Как договаривались об обмене посольств в Москве
Вопрос об обмене сотрудников советского и германского посольств возник 22 июня 1941 г. в начавшейся в 5.30 утра беседе Молотова с послом Шуленбургом, который вручил ему ноту германского правительства о «принятии военных контрмер», а фактически — о начале войны против СССР. Шуленбурга сопровождал его советник и переводчик Хильгер, с советской стороны присутствовал сотрудник НКИД Гостев, сделавший запись этой беседы. Вот ее текст в части, касающейся выезда посольств: «Шуленбург говорит, что он ничего не может добавить к имеющимся у него инструкциям. Он, Шуленбург, не имеет инструкций по поводу техники эвакуации сотрудников посольства и представителей различных германских фирм и учреждений. Посол просит разрешить эвакуировать германских граждан из СССР через Иран. Шуленбург просит к проведению эвакуации германских граждан отнестись возможно лояльнее и заверяет, что сотрудники советского посольства и советских учреждений в Германии встретят со стороны германского правительства самое лояльное отношение по части эвакуации». (АВП РФ, ф. 06, оп. 3, п. 1, д. 5, л.12–14).
В тот же день Шуленбург пишет письмо на имя наркома иностранных дел Молотова, которое почему-то рассматривает замнаркома Вышинский (то ли выполняя поручение Молотова, то ли исполняя в этот день обязанности наркома иностранных дел, если Молотов исполнял обязанности Председателя Совнаркома). В этом письме впервые ставится вопрос о выезде из СССР германских дипломатов, представителей и граждан. Ни о каком обмене даже не упоминается. Шуленбург просит разрешения на выезд всех сотрудников посольства и германских консульств в Ленинграде, Таллине, Риге, Батуми и Владивостоке, а также представителей германской прессы и фирм, включая обслуживающий персонал и ч
ленов семей и всех германских граждан, оказавшихся на территории СССР. Он предлагает выезд через Баку в Иран и просит предоставить для этого «специальный поезд, состоящий из 6-ти спальных мягких вагонов и 2-х багажных вагонов» [АВП РФ, ф. 82, оп. 25, пор. № 35, папка 89, л. 3–4].
На следующий день, 23 июня, зав. Центрально-Европейским отделом НКИД Павлов встретился с Шуленбургом и его советником Вальтером в здании германского посольства (скорее всего, уже взятом под охрану НКВД). Его провели в кабинет посла, где после нескольких вступительных слов бывшего посла о его сожалении по поводу начавшихся событий он предоставил слово Вальтеру, который неделю назад был в командировке в Берлине. В своем официальном дневнике Павлов пишет об этом так: «В Берлине в беседе с одним чиновником протокольного отдела министерства иностранных дел он, Вальтер, получил заверение, что если что-нибудь случится, то к персоналу советского посольства и торгпредства будет проявлено самое благожелательное отношение. Персонал посольства и торгпредства будет размещ
ен в специально отведенном хорошем отеле Берлина. Будут приняты меры к обеспечению выезда в СССР всего состава торгпредства и посольства в количестве 325 человек. Будет разрешено также выехать соответствующему количеству советских приемщиков, которых насчитывается в настоящее время 700 человек. Я спросил Вальтера, что значит „соответствующее“? Он ответил, что вообще в международной практике не принято в случае состояния войны
между двумя странами передавать другой стороне всех ее граждан. Обычно эвакуация ограничивается рамками посольства и консульств. В этот момент в разговор вмешался Шуленбург и заявил, что в данном случае речь идет о приемщиках — советских гражданах, которые были командированы в Германию и которых нельзя считать частными лицами. Он уверен, что все приемщики, вероятно, будут выпущены». [АВП РФ, ф. 06, оп. 3, п. 13, д. 148, л.121–125]. (Почему-то выезду приемщиков уделено особое внимание, о выезде экипажей советских судов, например, даже не упоминается.) А вот еще один архивный документ — отчет зав. Центрально-Европейским отделом Павлова замнаркому Лозовскому о выполнении намеченного плана вывоза германских посольства, консульств, представительств и всех немецких граждан из Москвы:
«Тов. ЛОЗОВСКОМУ С. А. Справка об эвакуации персонала быв. германского посольства в Москве.
