В 1920 году будущий знаменитый химик Николай Семенов в компании друзей заявил:
– Открытий на наш век хватит! Вот Юлий, – он показал на своего помощника, студента-первокурсника, – лет через десять-двадцать такое откроет – самому Эйнштейну не приснится.
Все приняли это за шутку. Однако через два десятилетия Юлий Харитон в соавторстве с Яковом Зельдовичем опубликовал расчет цепной реакции ядер урана. (Будущий нобелевский лауреат Игорь Тамм сказал тогда об этом открытии: «Оно означает, что может быть создана бомба, которая разрушит город в радиусе 10 километров»).
Но сенсационное открытие было еще впереди. В 1920 году Юлий Харитон учился еще в Политехническом институте. Два года после его окончания стажировался в Англии, в лаборатории в Кэмбридже. Работал с Эрнестом Резерфордом и Джеймсом Чедвиком. По возвращению из командировки руководил лабораторией взрывчатых веществ в Институте химической физики.
Когда в 1946 году при суперсекретной Лаборатории № 2 АН СССР создавалось КБ-11, глава атомного проекта Игорь Курчатов настоял, чтобы научным руководителем «объекта», где планировалось разрабатывать ядерный заряд атомной бомбы, был назначен Харитон. Юлий Борисович занял столь важный пост, несмотря на то что два года провел в научной командировке за рубежом и был сыном «врагов народа».
С тех пор судьба его была тесно связана с «закрытым» наукоградом Арзамас-16 (городком Саров). Под свое крыло для реализации ядерно-оружейной программы он собрал лучших физиков страны. Местные жители были уверены, что за колючей проволокой испытывают пробный коммунизм. В чем-то они были правы. Снабжение в ядерном центре было на высоте.
Однажды ученые затеяли спор, кто первым начал разрабатывать ядерное оружие – французы, англичане или немцы, в 1939 или 1940 году.
– Лично я начал в 1927-м, – скромно вставил Харитон. (Вспоминая свою стажировку в Англии, где под руководством Резерфорда и Чедвика он написал диссертацию и получил степень доктора наук).
Понимая свою незаменимость, Юлий Борисович часто вступался за идеологически проштрафившихся физиков, которых хотели отправить «в места не столь отдаленные». Он напрямую звонил Лаврентию Берии, который курировал Атомный проект, говорил, насколько они незаменимы, и ученые оставались работать в Арзамасе-16.
Юлий Харитон был небольшого роста, тщедушный, худой, имел слабый голос, но когда начинал говорить, собравшиеся не сводили с него завороженных глаз. Настолько увлекательно он излагал материал. Все удивлялись, как этот мягкий, интеллигентный человек может управлять коллективом, который состоял сплошь из самородков – уникальных теоретиков и экспериментаторов? Сотрудники, каждый из которых был со своим непростым характером, неукоснительно исполняли все его решения. При этом Юлий Харитон никогда не ругался матом, мог только иной раз упомянуть черта.
Из-за непритязательной внешности с ним постоянно случались забавные истории.
Профессор Аркадий Адамович Бриш рассказывал, что еще до знакомства с главным конструктором первой советской атомной бомбы Юлием Харитоном представлял его этаким могучим бородатым деятелем, богатырем мужицкого склада. И вот однажды осенью 1947 года к ним в лабораторию зашел невысокий, щуплый человек в безрукавке и аккуратно заштопанной рубашке и начал подробно расспрашивать, над чем они работают? Аркадий Адамович насторожился – что это за любопытный тщедушный интеллигент? И тут услышал шепот за спиной: «Это же Харитон!» Вот такое у них получилось знакомство.
Кульминацией стало испытание плутониевого заряда первой советской атомной бомбы, которое состоялось 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне. В одном из интервью главный конструктор Юлий Харитон вспоминал, что на полигоне при сборке заряда он заметил, что у инженера от напряжения трясутся руки, и тогда он сам выполнил эту ответственную работу.
