Какая жизнь без огорода?
От поселка Рязановский до городского поселения Белоомут — километров тридцать по шоссе, которое идет через лес. Нынешним летом этот лес сгорел почти дотла. Сейчас здесь черная земля и черные стволы. Где-то они стоят, где-то попадали, образовав бескрайние завалы. Из завалов поднимаются струйки дыма. Местами дым настолько густой, что плохо видно дорогу.
Треугольные знаки с оленем, установленные на обочине, неактуальны. Оленей в лесу больше нет. Там воробьям теперь делать нечего, не то что оленям.
Картина жуткая. Как после бомбежки.
В конце августа лесные пожары дошли до самого Белоомута. Огонь остановили на подступах. А ближние поселки Моховое и Каданок сгорели. В Каданке — тринадцать домов, в Моховом — десять.
Дома в Моховом были многоквартирными, поэтому погорельцев много — больше трехсот человек. Сейчас они живут в воинской части на окраине Белоомута в сотне метров от того места, где для них строится жилье.
Под Новое Моховое выделено 16 га земли — частично заболоченной. Не лучшее место для строительства, но другого участка подходящих размеров у администрации не нашлось. Был, правда другой вариант: строить новый поселок с другой стороны Белоомута — на землях заброшенной фермы. Но она находится в частном владении, а времени, чтоб вести переговоры, выкупать и оформлять, уже не было. Премьер Путин установил жесткие сроки, и начинать строить надо было немедленно.
Первый раз я приехала сюда в начале сентября и увидела огромное поле, размеченное рядами фундаментов.
Второй раз я побывала в Белоомуте на прошлой неделе. Прошло 13 дней, но сейчас картина совершенно иная. На всех фундаментах стоят дома. Подавляющее большинство уже с окнами и под крышами. Крайние даже покрашены в светло-зеленый или бежевый цвет, а в мой первый приезд такой дом был один. Рабочие говорили, его покрасили специально, чтоб показать какой-то высокой комиссии.
Я тогда попыталась исследовать этот дом — на самом деле не дом, а коробку под крышей, поскольку ни пола, ни потолка, ни стен там еще не было. Но меня выгнал охранник, потребовав покинуть помещение.
В доме, однако, не было ничего такого, что стоило бы скрывать от посторонних глаз. Очень маленькая жилая площадь, на которой могут разместиться тамбур, кухня, санузел и комната метров 20. Стены из пенобетона. В оконные проемы вставлены стеклопакеты. Низкий чердак, куда придется лазить по лестнице с улицы. Крыша не утепляется, листы металлочерепицы кладут прямо на обрешетку. Погреба нет, бетонный цоколь поднимается от уровня земли. Внизу вода – видно, налило дождями, пока не было крыши.
Домик мне показался тогда незавидным. Погорельцы, с которыми я говорила, тоже не высказывали большого восторга. По идее, они должны были быть благодарны за любые дома: дареному коню в зубы не смотрят. Но они ждали чего-то большего.
“Никто из нас не знает, в каком конкретно доме будет жить, — жаловались мне погорельцы. — Если бы мы знали свои дома, сейчас ходили бы туда помогать. Следили бы, чтоб все правильно делалось. Может, за свои деньги построили рядом сарай какой-то. А то ведь там никаких подсобных помещений нет. Лопату поставить некуда”.
Погорельцы — сельские жители. В придачу к дому им нужна земля, грядки, погреб, гараж, сарай, курятник. Им нужно то, что у них было всю жизнь и без чего они не умеют обходиться.
“У нас было два гаража, два погреба, — с тоской перечисляла мне женщина из Мохового. — Мы держали кур, уток, кроликов. А теперь мне все надо покупать. Огурцы, помидоры, лук, капусту... В магазине яички малюсенькие — 42 рубля десяток! Какая зарплата нужна, чтоб прожить?”
Хотела я ей сказать, что в Москве яички по 60 рублей. Но пожалела, решила не расстраивать еще сильнее.
Сельский дом по городским меркам
На сайте Минрегионразвития перечислены денежные суммы, положенные погорельцам. Десять тысяч — чтоб жить на них первое время, двести тысяч — на приобретение имущества, 2 млн. — на строительство нового жилья, 1 млн. — на инженерную и прочую инфраструктуру, которая прилегает к дому.
Если брать только затраты на жилье, то дом для одной семьи погорельцев, получается, должен обходиться в 3 млн.
