Создать сверхчеловека в рамках УК
– Что вообще толкнуло вас на это исследование, и какова была его конечная цель?
– Цель – разработать перспективную модель криминализации некоторых новых преступлений в сфере генетики и сопряженных с ней областях.
Нас подтолкнула история с китайским профессором Хэ Цзянькуем, который генетически модифицировал сначала двух детей – девочек Нана и Лулу, а потом этим же способом появился и третий ребенок. Он хотел придать детям устойчивость к заражениям ВИЧ-инфекциями. По сути, сверхзадачей было навсегда излечить человека от этого вируса.
– Благое дело, разве нет?
– Кто ж спорит. Известно, что в нашей популяции есть небольшой процент людей, устойчивых к ВИЧ (благодаря генетической мутации, которая делает невозможным заражение человека этим вирусом). Интересный факт – больше всего таких в России среди поморов (33% популяции).
Профессор Хэ решил эту модификацию внедрить в эмбрион с помощью новой технологии «генетических ножниц» CRISPR-Cas9. Договорился с парой, у которой был ВИЧ. Мужчина и женщина дали свой генетический материал. Родились дети. И в конце 2018 года профессор во всеуслышание объявил, что эта история случилась.
– И что здесь криминального?
– Все генетики на него просто набросились: «Вы открываете ящик Пандоры, нельзя менять геном человека!» Ученые потребовали его привлечь к уголовной ответственности. Дело в том, что это не было запрещено по китайскому законодательству.
– Тогда. А сейчас?
– И сейчас запрещено. Внесли соответствующую поправку два года назад. Но китайцы все же привлекли Хэ к уголовной ответственности не по новой статье, а по ранее существовавшей - «незаконная медицинская деятельность». Он был приговорен к трем годам лишения свободы и крупному штрафу. Разные сроки и штрафы получили также некоторые его коллеги.
В этом году Хэ вышел на свободу. Интересно, что даже китайские медики и ученые считали приговор за незаконную медицинскую деятельность несправедливым, ведь модификация генома эмбриона – не медицинский акт.
– Есть опасность, что в России кто-то пойдет по следам профессора Хэ?
– В России есть авторитетные специалисты, владеющие технологиями генетической модификации, проводятся активные исследования на эмбрионах. В частности, этим занимается проректор Пироговки Денис Ребриков. Но работы российских специалистов не переходят черту – модифицированные эмбрионы не культивируются более 14 суток и уж тем более не «подсаживаются» в организм женщин для вынашивания.
– И вы думаете, что это нужно запретить?
– Как раз я не считаю, что это нужно запретить или наоборот, разрешить. Мне хотелось понять, в чем логика криминализации, почему после дела Хэ стали массово запрещать подобные эксперименты во всем мире (внесли соответствующие изменения в законодательство). В России это не запрещено. Но такой вопрос должен был возникнуть рано или поздно.
Мы стали изучать, если ли основания для криминализации в данном случае. Для этого мы решили подойти с научной точки зрения и понять, есть ли здесь право у государства регулировать эту сферу, замечу, довольно деликатную.
Например, для родителей, страдающих неизлечимым генетическим заболеванием редактирование генома будущего ребенка – спасение и надежда, а для всей популяции – риск, ведь никто не знает, как поведет себя редактированный ген, когда ребенок вырастет, и уж тем более в будущем, при его наследовании.
– И к какому выводу вы пришли?
– Для начала мы обобщили все предложения и весь существующий опыт криминализации в данной сфере, обсудили эти данные с генетиками и репродуктологами. Далее мы разделили все эти возможные преступления на две группы – очевидно общественно опасные и те, где существует лишь абстрактный риск. И пришли к выводу, что сегодня криминализовать можно только те деяния, общественная опасность которых очевидна. В противном случае произойдет «криминализация страха».
– Что вы имеете в виду под «криминализацией страха»?