1) Сотрудники германского посольства были интернированы 23 июня во второй половине дня и были заранее об этом предупреждены. 2) 24 июня германская колония в Москве была отправлена из Москвы в окрестности Костромы. Персонал посольства и прочие германские граждане были размещены в доме отдыха Костромского льнокомбината, одном из лучших домов отдыха в г. Костроме. Им было предоставлено 3 двухэтажных дома, кухня с обслуживающим персоналом, питание по нормам дома отдыха. Дом отдыха обнесен дощатым забором с парой ниток колючей проволоки наверху, и были приняты соответствующие меры к охране персонала быв. германского посольства. Во время пребывания немцев в г. Костроме для медобслуживания был прикреплен врач — заведующий поликлиникой НКВД в г. Костроме. Врач производил ежедневный обход, и кроме того, его можно было вызвать в случае необходимости в любое время. 3) 28 июня немцам сообщили о том, что они будут доставлены в Ленинакан. Перевозка немцев из Костромы в г. Ленинакан осуществлялась в поезде, состоявшем из одного международного, одного мягкого и 3 жестких чистых хороших вагонов. Были предоставлены постельные принадлежности. В пути от Костромы до Москвы немцев кормили за государственный счет, а от Москвы до Ленинакана они приобретали продукты за свой счет. Продукты как по ассортименту, так и по количеству предоставлялись в полном соответствии с заявками Шуленбурга, Хильгера и Вальтера. Распределение полученных от обслуживающего персонала по этим заявкам продуктов производили Шуленбург, Вальтер и Хильгер. Кроме того, утром, в обед и вечером из вагона-буфета по вагонам подавались холодные закуски, также в неограниченном количестве. 4) Всякие прогулки на стоянках были невозможны, так как поезд стоял на станциях только 3–4 минуты. 5) В Ленинакане для немцев был организован горячий обед. Жалоб на обед не было, наоборот, были получены лишь похвальные отзывы. 6) Шуленбург ежедневно получал советские газеты. 7) В Ленинакане в распоряжение немцев были предоставлены 3 врача-специалиста, которые производили ежедневный обход эшелона. 8) Следует отметить, что немцам была предоставлена возможность взять с собой личный багаж в неограниченном количестве. Кроме 300 чемоданов личного багажа были погружены в 2 пульмановских вагона и прочие вещи, в количестве 470 мест, принадлежавшие сотрудникам быв. германского посольства. Таким образом, весь персонал посольства прибыл в Германию со всеми принадлежавшими ему вещами. 9) В пути следования Шуленбург и остальные немецкие дипломаты никаких претензий не заявляли. В Ленинакане Шуленбург, Типпельскирх и Кестринг выразили благодарность за проявленное к ним отношение. исх. № 75-ЦЕ 27/VII-41 г. (Павлов)». [АВП РФ, ф. 06, оп. 3, п. 13, д. 148, л.121–125].
Описание этих же событий с точки зрения немецкой стороны — дневник германского посольства с 22 июня по 24 июля — приведено (с купюрами) в ранее упоминавшейся книге Кегеля («чудом сохранился!»).
Вот отрывки из этого дневника: «[22 июня] 5.25 утра. Граф фон дер Шуленбург вместе с Хильгером отправляется в Кремль, чтобы исполнить последнее поручение… 24 июня… 19.00. Прибыл майор из Народного комиссариата внутренних дел и сообщает послу, что в 20.00 к посольству подойдут автомашины за людьми. Имеется в виду отвезти их в Кострому на Волге и разместить в доме отдыха… 21 час. На Ярославском вокзале, откуда отправляются поезда на восток, нас ожидает небольшой специальный состав с неудобными зелеными пассажирскими вагонами… Для посла и сопровождающих его лиц приготовлен мягкий вагон, однако без белья и иных удобств. Остальные размещаются на голых деревянных лавках… Очевидно, считают, что нам не нужно не только белье, но и еда и питье. Поезд затемнен, т. е. свет не горит. 25 июня, 11.00. Прибыли в Ярославль. Из слов начальника поезда, майора ГПУ, следует, что дальше мы пока не поедем, поскольку должны пропустить несколько эшелонов с важными грузами. 20.00. Мы все еще стоим в открытом поле недал
еко от Ярославля. Наконец-то наша охрана соблаговолила накормить нас. Раздают хлеб и колбасу, разносят в ведрах чай… 26 июня, 3.00. Неожиданно поезд трогается… неторопливо, примерно
