Мы развеселились, потому что давно знали: слегка покосившийся от старости родовой дом в каком-то там списке. Но не власти нас о том уведомили, как должно было быть, — просто за последние 10 лет пару раз случайно замечали на улице даму, что-то записывающую в толстую книгу. Дама и сообщила, что дом — памятник и еще лет сто простоит, потому что из мореной сосны…
Но во время новогодних каникул пришло сразу два одинаковых письма с печатями — для пущей убедительности. Управление Федеральной службы госрегистрации, кадастра и картографии по Тверской области уведомило, что по заявлению представителя того самого Комитета по охране, о существовании которого мы узнали пару месяцев назад, “проведена регистрация ограничения на…” И дальше шел перечень объектов, от которого захватило дух: “жилой дом лит. “А” с пристройками лит. “а” и “а”, сараем лит. “Г” и сараем лит. “Г”. Общая площадь, жилая площадь, адрес, кадастровый номер и шифр… А обременение на недвижимость — это условия и запреты, стесняющие собственника в праве распоряжения принадлежащим ему имуществом и снижающие его стоимость (кто ж готов платить за отсутствие свободы?).
Изучив документы, мы догадались: в уведомлении просто перечислены все наши постройки, записанные в кадастре. Под литерой “а” скрывается самовольно отделившаяся от дома бывшая веранда (легенда гласит, что раньше на ее месте был балкон-терраса), а под литерой “Г” — маленькая пристройка к сараю, в разное время использовавшаяся в разных житейских целях. Заваленные в то время снегом обремененные объекты, с рухнувшей крышей, загнувшимися от ветров листами кровельного железа, опасно накренившиеся, планировалось частично разобрать, а частично отремонтировать. Но теперь, получается, и пальцем их не тронь?
Абсурд. Семейные фотографии и кинохроника неопровержимо свидетельствовали: две вышеназванные литеры были сооружены не раньше 70-х годов прошлого века, а постройки моложе 40 лет в реестр не вносят! Разве что в исключительных случаях, но это — не он.
“Влипли”, — дошло до нас. Смеяться уже не хотелось.
Каково же было изумление получивших похожие уведомления граждан, которые, переехав в Кимры, купили несколько лет назад старые дома с участками, без всяких обременений, за полную цену? Ни сном, ни духом не ведая об их почетном статусе, они уже приступили к радикальной перестройке и осовремениванию купленной недвижимости в соответствии со своим представлением об удобстве и красоте… Едва ли кто-то из вас захочет оказаться на их месте.
Бремя без паспорта
Профессиональное любопытство, шкурный интерес и стойкое ощущение неправильности происходящего заставили прочитать нормативные акты, на которые ссылались чиновники.
В списке объектов историко-культурного наследия Тверской области, значительная часть которых приобрела этот статус по постановлению от 1999 года, — 119 кимрских. Федеральное значение имеет лишь один: церковь Вознесения (1813 г. ) на берегу Волги. Остальные — регионального значения или просто “выявленные”. Тут и “первое в районе сельскохозяйственное предприятие, которое посещал М. И. Калинин”, и “могила активного организатора Советской власти в уезде Звергздыня Э. Х. (1925 г. ) “, и “Торговые ряды (середина XIX века) “— находящиеся непонятно в чьей собственности постыдные руины в самом центре города, и “Дом Лужиных (“Теремок”) 1900-х годов”, тоже непонятно чей, разваливающийся на глазах. И наш “Дом Рыбакова” — наряду с другими жилыми домами начала XX века разной степени сохранности, т. н. “деревянный модерн”. “Дом”, а не “Сараи”…
Тогда, в далеком 1999 году, тверские депутаты сопроводили свое постановление обращением к Госдуме: примите поскорее закон “Об объектах культурного наследия”, иначе непонятно, по каким правилам и за какие деньги охранять!
Закон “Об объектах…” был принят лишь в 2002-м. С тех пор в него не раз вносились изменения, но главного дефекта они не исправили: это — заявление о благих намерениях власти, которая не хочет всерьез заниматься сложным делом охраны памятников истории и культуры и совсем не готова тратить на это серьезные деньги. Документ предполагал создание единого госреестра объектов культурного наследия. А на собственника возложил “бремя содержания и сохранения”. Памятник должен включаться в реестр на основании историко-культурной экспертизы. По ее результатам определяется т. н. предмет охраны, то есть формируется четкое представление о том, ЧТО именно, какие элементы в постройке государство берет под охрану. Ворота, конек на крыше? Лепнина на потолке? Крыльцо резное, наличники? На каждый объект, внесенный в реестр, оформляется паспорт.
