В декабре 1941-го шло наступление под Москвой. Бойцы, находящиеся на передовой, услышали долгожданную команду «Вперед, на Запад!». В районе 41-го километра Ленинградского шоссе шли тяжелейшие бои. У деревни Большие Ржавки оружейный расчет был вынужден оставить свои позиции, не успев забрать с окраины села пушку. Командира орудия расстреляли, а разведвзводу, в который входил рядовой Кирилл Щелкин, было приказано доставить орудие в часть. Когда разведчики подъехали к деревне на полуторке, то увидели, что с другой стороны шоссе им навстречу движется колонна из шести немецких танков, а за ней – пехота. Командир приказал приготовиться к бою, бойцы попрощались друг с другом…
И тут раздались выстрелы. Загорелись передний и задний немецкие танки, а потом еще один в середине колонны. Три оставшихся танка, так и не поняв, откуда ведется огонь, развернулись и отступили вместе с пехотой.
Неожиданно из груды бревен, наваленных на месте разрушенной избы, выехал танк Т-34. Подъехав к артиллеристам, танкисты попросили закурить и поведали, что были оставлены в засаде.
Об этом эпизоде из военного прошлого своего отца поведал сын Кирилла Ивановича, физик-ядерщик Феликс Щелкин.
Перед войной его отец, Кирилл Щелкин, успел защитить кандидатскую диссертацию по вопросам детонации в газовых смесях. Удивительно, наркомат тяжелой промышленности дал особое указание, и эта работа была опубликована. Кирилл Иванович был уже довольно известным ученым, имел бронь. Но когда началась война, после двух отказов, все-таки добился отправки на фронт. Его дед по материнской линии был награжден за войну с Турцией двумя Георгиевскими крестами. И Кирилл Иванович посчитал, что не вправе находиться в тылу, когда страна в опасности.
Он попал во взвод разведки, которая подчинялась начальнику артиллерии 64-й стрелковой дивизии. Воевал под Смоленском, Курском, Москвой. Трижды оказывался на волоске от смерти.
Феликс Щелкин вспоминал, как однажды его отца, как самого младшего по званию, отослали с наблюдательного пункта артиллеристов принести обед. Вернувшись, он не застал в живых ни одного сослуживца. Видимо, немцы засекли отблеск оптического прибора и дали залп. Было прямое попадание снаряда.
В другой раз Кирилла Щелкина послали в штаб дивизии за пополнением. Он хорошо ориентировался в лесу и должен был стать проводником. Вел группу новобранцев по лесу ночью. Они двигались к передовой. Стрельба становилась все интенсивнее. Новички забеспокоилась, несколько человек стали кричать, что ведущий их солдат – немецкий шпион и ведет их в логово врага. Вскоре вся группа стала требовать у командира немедленно расстрелять «немецкого шпиона» и возвратиться в штаб. Тот тоже был на взводе, поддался общей истерии… К счастью, в этот момент прибыли они на место.
Сын Кирилла Щелкина считал, что кто-то свыше отводил смерть от его отца. У него на Земле была своя миссия.
В начале января 1942-го красногвардейца Щелкина вдруг вызвали в штаб и вручили удостоверение, где было указано, что он следует в Казань для продолжения научной работы при Институте химической физики. Накануне от замнаркома Щаденко пришла соответствующая шифротелеграмма.
Так Кирилл Иванович был переброшен на научный фронт. По данным разведки, немцы вели успешную разработку турбореактивного двигателя для своего «Мессера». Требовалось сделать технический рывок, включиться в разработку проблем горения в реактивных двигателях для нашей авиации.
Кирилл Щелкин понял, что форсировать сгорание можно с помощью турбулентности. Он вывел формулу для определения скорости горения, дал советы конструкторам по устройству диффузора и других частей двигателя, чем здорово помог разработчикам.
Феликс вспоминал, за что бы отец ни брался, у него всегда все получалось очень хорошо. Во время войны все сотрудники института варили дома хозяйственное мыло. У Кирилла Щелкина оно получалось лучше всех, хотя варили его по одному рецепту и из одинаковых составляющих.
