкий. А его использовали. Предлагали то киллеров, то бандитов. Его, конечно, это все тоже достало. Хотя он один из немногих наших актеров, кто снялся в стольких хороших фильмах.
Сейчас откроешь Интернет, а там только и пишут, что про Никиту. Мне кажется, если бы все эти журналисты раньше посмотрели его фильмы, они давно бы уже написали о нем и взяли у него интервью.
У него был громадный запас, который он не всегда мог расходовать, потому что единомышленников очень мало. Миллион вопросов задавал. Вплоть до того, что когда мы с ним попали в аварию год назад, первый вопрос был: «Ты жива?». Вторая реплика: «Не волнуйся, у меня постоянно такие аварии бывают, я знаю что делать». И тут же начал со мной делиться: «А как ты думаешь, если я в спектакле „Хлам“ сделаю так-то и так-то, это будет сильнее, интереснее?» И все время, пока ехали гаишники, мы обсуждали нашу профессию.
— Тогда ты была за рулем?
— Да. Мы поехали за аккумулятором для машины Никиты. Я не справилась с управлением, и мы вылетели на встречку. Хорошо, что ударили чужую машину в бок, а не в лоб. Потом у меня начались жуткие суды, потому что я врезалась в машину, которая принадлежала каким-то «черным риелторам». Никита искал адвокатов, все время помогал, как-то поддерживал...
— А сам Никита принимал помощь со стороны?
— Хотя все его безумно любили и он всегда мог положиться на друзей, но, мне кажется, Никита не был готов делиться своими проблемами. Он мог говорить: «Меня бесит то-то. Я не могу жить на сердце с этим». Его убивали эти взгляды, эта дурацкая работа, которую ему предлагали. Но при этом никогда не жаловался. Безумно сильная личность. Такие люди редко встречаются среди актеров. Никогда не продавался. Мог спокойно отказаться от работы, если его что-то не устраивало, не было обоюдного контакта.
— Где он играл в последнее время?
— Мы с ним снимались в «Легенде номер 17» у Николая Лебедева, где он играл хоккеиста Алексея, друга Харламова. У меня последнее впечатление от него осталось очень радостное. Он был та-акой красивый в гриме! Я когда увидела, спросила: «Никита, это ты?» Он улыбается, кивает. Сначала на фильм утвердили Никиту, я еще не знала, что тоже буду сниматься, и очень радовалась за него. У него начались тренировки, он приезжал домой и не мог ходить, так болели мышцы. Ему очень нравилась эта роль, и Лебедев был доволен, что Никита у него снимается. А недавно закончился один французский проект про Чернобыль, где Никита играл с Ольгой Куриленко.
Я перечитывала его эсэмэски, и там постоянно: «Я пишу тебе из Парижа», «Я пишу тебе из Рима». В Рим ему подарила билет авиакомпания, за счет бонусных миль. Он говорил: «Вот это подарок судьбы!» Съездил туда, побыл один. Счастливый.
— Друзья говорят, что он постоянно копался в себе.
— Никита был очень большим самоедом. У него был безумно сложный последний год. Ушел папа, потом бабушка. Был период, когда, как мне показалось, ему стало на себя наплевать. Мы как-то встретились, а у него рука вся черная и опухшая. Я спрашиваю, что случилось, а он так небрежно: «А-а-а, перелом». И в этом было такое равнодушие, что я испугалась.
Но потом, особенно весной и летом, это закончилось. Несмотря на весь свой негативный опыт, у него была безумная оптимистичная вера и желание жить. У него пошла работа, все стало налаживаться. И когда Германика у Малахова сказала, что он был пьяным... Во-первых, Никита мне давал слово, что не сядет пьяным за руль. Во-вторых, экспертиза показала, что он был трезвым. Говорят, экспертизу купили, но в тот день это сделать было просто невозможно. А если бы и так, я бы точно об этом знала, потому что этими вопросами занимались наши друзья.
— Когда вы виделись последний раз?
— Недели за три до того, как это случилось. Сейчас никак не могу успокоиться: я когда поехала на фестиваль на Домбай, откуда мне пришлось срочно возвращаться в Москву, память телефона была переполнена, и я удалила почти все фотографии с Никитой, чтобы снимать горы. Подумала: «Никитку я еще успею нафотографировать». Кажется, никогда этого себе не прощу.
— Как сейчас остальные друзья Никиты?
— Ребята во вторник утром приехали из Питера. Решили еще один день побыть с его мамой. Все в таком шоке сейчас. Мы звоним друг другу, и первый вопрос: «Как дела?». А потом просто молчим в трубку. Не знаем что ответить. Дане Воробьеву, конечно, вообще тяжело. Они вместе квартиру снимали. У них там все стены изрисованы. У Никиты была красная комната, у Дани — зеленая, а зал белый. Все сделали своими руками.
Я привезла большой его портрет в «Театр.doc». Там все зареванные. Девчонок при одном слове о нем просто начинает трясти. В среду поставила дома Никите свечку большую. Она сгорела за две минуты, растеклась по подоконнику, и получилось сердце.
— Как его мама сейчас?
— Я с ужасом об этом думаю. Она осталась одна. Никитин брат умер, папа умер, бабушка, которая была сердцем их семьи, ушла. Сейчас будем ездить туда, навещать. Я с ней раньше разговаривала только по телефону. Увидела ее в театре, где была панихида. Ее напичкали большой дозой успокоительного, и она не до конца все осознавала. Даня сказал, что в Питере все было гораздо страшней.
— А с семьей погибшего пассажира «Хендая» кто-нибудь связывался?
— Я тоже думала об этом. Честно говоря, у меня такой информации нет. Наверное, надо встретиться с этими людьми. Вообще как это объяснить? Человек едет утром по своим делам, и тут на него кто-то летит по встречке. Это ужасно.
— Никита делился с тобой планами на будущее?
— Как-то мы ехали в такси, болтали. И он стал говорить, что у него есть мысли о семье, что ему хочется детей. У него была любимая девушка тогда, и он рассказывал, как они гуляли по Петергофу, и у него появилось желание прямо сейчас сделать ей предложение. Но потом, наверное, решил еще немного подумать. Я тогда так порадовалась за него. Кажется, ему действительно не хватало тепла, домашней заботы, уюта.
— Девушка была Катей Бирюковой?
— Нет, нет. О Кате Никита ничего не рассказывал. Видимо, они только в последнее время начали общаться.
Почему вот так? Зачем это все произошло? Мы когда на следующий день после прощания ехали в монастырь, записки заказать, свечки поставить, меня всю трясло. Но разве можно это предугадать? Вот все говорят: он гнал. Может быть, хотя никто до сих пор не доказал, с какой скоростью он ехал. Мы когда с Никитой попали в аварию, у меня всего 40 км/ч было, и все равно мы вылетели. Инспектор тогда сказал: столкнулись бы мы лоб в лоб, были бы жертвы...
Не знаю, если раньше я задумывалась о будущем, то теперь не хочу ни о чем думать. И гарантии мне больше не нужны. Потому что все вот так вот. Не пойми как.
— И все же: отчего он нажимал на педаль газа?
— Не знаю. Я очень жалею, что не позвонила ему в ноль часов одну минуту, как собиралась, чтобы поздравить. Но я надеюсь, что это было от какого-то большого порыва души, когда ты едешь в машине, хочется плакать и понимаешь, что ты счастлив.