Но решение множества важнейших вопросов депутаты доверили правительству — там должны были разработать подробный порядок составления и ведения реестра, содержание паспорта, правила проведения экспертизы и т. д., и т. п., десятки постановлений, распоряжений и приказов. Долгие годы закон “Об объектах…” занимал одно из первых мест в черном списке тех, разработка подзаконных актов к которым недопустимо затягивается. Сей скорбный труд был завершен лишь к 2010 году. Через 8 лет после принятия закона.
Законопослушные идиоты
Мы, законопослушные идиоты, сразу задались практическими вопросами. Можно вместо старого деревянного забора ставить металлический? Можно перекрывать дырявую крышу современными материалами “а-ля черепица” или непременно надо покупать кровельное железо? Должны ли мы теперь по каждой проблеме такого рода, связанной с поддержанием очень старого деревянного дома в мало-мальски приличном состоянии, просить разрешения Твери?
Звонок в областной комитет ясности не прибавил. Возникли сильные подозрения, что там не очень хорошо представляют, на ЧТО именно наложили обременение и в каком состоянии находится объект.
Пока я по совету тверского чиновника сочиняла ему письмо с изложением всех вопросов, 8 февраля президент взял да упразднил Федеральную службу по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия (Росохранкультура). Ее функции передали Министерству культуры, где должен быть создан специальный департамент. А тверской Комитет по охране памятников, как и все аналогичные органы в других регионах — “слуга двух господ”: той самой федеральной службы и губернатора, потому что входил в состав областного правительства. Дело в том, что Конституция относит охрану памятников истории и культуры к вопросам совместного ведения центра и субъектов Федерации…
Аудиторы Счетной палаты, проверив работу Росохранкультуры, пришли к выводу: она неэффективна. Единый реестр объектов культурного наследия так и не сформирован, полной информации о состоянии каждого памятника, отраженной в его паспорте, нет, а ведомство пользуется “документами, которые датируются 60–90 годами прошлого века”. Удивляться нечему: из федерального бюджета, утверждают аудиторы, финансировалось лишь содержание центрального аппарата этой структуры. А раз для центра охрана исторического и культурного наследия далеко не приоритет, то и из региональных бюджетов денежный ручеек течет едва-едва.
А теперь — внимание! С момента опубликования указа прошло 5 месяцев. Если вы попробуете найти на сайте Минкульта новый департамент — не получится. Зато там есть отсылка к сайту уже не существующей службы и ее территориальным управлениям по округам.
Когда министр культуры отчитывался перед Госдумой 6 июля, депутаты спросили, как, мол, так, газеты пишут, что ваше ведомство не готово принять функции ликвидированной Росохранкультуры. Просто реорганизация затягивается, объяснил Александр Авдеев: до сих пор правительство не утвердило новое положение о Министерстве культуры. А чтобы люди на местах не расслаблялись, он лично в конце июня разослал в территориальные управления упраздненной службы циркулярное письмо, приказывающее не нервничать и пока жить по старым правилам.
Вам нужно объяснять, как работает структура, находящаяся в состоянии реорганизации? Если, конечно, работает вообще…
“Что-то в папках”
Я решила все же поехать в Тверь и на месте разобраться, что к чему. С фотографиями, документами…
Милые люди там, в комитете. Они смотрели на меня с сочувствием, потому что лучше знали, какой бардак творится в славной Отчизне, как бы гордящейся своей культурой, в деле как бы охраны памятников. На разбитую улицу областного центра я вышла с двумя новостями: одной хорошей, одной плохой. Очень любезный молодой человек, изучив привезенное свидетельство о регистрации прав на недвижимость, успокоил: конечно же, никакие другие литеры, кроме “А”, то есть жилого дома, комитет не интересуют — и обременение на них накладываться не должно. Мол, в Росреестре ошиблись, вписав в кадастр сведения о сараюшках и пристройках, а потом неправильно составили уведомление. Надо пойти в Кимрское отделение Росреестра, там исправят запись — и ура!