В голодном 1944-м все сотрудники сажали картошку. Кирилл Иванович еще в довоенном молодежном журнале прочитал, что ее надо сажать глазками. Феликс рассказывал, что вера в науку, во все новое, у его отца была несокрушимая. И в 44-м он начинает сажать картошку по науке. Коллеги и друзья его буквально хватали за руки, говорили, что он уморит семью голодом, просили пожалеть ребенка, показывая на меня. Отец был тверд. Осенью Щелкины принесли домой несколько ведер картошки. Весь институт ходил смотреть на их урожай. Он оказался самым лучшим. Наука, как всегда, Кирилла Ивановича не подвела.
В первый послевоенный год он защитил докторскую диссертацию, его оппонентами были академики Христианович, Стечкин, Ландау. В научной литературе стал известен термин «зона турбулентного пламени по Щелкину». Перспективному ученому предложили пост заместителя директора в Институте физических проблем, который создал Петр Капица, но Щелкин отказался. И в том же 46-м был мобилизован Игорем Курчатовым в Атомный проект.
Доступ к проблеме создания атомной бомбы в целом имели всего двенадцать человек. Последним в компанию «посвященных» попал 35-летний профессор Кирилл Щелкин.
В апреле 1947-го он начал работать в секретном КБ-11 (Арзамас-16, ныне – Саров). Главным конструктором был Юлий Харитон, Кирилл Щелкин – первым его заместителем, возглавил научно-исследовательский сектор. Вместе они составили первый список научных работников. Их было 70. Это показалось огромным числом, никто тогда не представлял масштабов работ.
Физики-теоретики КБ-11 шутили: если нарисуешь круг на листе бумаги – лист становится секретным, если в этом круге нарисуешь еще один – это уже совершено секретные сведения. Действительно, это и была схема атомной бомбы в разрезе. Внутренний круг – это заряд из делящегося материала – плутония. Он вложен в полый сферический заряд из ВВ (взрывчатых веществ).
Феликс Щелкин вспоминал, что ежедневно днем и ночью проводилось более 10 взрывов, от которых подпрыгивал их дом и звенели стекла. Кирилл Иванович приезжал с работы поздно, ложился в кабинете на диване, рядом на стуле стоял телефон. После очередного взрыва, через некоторое время, раздавался звонок, Щелкин вставал, садился в дежуривший около дома «газик» и уезжал на работу. Спать удавалось по 4-5 часов в сутки с урывками. Ученый бился над тем, чтобы с помощью взрыва шарового заряда из обычного взрывчатого вещества равномерно обжать металлический шар, помещенный в центр заряда.
Эксперимент тогда решал все. Из всей вычислительной техники были тогда арифмометры, ну и логарифмические линейки.
Приближалась дата испытания первой советской атомной бомбы – изделия РДС-1 – 29.08.49 года. 21 августа участники испытаний привезли на литерном поезде на Семипалатинский полигон боевой плутониевый заряд и три нейтронных инициатора. 29 августа в 4.00 утра в центр поля, к башне, после опечатывания системы автоматики и разъемов на подрывной линии, прибыли Щелкин и Матвеев с боекомплектом электродетонаторов. Из сборочной мастерской по рельсовому пути специалисты вывезли изделие и установили его в клети грузового подъемника башни…
Годы спустя Кирилл Щелкин поделился с сыном, что башня на высоте 30 метров, где находились люди и изделие, раскачивалась под воздействием порывов ветра с амплитудой 1 метр. Капсюли-детонаторы содержали ВВ и могли сработать от удара, находясь вне изделия или специальной тары. Никогда их установка, а до этого были проведены три генеральных репетиции, не проводилась в условиях такой «качки». Природа сопротивлялась как могла… Этой ответственной и опасной операцией в присутствии трех генералов руководил гвардии рядовой Щелкин.
После успешных испытаний Кирилл Иванович «откололся» от руководства и остался праздновать победу с ребятами, с кем два года и пять месяцев, днем и ночью, плечо к плечу, работал, не считаясь со временем, накатившей усталостью. Победа была одна на всех, как на фронте.