еще три часа катится по русской равнине. 6.00. Остановка у временной платформы. Станция, судя по всему, находится лишь в стадии строительства. Вдали виднеются два больших деревянных дома и красная кирпичная водонапорная башня. Все это похоже на дом отдыха. У железнодорожного полотна стоят легковые автомобили и автобусы. Легковые автомобили предусмотрены для посла, посланника фон Типпельскирха, советника Хильгера и его жены. Багаж кладут в грузовики… Недолго идем пешком, затем первый, потом второй деревянный забор с колючей проволокой. 28 июня. Перед завтраком кое-кто выходит на зарядку. Во время завтрака узнаем приятную новость: открывается магазин, в котором можно купить мыло, сигареты, спички и т.д. …1 июля, 9.00. Майор объявляет, что в 10 часов мы трогаемся в путь… первая цель нашего путешествия — опять Москва, где посла п
осетит посланник Болгарии… 2 июля. Прибыли в Москву… 6.00. Прибыл болгарский посланник Стаменов… Его сопровождает заведующий отделом Наркомата иностранных дел Васюков, который поедет с нами дальше… Болгарин сообщает, что мы едем в Ленинакан, где 5 июля в 18.00 должен состояться обмен… 9.00. Поезд трогается в южном направлении…»
Здесь необходимо привести еще один документ, обнаруженный мной в АВП РФ. Это телеграмма, посланная представителю НКИД СССР в эшелоне германского посольства Васюкову в Ленинакан генеральным секретарем НКИД СССР Соболевым. А фактически это телеграмма бывшему послу Германии Шуленбургу от болгарского посланника Стаменова, представляющего в Москве интересы Германии:
«ТЕЛЕГРАММА. Ленинакан. Уполномоченному НКИД Васюкову. Передайте Шуленбургу: «…Правительство Германии представило поименные списки, в которых фигурируют 134 германских подданных… сейчас идет проверка этих списков. Некоторые из германских подданных не фигурируют в списках правительства Союза ССР. Правительство Союза ССР утверждает, что по спискам, получаемым от посла Деканозова, советской группе не хватает 99 человек, т. е. в нее не включены 99 человек из находящихся в Германии советских граждан. Согласно последнему предложению Правительства СССР германская группа будет эвакуирована через Ленинакан, германское консульство во Владивостоке в составе четырех человек через станцию Пограничная на советско-манчжурской границе и других два транзитных пассажира через Артык на советско-иранской
границе. Так как турецкое правительство указало, что не может транспортировать свыше трехсот человек в день, то правительство Союза ССР сделало предложение начать эвакуацию сегодня или завтра, одиннадцатого июля, с тем, чтобы германская и советская группы, прибывшие уже на границу, были эвакуированы в течение трех дней в порядке эвакуации примерно одной трети состава каждой группы. Ответ на это предложение мною еще не получен. Болгарский посланник Стаменов…» (АВП РФ, ф. 82, оп. 25, п. 35, д. 89, л.76 -77).
А теперь продолжим прерванный текст посольского дневника:
«…10 июля, 10.00. Ленинакан. Васюков сообщает нам, что в советском посольстве в Берлине недосчитывают 99 человек (это он прочитал вышеприведенную телеграмму, в которой указано, что, пока немцы не согласятся передать еще 99 советских граждан, среди которых, возможно, должен быть и Яков Джугашвили, никакого обмена не будет. — А.О.). Васюков чрезвычайно раздражен. Надежды на скорый выезд из Советск
ого Союза убывают… 11.00. …Посла приглашают в вагон-ресторан. Возвратившись, он сообщает, что должен написать декларацию — заявление о своей готовности выехать за границу — и передать список всех лиц, которые будут его сопровождать. 12.30. Декларация и список готовы. Забрав его, турок уезжает. 13.00. Советский майор предлагает всем, кто имеет дипломатические паспорта, дающие право на выезд без проверки, забрать свои вещи из багажного вагона. Это уже первые серьезные признаки подготовки к отъезду… 13 июля, 9.55. Поезд медленно трогается от вокзала в Ленинакане. Наконец-то! 10.20. Мы прибыли на границу. Стоим и ждем. 12.30. Посла приглашают в вагон-ресторан, где сидят Васюков и сотрудники НКВД. Васюков и турок подготовили протокол о передаче людей. Посол еще раз проходит по вагонам, чтобы проверить, все ли на месте. Протокол подписывается (значит, где-то он есть и его надо искать. — А.О.), затем поезд двигается. Через несколько минут Васюков и сотрудники НКВД сходят с поезда. Они идут вдоль вагонов. Мы медленно едем мимо них…(В этом месте в книге Кегеля сделан перерыв до 24 июля. О дате пересечения границы и дате обмена — ни звука. Абсолютно ничего не сказано о том, что происходило в течение 11 дней. — А.О.). 24 июля. Около 7 часов утра. Мы проехали Линц. Ровно месяц тому назад мы выехали из Москвы. Наступил последний день нашего путешествия… Около 20 часов длинный специальный поезд прибывает к платформе Ангальтского вокзала Берлина…».