Только вернувшись в Москву, проконсультировавшись с юристом и прочитав законы о кадастре и о регистрации недвижимого имущества, я поняла, что хорошая новость не столь уж хороша. Даже нынешнее несовершенное законодательство не требует непременно обременять ВЕСЬ объект целиком, ограничения могут быть наложены и на ЧАСТЬ постройки (лестницу, камин, что угодно). А на что именно — должно было быть конкретно определено в заявлении тверского Комитета по охране в тверское же отделение Росреестра.
Не знаю, что было написано в заявлении по поводу “Дома Рыбакова” и почему регистратор решила обременить всё чохом. Но если неточности или ошибки в кадастре возникают не по вине собственника, они могут устраняться в порядке переписки между двумя ведомствами, зачем тут мы? Воображение живо нарисовало круги бюрократического ада, которые придется теперь пройти, отстаивая свои законные интересы. Даже суд нарисовался, не к ночи будь помянут…
А плохая новость лишь подтвердила наши подозрения и выводы аудиторов Счетной палаты. Только сейчас, поведали мне, выделяются деньги, чтобы как положено все описать и сфотографировать в трех райцентрах, в том числе и в Кимрах, и если все будет нормально, госзаказ разместят, в реестре наконец-то появится современная информация о нашем доме. Вид памятника со всех сторон, история его создания, состояние. А пока “есть что-то в папках”, но что именно? Мне показали, как красиво все будет потом — на примере материалов об уже обследованных объектах в других городах области. И сказали, что на 9 тысяч памятников 30 с небольшим сотрудников комитета, но это почему-то не растрогало. “Накладывая обременение на собственников, областные власти хоть чем-то им помогают? “— молчание было мне ответом.
Тихая драма
Тем временем в Госдуме развивалась тихая драма вокруг законопроекта, имеющего отношение к нашей теме. Он был внесен еще в феврале 2009-го группой депутатов и представлял собой, по сути, новую редакцию закона “Об объектах культурного наследия…” В России тогда как раз разрешили приватизацию памятников истории и культуры, и вопрос о четких и понятных правилах игры стал совсем не праздным.
Глава Комитета по собственности Виктор Плескачевский (“ЕР”) объясняет логику авторов: “У нас очень живуче убеждение, что государство должно содержать все памятники. Но на это три бюджета нужно, где деньги взять? В мировой практике отработаны три варианта решения проблемы: частная собственность, то есть экономическое использование памятников с обременениями и под контролем, благотворительные фонды, которые финансируют восстановление и содержание отдельных объектов, и госбюджет в виде прямого финансирования и в виде налоговых льгот тем, кто тратит свои средства. Мы предлагаем ввести понятие жесткой ответственности любого собственника и арендатора памятника — будь то федеральная, региональная или муниципальная власть, организация или гражданин”.
Г-н Плескачевский мечтал о том, чтобы было как в Германии: в одном из населенных пунктов недалеко от Франкфурта, где после войны старинный облик города оказался утерян, местные власти выстроили модель, подталкивающую частника к сохранению памятников, и выделили под это деньги. И пошло: покрасил фасад краской того цвета, какой он был покрашен в начале прошлого века, — возмещают стоимость краски, снес дурацкую мансарду, надстроенную в последние десятилетия, — тоже компенсация. Плюс льготы по налогу на имущество… И старинное жилье вдруг стало дорожать!
Сначала и общественность, и специалисты, и православная церковь, как пользователь и собственник огромного количества памятников истории и культуры, встретили проект с недоверием или даже в штыки. После долгих согласований и обсуждений в марте 2010 года его приняли в первом чтении. Год назад почти полностью переписанный проект был готов ко второму чтению, но с тех пор его рассмотрение переносилось 6 раз. Глава Комитета по культуре Григорий Ивлиев (“ЕР”) уверял корреспондента “МК”, что основные спорные моменты урегулированы. В тексте подробно прописано многое, что интересует “счастливых” обладателей обремененных домов: например, что такое “приспособление памятника к современному использованию” — очевидно же, что если в доме исторически не было водопровода и туалета, такие изменения необходимы. Собственника обяжут заключать гражданско-правовой договор с органом охраны, в котором на основании экспертизы (оспаривая ее результаты, можно заказать свою — сейчас это запрещено) будет четко прописано, какие действия позволено совершать и в какой последовательности.
