Шел пошла на кухню, где ее ждали остатки ужина, они же завтрак. Ну как всегда. Сухари и вода. Мяса и молока Шел не ела уже давно. Со вчерашнего дня. Продукты кончились, а родители обещали раздобыть что-нибудь вкусное к вечеру. Издеваются над ребенком, подумала Шел. Сами-то небось на сухарях и воде не живут… Я же уже большая — все понимаю. Мне уже три года. Шелест залезла на стул, что стоял возле окна, потом с него на подоконник и стала наблюдать за голубями, которые устроили свадебные игрища на внешнем блоке кондиционера, там, за окном. Голубь-самец, распушив хвост и перья, гоголем наматывал круги вокруг невзрачной самки. Самка никак не реагировала, но не улетала.
Зрелище в скором времени надоело, да и родители проснулись. Папа взял Шелест на руки и подбросил вверх с возгласом: “С добрым утром, малышка! Как тебе спалось? “Шел очень не любила, когда ее подбрасывали, потому что страшно и высоко. Но за три года жизни смирилась с неизбежным ритуалом, выражала только устный протест. “Поставь ребенка на планету! “— заорала Шел. Завтрак будет в этом доме или нет? Родители ушли на кухню — варить кофе. Большие вроде, а суют в рот всякую гадость, подумала Шел. Кофе она как-то попробовала и приняла окончательное решение, что эта горькая гадость не для детей, по крайней мере не для нее.
Потом родители, напившись горькой коричневой жижи, ушли на работу, пообещав, что к вечеру будут гости. Опять одной сидеть: что за жизнь! Из еды опять только сухари и вода. Хорошо хоть телевизор выключить забыли. Можно устроиться на диване и смотреть и слушать про взрослую жизнь. Во взрослой жизни, которую показывали по телику, все оказалось как обычно. Ничего нового. Землетрясение в Японии, война в Северной Африке, террористы на Кавказе, ну а в Антарктиде морозно и много льда, а еще в Москве закрыли очередной вещевой рынок. (Вот папа будет рад! Он ненавидит рынки. )
Вот что за имя у меня такое, отвлекшись от телевизора, думала Шел. У всех девочек имена как имена: Маша, Маруся, Саша — а у меня что? Даже представиться как-то неудобно. Давайте знакомиться! Меня зовут Шел, полное имя Шелест. Ну не звучит! Есть актриса Ольга Шелест, красивая такая, но Шелест-то у нее фамилия, а зовут ее Ольга. Имя как имя, а у меня непонятно что. Родители говорили, что когда я была маленькая, то любила звук шелестящей бумажки, но это же не повод так называть? Если бы их самих назвали, исходя из того, что они любили в детстве? Наверное, подумали бы, как детей называть. Странные они все-таки люди. Делают что хотят, а мне с этим жить.
Но лучше буду думать о хорошем: о вечере, ужине, о том, что скоро родители с работы вернутся и скорее всего переключат канал в телевизоре, и можно будет посмотреть что-то другое, кроме поднадоевших уже новостных программ, и будет счастье. А счастье — это когда все дома, когда много еды, мяса и молока; когда по телевизору переключаются каналы; когда можно залезть на диван к родителям и, устроившись между ними, петь песенку; когда играют в мячик или рассказывают сказки, гладят по голове; и вообще счастье — это вроде как всего и немного, но и немало; это то, что нельзя купить и невозможно продать. И еще счастье — это когда приходят гости и, с восхищением глядя на меня, говорят: ах, какая красивая киса! И можно, гордо подняв хвост, ходить по квартире и чувствовать на себе восхищенные взгляды гостей. А пусть смотрят. Мне не жалко. Я же крррасавица, муррр, муррр. Вот такое оно — счастье!