Как вывозили советское посольство, торгпредство и другие представительства СССР из Германии и оккупированных ею стран
Выше уже говорилось о том, что долгие годы об обмене советского посольства в Берлине на немецкое посольство в Москве даже не упоминалось. Первым человеком, рассказавшем об этом обмене, был В.Бережков (он же 1-й секретарь советского посольства в Берлине В.Богданов) в трех своих книгах. Документы же об обмене посольств в отечественной печати не публиковались никогда, возможно, это первая их публикация.
«ГНУСНЫЕ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА НЕМЕЦКИХ ВЛАСТЕЙ ПРИ ЭВАКУАЦИИ СОВЕТСКОЙ КОЛОНИИ ИЗ ГЕРМАНИИ (в сокращении автора)
Эвакуация из Германии сотрудников Советской Колонии, вернувшихся к настоящему времени в Москву, сопровождалась неслыханными издевательствами германских властей и агентов гестапо над советскими гражданами. Вопреки всяким нормам международного права гестаповцы с первого же дня вероломного нападения Германии на СССР установили наглое, разбойничье отношение к служащим Посольства, Торгпредства, консульств и других советских органов. Утром 22 июня на основе точно разработанного плана и по прямому указанию германского правительства агенты гестапо устроили погромы советских учреждений и квартир отдельных наших сотрудников в Берлине, Праге, Кенигсберге и других городах. Здание Советского Посольства в Берлине рано утром 22 июня было оцеплено отрядом германской полиции. Несколько дней сотрудники Посольства не имели возможности закупать продукты для питания. Лишь после настойчивых требований Советского Посла тов. В. Г. Деканозова германские
власти разрешили закупить продукты в одном из берлинских магазинов. В это же утро многие дипломатические сотрудники Посольства были задержаны и арестованы. Так, например, из сотрудников Посольства были задержаны атташе Фомин, Лавров, помощник военно-морского атташе Смирнов, сотрудники аппарата военного атташе Журвицкий, Баранов, Байбиков и шофер Паранин. Были задержаны и арестованы ряд сотрудников торгпредства, имевшие дипломатические паспорта… Сотрудники торгпредства в Берлине были арестованы утром 22 июня и отвезены в тюрьмы Берлина, а затем в концентрационные лагеря… Советских людей посадили на голодный паек… После завтрака всех заставляли работать по распоряжению начальника лагеря: мыть полы, чистить уборные, носить песок… Сотрудник аппарата военного атташе Баранов, корреспондент ТАСС в Берлине т. Филиппов, сотрудник торгпредства т. Логачев, руководитель отделения „Интуриста“ в Берлине т. Шаханов, сотрудники советского консульства в Праге т. Плющев и Анисимов и другие, арестованные и посаженные в тюрьму, подвергались многочисленным пыткам, избиениям и издевательствам. Им устраивали допросы. Под угрозой всевозможных пыток заставляли дать различные показания, и когда это не удавалось, с ними жестоко расправлялись…
2 июля Советская Колония была отправлена из Берлина через Чехословакию, Югославию и Болгарию в Турцию… В составе в каждом купе было размещено по 8–10 человек. Даже сидеть в пути имели возможность немногие… питали непотребным суррогатом… Поезда в ряде мест останавливались на день-два, а иногда и больше, однако лишь в последние дни германская охрана разрешила два раза в день по 15 минут выходить из вагонов… Лишь на болгаро-турецкой границе члены Советской Колонии в Германии вздохнули наконец свободно, так как, миновав пограничную зону, они больше не видели отвратительных рож гитлеровских бандитов — агентов гестапо, мародеров и палачей из так называемой „III-й империи“, именуемой себя „страной культуры“…» (АВП РФ, ф. 82, оп. 25, пор. № 34, папка 89, л. 1–7).
Дата составления этого документа не указана, судя по подписям, он был отпечатан и подписан в Москве после возвращения всех советских граждан в августе 1941 года, хотя перечисленные выше записки могли быть написаны гораздо раньше, даже еще до совершения обмена. Стоит отметить, что советская колония из Берлина, а также из оккупированных Германией стран вывозилась двумя поездами, условия жизни в которых заметно отличались, так как в одном ехали сотрудники посольства СССР в Берлине, а в другом — все остальные интернированные советские граждане.