“Мы предлагаем расширить перечень работ, освобождающих от уплаты НДС, кроме реставрационных, распространить льготу на проектно-изыскательские и противоаварийные работы. И ввести понятие налогового вычета за работы по сохранению памятника, потому что они более дорогие, чем просто ремонтно-строительные. (По той же схеме, по какой сейчас даются налоговые вычеты на покупку или строительство жилья, не более 2 млн. рублей. — “МК”). Эти льготы — капельные, но даже у них есть противники. Говорят, как вы можете помогать олигархам! Каким олигархам? “— недоумевает г-н Ивлиев.
В Комитете по культуре надеялись, что законопроект удастся принять до летних каникул. Нет, перенесли на конец сентября. Министр Авдеев очень сокрушался, но — “идут межведомственные согласования в правительстве”. Напомним: второй год идут.
Упорному г-ну Ивлиеву при поддержке своего зама Елены Драпеко (“СР”) удалось включить в виде поправок к другим законопроектам некоторые из норм зависшего документа. В частности, от уплаты НДС освобождены все виды работ по сохранению памятников. Но предложения по имущественным налоговым вычетам и освобождению от уплаты налога с земель, на которых расположены памятники федерального значения, Минфин пока не поддержал.
Мы не знаем — может, действительно закрепленные в законопроекте правила никуда не годятся? Ну раз чего-то там никак не согласуют… Но то, что отсутствие порядка и четко прописанных правил — это плохо, мы теперь знаем.
Кому нужен дряхлый сирота?
Наш дом, конечно, очень похож на жилище олигархов. А приблизительные подсчеты показали: стоимость работ по замене рам, реставрации (реконструкции) наличников, двери, перекрытие крыши, если делать всё как надо, возрастает не на проценты — в полтора, иногда два раза. Причем если делать всё как надо, то придется сначала написать заявление о согласовании предполагаемых работ, отвезти его в Тверь, приложив должным образом оформленный и оплаченный из собственного кармана проект, месяц ждать ответа, а потом получить разрешение — вместе с планом мероприятий и категорическим указанием, какая именно строительная организация эти действия вправе осуществлять. Даже интересно — как они составят пошаговый план, если толком не знают, что представляет из себя памятник?
Самое страшное, что грозит за игнорирование требований к сохранению объекта или “совершение действий, угрожающих его сохранности и влекущих утрату им своего значения”, — судебная тяжба с контролирующими органами. Итогом может стать изъятие собственности властями (если памятник регионального значения, как наш, — областными властями). Эта угроза пока скорее гипотетическая: изъятое имущество надо выкупать. А потом содержать или продавать. Много ли вы слышали историй о том, как власти по суду отбирают у муниципалитетов, допустивших разрушение принадлежащего им памятника истории и культуры, его бренные останки — вместе с землей, на которой они находятся? И кому он, дряхлый сирота, нужен? Земля, уже необремененная, — да, нужна, если в хорошем месте… Если памятник, включенный в реестр, уничтожен по вине собственника, он может быть изъят безвозмездно. Но много ли вы слышали таких историй?
Правительство, президент, депутаты, губернаторы занимаются очень-очень важными и срочными вещами: нефтью, газом, пенсиями, откатами, гособоронзаказом, активами, насыпными островами, ПРО, выборами. Сохранением себя у власти. А время идет, ежедневно унося с собой навсегда по три памятника российской истории и культуры. Они, как говорят специалисты, “руинируются”. То есть превращаются в развалины.
И в Кимрах время идет. Центр города местами похож на декорации к фильму о войне. А деревянные дома, которые многие пренебрежительно называют “гнилушками”, дряхлеют или меняют свое лицо. Стеклопакеты, кирпичная облицовка, остроконечные крыши… Уже не модерн. Пока мы безуспешно пытались понять, как жить с обременениями и почему важное дело так отвратительно организовано, дотла сгорел собрат нашего дома по списку объектов культурного наследия — “Дом Сухарьковых, 1910-е”.