В степи была установлена 37-метровая вышка. По команде монтажники установили заряд в клеть лифта. Начался подъем его наверх, где был установлен взрыватель… Когда полигон озарился ослепительным огнем, в небо поднялся атомный гриб, Лаврентий Берия, находясь в подземном бункере с атомщиками, в порыве чувств схватил Юлия Харитона в охапку, поцеловал его в лоб и сказал: «Вы не представляете, какое было бы несчастье, если бы она не сработала».
Этот эпизод потом оброс шутливыми интерпретациями. Когда впоследствии Лаврентия Берию арестовали, стало известно, насколько он любил женщин, одна из которых наградила его «дурной болезнью». Ученые, вспоминая, как к нему в объятия при испытании атомной бомбы попал Харитон, шутили, что теперь надо с осторожностью пожимать руку Юлия Борисовича…
Харитон и сам любил над собой подшутить. Но дело свое знал крепко. Его ценили за нестандартный подход к проблеме, оригинальность идей и за феноменальную ответственность. Он знал наизусть тысячи чертежей, которые сопровождали каждое изделие. Сам проверял каждую деталь перед испытаниями.
12 августа 1953-го состоялось испытание водородной бомбы, тротиловый эквивалент взрыва которой составил 400 тысяч тонн. Потом была РДС-37 – первая советская двухступенчатая термоядерная бомба, которую сбросили со второй попытки 22 ноября 1955 года с бомбардировщика Ту-16 на Семипалатинском полигоне. Любопытно, что первоначальная попытка 20 ноября не удалась. Самолет поднялся с аэродрома Жана-Семей, но, когда стал заходить на цель, погода резко испортилась, полигон закрыло облачностью. И впервые в практике ядерных испытаний бомбардировщик с термоядерной экспериментальной бомбой большой мощности совершил вынужденную посадку. Но до этого летчики провели в воздухе 2,5 часа. Горючее было на исходе… «Добро» на приземление им дали только после того, как Зельдович и Сахаров дали письменное заключение о безопасности посадки самолета.
Через два дня бомба была испытана. Ее сбросили с самолета с высоты 12 тысяч метров, сработала парашютная система, РДС-37 взорвалась на высоте 1550 метров. Юлий Харитон вспоминал, что они с Игорем Курчатовым находились на наблюдательном пункте на расстоянии 70 километров от эпицентра взрыва. Тут же стояли и военные. Пришедшая через три минуты ударная волна сорвала с них фуражки, которые они потом долго искали в степи…
Стекла в домах вылетали в радиусе до 200 км от эпицентра взрыва. Юлий Борисович понимал, что это очень страшное оружие, но оно было необходимо, чтобы сохранить мир.
Термоядерная история академика Харитона была долгой. Под его руководством создавалась «Царь-бомба» - АН-602 и более совершенные заряды. Все испытания он наблюдал собственными глазами, пока они не ушли под землю.
В целях безопасности Юлию Харитону запретили летать на самолетах. На испытания он ездил только поездом. Для академика построили специальный вагон с кухней, спальней, кабинетом и купе для гостей.
Юлий Харитон долго был засекреченным, 24 часа в сутки находился под опекой телохранителей, его имени не знал никто сплошь до конца 80-х годов. Но это мало волновало академика. Он был лишен тщеславия. Чинов своих не предъявлял. Со всеми держался просто, с ним можно было поговорить о художниках, он великолепно знал литературу, хорошо фотографировал. Бывало, засидевшись на работе, чтобы «разгрузить голову», шел на последний сеанс в кинотеатр.
Умер Юлий Харитон 18 декабря 1996 года в родном Сарове, не дожив двух месяцев до своего 93-летия. Его не стало в тот год, когда Арзамас-16 отмечал свой 50-летний юбилей. Юлия Борисовича похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве.
В числе немногих физиков академик Харитон стал трижды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и трех Сталинских премий. Был награждён пятью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции и другими орденами и медалями.
Фото: Госкорпорация «Росатом»
Читайте также «Слойка Сахарова»