Если вместо готового дома, который построят для погорельцев, они захотят сами купить то, что им по душе, — 3 млн. им уже не положены. Они получат компенсацию ровно за те метры жилплощади, которые у них были оформлены, причем по той цене, которую власти назовут рыночной.
В Белоомуте эта цена — 20 тыс. рублей за квадратный метр. “В домах, которые строятся для погорельцев, квадратный метр во столько и обходится, — объяснил Юрий Иванович Молодид, заместитель министра строительного комплекса Московской области, курирующий стройку. — 20 тыс. — 1 кв. метр и 10 тыс. — инженерные коммуникации”.
После первой поездки в Белоомут я обратилась в правительство Московской области с вопросами, которые мучили погорельцев: про сараи, погреба, крыши и про то, кому какой дом достанется. Юрий Иванович Молодид, которому их “отписали”, пригласил меня приехать еще раз, чтоб все наглядно показать. Его комментарии действительно многое разъяснили.
Крыши в домах, оказывается, не утепляются потому, что не позволяют временные рамки. “Можно было бы утеплить и кровлю, но тогда мы бы не вписались в сроки: нам же надо за 1,5 месяца построить 149 домов! — объяснил замминистра. — Поэтому чердак остается холодным, но утепляется потолочное перекрытие. Это нормальная схема”.
Погреба не оборудуются по той же причине — времени нет. Но хозяева легко смогут устроить их сами. Фундамент в домах делается таким образом, что погреба будут надежно гидроизолированы, вода туда не попадет. Вниз кладется хорошо заармированная фундаментная плита, и на ней заливается монолитный цоколь. На высоте 80 см от плиты делается перекрытие: балки, по балкам бруски, дальше базальтовый утеплитель — самый современный материал с массой достоинств — во-первых, негорюч, во-вторых, неинтересен грызунам.
Специально для поселка уже пробурили скважину, откуда будет поступать вода. Строится водонапорная башня, проводится централизованная канализация, к домам уже подведен газ. Отопление будет индивидуальное. В каждом доме ставится двухконтурный котел, работающий на газу, — он обеспечит отопление и горячую воду в санузле и на кухне.
Все котлы — спонсорская помощь. Спонсоры также обеспечат погорельцев мебелью и бытовой техникой. После того как президент Медведев призвал бизнес принять участие в помощи погорельцам, компании проявляют невиданную активность. “Два дня назад приезжали представители фирмы “Кнауф”, которая производит гипсокартон, — рассказал Юрий Иванович. — Привезли на 4,5 млн. своих материалов. В самом Белоомуте мы тоже сейчас много делаем благодаря спонсорам. Ремонтируем дороги, две школы, клуб, стадион, делаем 4 спортивно-детские площадки”.
Из Белоомута до сгоревшего Мохового дорога тоже будет отремонтирована за счет спонсоров. Если захочется съездить на пепелище — пожалуйста. Ровная, гладенькая трасса. Правда, лес вдоль нее весь мертвый. Но его так быстро не отремонтируешь, как дорогу. Другие средства нужны и другие мощности.
Через два года будет шанхай
Сначала для погорельцев хотели строить многоквартирные дома — десять трехэтажных домов. Но жители встречались с премьером и высказали пожелание: каждому отдельный дом. Поэтому 5 сентября пошла команда строить не десять многоквартирных домов, а каждому свой. А многоквартирные дома, по мнению Молодида, уже построили бы и денег ушло бы раза в два меньше, чем на отдельные.
Свободной земли, которую, наверное, можно было бы занять самостийными огородами (такими же, какие были в Моховом), тоже было бы больше.
Сейчас у каждого дома свой участок — 7,8 сотки. Должно было быть 8, но немножко отрезали, чтоб сделать тротуар. “Сараев строить не будем, — решительно сказал Юрий Иванович в ответ на мой вопрос о подсобных помещениях. — У нас задача — переселить людей. Мы ее выполняем. Создаем минимальные условия. Без сарая прожить можно какое-то время. Без крыши — нельзя... А сараи они себе сами построят. Сейчас — красиво, а через два года приедете — будет шанхай”.
Представления о красоте у всех разные. Армейская одинаковость и симметричность Нового Мохового, распланированного квадратно-гнездовым способом, у меня, скажем, вызывает уныние. По-моему, красиво, когда все дома, наоборот, разные. Разного цвета, с разными оградами, но при этом гармонично друг с другом сочетаются. Но в будущем шанхае, конечно, никакой гармонии не получится, и это вызывает сожаление.