Потом были новые испытания, новые бомбы – РДС-2 и РДС-3. Напряжение в работе не спадало. Как вспоминал Феликс, к ведущим разработчикам ядерного оружия были «прикомандированы» секретари. У его отца это были два полковника МГБ, которым оставалось по году до пенсии. Охрана осуществлялась круглосуточно, как дома, так и в командировках, на отдыхе. Они помогли ему лишь однажды. Когда Кирилл Щелкин возвращался в своем салоне-вагоне с испытаний, на глухой станции в Карелии его вдруг отцепили от пассажирского поезда и поставили на запасные пути. Начальник станции так объяснил свои действия: «Я вас знать не знаю». Тогда подключились два полковника МГБ. И Кирилл Иванович продолжил свой путь.
В 1955 году произошел крутой поворот в жизни 44-летнего Кирилла Щелкина. С командой ученых-энтузиастов он перебрался на Урал, где создавался новый ядерный центр, Челябинск-70 (Снежинск) – дублер Арзамаса-16. И стал его первым научным руководителем и главным конструктором.
Здесь он ориентировал всех на создание миниатюрного и компактного ядерного оружия, которое поможет сдержать любого агрессора и не потребует огромных средств.
Кирилл Иванович был человек независимый, всегда на все имел свое мнение, из тех – кто «не клевал с руки». Смело возразил Хрущеву, когда тот хотел разместить ядерный центр на базе одного из заводов в Челябинске. Писал откровенные письма напрямую в ЦК, если того требовали интересы дела. Пошел наперекор министру среднего машиностроения Ефиму Славскому и построил в Снежинске крытый, зимний бассейн – в то время единственный во всех атомных ЗАТО.
Уже став трижды Героем Социалистического Труда, Кирилл Щелкин, по воспоминаниям сына, и внешне – в одежде, и в поведении по-прежнему выглядел весьма просто. Примечателен один лишь случай. Однажды он отправился с двумя «секретарями» в командировку в Ленинград. Из Москвы всем троим забронировали по телефону места в гостинице. Отец первым подошел к администратору, справился о броне и услышал: «Вашему Щелкину дам номер, а вы отправляйтесь в общежитие».
Работа в постоянном стрессе вскоре сказалась на здоровье Кирилла Ивановича. В 1959 году у него участились сердечные приступы. Тяжелой утратой стала для Щелкина смерть соратника и друга Игоря Курчатова, который скоропостижно скончался 7 февраля 1960 года.
Кирилл Иванович принял решение вернуться в Москву, стал заведующим кафедрой горения в Московском физико-техническом институте.
Его сын Феликс вспоминал, что отец не терпел необязательности, невыполнения какой-либо работы в оговоренные сроки, опозданий. Если, например, он назначил аспиранту день и час встречи, ничто не могло помешать ему принять аспиранта у себя в этот день и час.
Кирилл Щелкин любил цирк, говорил: «По блату под купол цирка не полезешь». Однажды, чтобы получить билеты по брони на новую программу в цирке на Цветном Бульваре, надел свои три звезды Героя Социалистического Труда. А вообще наград своих он не носил. Близким объяснял это так: «Не хочу делать дырки в костюме».
Еще он обожал оперу. В начале пятидесятых годов прослушал с сыном весь репертуар Большого театра. Бывая в командировке в Москве, всякий раз стремился попасть на новую постановку.
Выйдя на пенсию, он продолжал шесть дней в неделю дома работать. Его популярные очерки «Физика микромира» были нарасхват, выдержали несколько изданий и получили первую премию на Всесоюзном конкурсе научно-популярных книг.
Умер Кирилл Щелкин 8 ноября 1968 года. Так же неожиданно, как и Курчатов. Ему было всего 57 лет. Сердце не могло выдержать того напряжения, что выпало на его долю.
Он стал трижды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской премии и трех Сталинских премий. Был награжден четырьмя орденами Ленина, орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды, а также медалями. Но до сих пор считается самым неизвестным из самых заслуженных организаторов советского Атомного проекта.
Фото: Госкорпорация «Росатом»
Читайте также «Ефим Великий»