Даты, по которым можно составить представление о передвижении советской колонии, опять-таки «от Бережкова», ибо других нет: «Выезд советской колонии из Берлина… был назначен на 2 июля… В Нише наш состав загнали на запасной путь… Вскоре мы узнали, что в Ниш прибыл и второй состав с советскими гражданами… За пять дней пути люди еще больше похудели… Простояв в Нише несколько дней, мы наконец снова двинулись в путь… к болгарскому пограничному городу Свиленграду. Здесь мы простояли еще два дня… подошел второй состав… уточнили списки, после чего пересекли турецкую границу». Единственное, за что здесь можно зацепиться при вычислении даты пересечения турецкой границы, так это за слова «уточнили списки», поскольку из официального документа (телеграммы Стаменова Шуленбургу, переданной 10 июля через Васюкова в Ленинакан) известно, что эвакуацию советских граждан на турецкую территорию было предложено начать 11 июля и закончить 13 июля.
Но к этому моменту стало известно, что при уточнении списков на границе Деканозов обнаружил нехватку 99 советских граждан, об этом упоминается и в телеграмме Соболева-Стаменова. Может быть, среди них был и Яков Джугашвили? Может быть, это он был под именем единственного обнаруженного мной в списке интернированных советских граждан-приемщиков грузина («приемщик, командированный по линии НКВТ») Какабидзе Георгия Серапионовича? Может быть, его вычислили или кто-то выдал? Якова могли вырвать из советской колонии в последний момент. Ведь о том, кто он был на самом деле, мог знать лишь один человек — Деканозов, владевший грузинским языком и лично знакомый с Яковом. Почему-то Бережков чересчур подробно (с точностью почти до часа) описывает в своей последней книге, как он вместе с послом Деканозовым, зам резидента разведки Коротковым, резидентом РУ Тупиковым и советником Семеновым возвращался из Свиленграда в Москву. Несмотря на весь этот долгий путь, почему-то Деканозов на самом деле прибыл в Москву в тот же день, 19 июля 1941 г. Это возможно лишь в следующих трех случаях:
1) Если обмен и передача Деканозову письма Сталину от сына произошли 19 июля в 6–7 утра, а до Стамбула Деканозова довезли на малом самолете за 1,5–2 часа. Если на стамбульском аэродроме его ждал специальный «Дуглас», который пролетел над Турцией до Анкары, затем, сделав посадки в Тбилиси, Ростове и Куйбышеве, — над СССР и приземлился в конце того же дня в Москве.
2) Если обмен и передача Деканозову письма произошли в первой половине дня 19 июля, автомашина доставила его до Стамбула, откуда он связался с Москвой по телефону из советского консульства с Берия или Поскребышевым, передал, что Яков жив, и зачитал текст его письма (если же Яков работал на военном заводе или служил в закрытом ведомстве, от которого и был командирован в Германию, Деканозов сказал также, что нужно срочно передать точные данные для легендирования его службы в
Красной Армии, что дало бы ему статус военнопленного и объяснило бы его появление в Германии). И уже на следующий день в штаб 20-й армии из штаба Западного фронта пошло указание: «20 июля 1941 г. Передайте немедленно командарму 20 Курочкину: Жуков приказал немедленно выяснить и донести в штаб фронта — где находится командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович. Маландин». Одновременно Деканозов просил в завтрашних газетах напечатать, что он вернулся в Москву 19 июля. Таким могло быть условие договоренности по легендированию попадания Якова в плен. После этого Деканозов мог добираться до Москвы в течение нескольких дней, как это и описал Бережков.
3) Если обмен, а также написание и передача Деканозову письма произошли в любой день после 13 июля, а потом он добирался до Москвы так, как это описано у Бережкова, и прибыл в нее 19 июля. В этом случае публикация в газете «Правда» сообщения о прибытии в Москву Деканозова могла быть условным знаком немцам о передаче Сталину письма от сына. Они же в ответ на это изменили дату на фотокопии этого письма и стали его широко публиковать, подчеркивая, что оно было доставлено дипломатическим путем…
Указанные документы показывают, что трижды намечались сроки обмена посольств: 5 июля, 10 июля и 13 июля, и трижды они переносились, так как, по моему мнению, советской стороне надо было получить Якова в числе советской колонии, а если нет, то найти повод для того, чтобы объяснить, как Яков Джугашвили оказался в лапах у немцев. Решили списать это на войну и приписать его к воинской части. Начавшийся 14 июля разгром войск Западного фронта дал повод считать это днем пленения Якова… 19 июля он написал отцу письмо, подтвердив, что жив. А 20 июля радиошифровкой Маландина указали его место службы и звание, под которые он и стал давать свои ответы. Протоколы допросов с взаимного согласия подкорректировали…
Как бы там ни было, хотя Якова Джугашвили отбить и не удалось, но все-таки обмен немецкого посольства на советскую колонию в Германии и оккупированных ею странах состоялся — и он был не 1:1, как требовали немцы, а 8:1, как потребовала советская сторона!
Неравный обмен 41-го года. Часть 1