Также вызывают у меня сожаление широкие, ровные улицы, расчертившие Новое Моховое вдоль и поперек. Я представляю, как сложно будет держать здесь собак и кошек. Их постоянно будут давить и сбивать несущиеся взад-вперед автомобили, потому что по такой хорошей дороге надо именно носиться, ехать осторожно и медленно — невозможно.
У всего есть свои плюсы и минусы. То, что одному кажется плюсом, другой запишет в огромный минус. И, наверно, правильно было бы дать людям возможность выбирать те плюсы, которые им кажутся главными, и отказываться от совсем уже неприемлемых минусов.
У погорельцев, однако, такой возможности нет. Если бы им выдавали на руки те 3 миллиона, что положены на строительство нового дома для одной семьи, они бы, возможно, не поехали в Новое Моховое, а купили себе дом в обычной деревне со столь любимыми ими сараями. Или, наоборот, приобрели бы квартиру поближе к детям где-нибудь в Раменском.
Но им не дают эти деньги. Сгорела квартира 50 кв. м, получите 1 млн. руб. — по 20 тыс. за метр. А за миллион что сейчас купишь? Ничего.
Им предложили те условия, которые кто-то — не они сами! — определил как наилучшие. Может, эти условия такие и есть. Даже наверняка они такие и есть. Но люди должны сами решать, что для них прекрасно, а что — нет. Иначе у них всегда найдутся поводы быть недовольными и хитрить, выгадывая себе что получше.
Социальная несправедливость
Погорельцы из Мохового тоже хитрят. По социальной норме им положено 18 кв. метров на человека. Исходя из этой цифры жилье для них строится разной площади и с разным количеством комнат — всего восемь проектов домов.
“В Моховом в некоторых квартирах жило по две семьи, — рассказал Юрий Иванович. — Например, мать, отец и сын — это одна семья, а старший сын с женой — другая семья. Их мы расселяем в два разных дома. В Моховом было 120 квартир, а мы строим 149. Списки готовила администрация после пожара. По ним определялось количество домов, которые надо построить, и их площадь.
Но за месяц, пока идет стройка, некоторые погорельцы подсуетились. Младший сын у них тоже женился, и теперь им нужно не два дома, а три.
Из-за таких случаев мы пока и не можем окончательно определиться и сказать всем семьям, какой у кого будет дом”.
Отношение к погорельцам в Белоомуте неоднозначное — и по объективным причинам, и по необъективным.
На том месте, где идет стройка, у жителей Белоомута прежде были самозахваченные огороды. Их пришлось, конечно, ликвидировать, поэтому хозяева сейчас кипят от злости на погорельцев.
А в Каданке кипят от злости жители, которые боролись с огнем и отстояли имущество. Они остались мыкаться в убогих халупах. А тот, кто захламил двор горючим мусором, на все плевал и пожар не тушил, будет жить во “дворце” — с отоплением, теплым сортиром и новой мебелью.
По-человечески это несправедливо, конечно. Но кто погорел, тому и помощь. Поэтому к 20 октября погорельцы получат жилье, и оно будет настолько качественным, насколько этого можно добиться за полтора месяца.
Учитывая спонсорскую помощь, деньги в него вбухиваются немалые, и той халтуры, которая обычно украшает дом, построенный “не для себя”, там не видно. Может, она где-то присутствует, но в глаза не бросается. Уже хорошо.
Другой вопрос, а надо ли было так торопиться. Объективных обстоятельств, которые вынуждали бы за полтора месяца сделать то, на что обычно уходит полгода – нет. Поэтому причины спешки мало кому понятны.
Когда я объяснила погорельцам, что им не утепляют кровлю из-за сроков, они так и сказали: “Мы же не в шалашах сейчас живем, а в воинской части. Пропуска нам выдали до 31 декабря. Мы могли здесь жить до нового года. И пусть бы за это время в домах утеплили крышу и спокойно все доделали. Зачем торопиться-то?»
“Путин так решил”, — сказала я. И все замолчали. Раз Путин решил, говорить не о чем.
Дареному коню, и правда, в зубы не смотрят. Какая есть крыша – за ту и спасибо. А то ведь могли и вовсе без крыши остаться.