– Внесение в Уголовный кодекс новых деяний только из абстрактного страха перед ними. Мы запрещаем что-то неизведанное, потому что не знаем, какие последствия будут.
Как генетики говорят: «Скорее всего, последствий не будет, но может и будут, мы не можем прогнозировать результатов таких манипуляций”. Вроде как «мы не должны вмешиваться в природу». Но ведь это то же самое, что сейчас «на всякий случай» внести в УК РФ поправки, касающиеся инопланетного вторжения и контактов с внеземной цивилизацией. Теоретически такой риск существует, но насколько он реален? Но если огульно все запретить под угрозой уголовного наказания, то это приведет к остановке прогресса в науке.
– То есть право, скорее, стоит на защите технического прогресса (в том числе по генетической модификации человека), чем ему противодействует?
– Да, но есть случаи, связанные с генетической тематикой, где можно и нужно криминализировать. В частности, это применение технологий редактирование генома без согласия человека.
Здесь речь идет не только о применении разнообразных технологий редактирования наследуемой генетической информации, но и о применении генной терапии. Это новый метод лечения серьезных наследственных заболеваний, когда происходит «выключение» какого-то гена у уже родившегося человека.
Например, многие слышали про препарат «Золгенсма», который лечит от спинально-мышечной атрофии, инъекция которого стоит 160 миллионов рублей (самый дорогой препарат в мире - это как раз препарат генной терапии. Очевидно, что применение такого экспериментального препарата без согласия человека (родителей), да и редактирование генома на эмбриональной стадии – деяние, составляющее высокую общественную опасность, а потому имеющее потенциал для криминализации.
Как не потерять генетическое достоинство
– А вот интересно - нужно ли, по-вашему, чтобы у человека в паспорте было написано, что он появился на свет путем генетической модификации (как в случае с детьми, которым помог родиться профессор Хэ)?
– Это стигматизация. Она нарушает права человека.
– Но с другой стороны, тот, кто вступает в брак с этим человеком, имеет право знать, ведь это может отразиться на потомстве. Что говорит здесь право?
– Будем считать, человек должен сообщить об этом своему партнеру (как с ВИЧ, например) сам и принять на себя все возможные риски.
А вообще есть понятие «генетическая сегрегация». Помните фильм « Гаттака», где люди делись на два сорта - «идеальных» (без генетических изъянов) и «обычных» (с разными дефектами)? По такому принципу можно делить людей на «агрессивных» (у кого есть соответствующая комбинация генов) и «неагрессивных», на «склонных к какой-то болезни» и т. д. Но, по сути, это будет генетическая метка. Наверное, это опасно.
– В России существует ответственность для тех, кто заразил ВИЧ-инфекцией (не сообщил о ней партнеру). Будет ли она введена для тех, кто не рассказал о своем «генетическом отличии»?
- Если вопрос встанет настолько серьезно, то ответственность можно предусмотреть и в случае генетической модификации, если конечно человек сам об этом осведомлен.
Технология «генетических ножниц» – довольно простая, и в России есть не один десяток лабораторий, где она может быть применена. Нельзя исключать риск того, что среди нас уже есть генетически модифицированные люди. Может быть, это звучит, как научная фантастика, но если есть трое реальных детей в КНР, то вполне могут быть и где-то еще.
Но это не единственная проблема. Еще есть вопрос генетического достоинства.
– А это еще что такое?
– В Израиле посчитали, что еврейское происхождение в целях репатриации можно доказывать не только документально, но и с помощью генетических экспертиз. Известно, что в иудаизме родство передается по матери. Есть одна тонкость, - человек в большей степени наследник генетического материала своей мамы, чем отца, потому что, кроме ядерного ДНК, который в ядрах клетки, есть еще митохондриальная ДНК, которая наследуется исключительно от матери.
В общем, мы в большей степени генетические наследники наших матерей, чем отцов. Поскольку еврейство передается по матери, соответственно, генетики Израиля предположили, что есть некоторая прародительница «Ева» – носительница ДНК. И они нашли эту (митохондриальную) ДНК, доказав, что европейские евреи произошли всего от четырех праматерей. На основе этого открытия появилась возможность доказать свое еврейское происхождение через генетический тест.
Однако такой вспомогательный инструмент получил обратный эффект. Так, один из высокопоставленных израильских чиновников предложил перепроверить некоторых репатриантов, документы которых вызывают сомнение, на принадлежность к «митохондриальным Евам» в целях оспаривания их галахического происхождения. Такое предложение, поддержанное некоторыми раввинами, вызвало большой общественный резонанс и активно обсуждается на предмет возможной дискриминации на основе ДНК-теста.
– Надеюсь, Россию минует чаша сия.
– Мы все надеемся.
Эмбрион и плод под защитой государства
– Правда, что вы решили криминализовать преступления против еще не родившихся детей?
– Мы это пока только изучаем. Поскольку геномные преступления так или иначе связаны с репродуктивными технологиями, мы расширили предмет нашего исследования за счет включения в него «фетальных» преступлений, то есть совершаемых в отношении неродившихся детей, половых клеток и т.д.
– Что касается плода, тут все непросто?
– Существует юридическая фикция, согласно которой жизнь человека охраняется с момента рождения. При причинении ущерба плоду, потерпевшей признается его мать. Во времена, когда не было инкубаторов и других способов спасения жизни недоношенных детей, наверное, это было правильно Сегодня, когда медицина позволяет в той или иной степени выхаживать детей, начиная с 22 и даже 21 недели, нужен другой подход.
В Великобритании в начале 1990-х муж нанес несколько ножевых ранений беременной жене. Ее удачно прооперировали, однако вскоре начались преждевременные роды. Ребенок родился живым, но при рождении выяснилось, что у него тоже есть ранения. В итоге он прожил около 100 дней и умер, как показала экспертиза, именно от последствий этих ранений.
Так вот уголовный закон Великобритании, так же. как России и многих других стран, никак не охраняет его жизнь. Жизнь матери – да, его – нет. А ведь ребенок пострадал именно из-за нападения на него.
Чем это отличается от классического преступления против жизни и здоровья? Сегодня существуют препараты, способные причинить ущерба только плоду. Что, если плод находится на той стадии развития, когда он может жить и вне утробы матери? Нельзя ли оценить такое посягательство как покушение на его жизнь?
– Но у нас же не запрещены аборты.
– Тут возникает сложнейший вопрос на стыке права и морали. С точки зрения биологии аборт, конечно, прекращение новой жизни. У нас имеется определенный возраст плода, до которого можно делать аборт, есть возраст, до которого можно делать аборт только по медицинским основаниям, и есть возраст, когда аборт уже нельзя делать.
Дилемма, как разграничить эти «жизни» - с учетом того, что один и тот же ребенок может преждевременно родиться и в этом же возрасте он может еще находится в утробе. Законодательство некоторых стран идет по пути сокращения срока возможного права на аборт вслед за достижениями медицины по выхаживанию недоношенных. То есть если врачи научатся выхаживать ребенка, например, на 20 неделях беременности, то на этой стадии уже будет невозможен аборт. Повторю, что это сложный вопрос, который мы обошли в нашем проекте. С эмбрионами проще.
– Тогда вопрос про эмбрионы, которые, как известно, могут храниться долгое время в криоконсервированном состоянии. Не так давно один из потенциальных родителей спросил — что будет тому, кто их украдет или как-то им повредит?
– В соответствии с современным законодательством это преступление против собственности, хищение имущества на определенную сумму. Но мы с этим не согласны. Криоконсервированный эмбрион нельзя оценивать только как собственность, это что-то большее. К тому же что если у человека больше нет возможности иметь детей и это был его последний шанс?
– Вы разработали эти возможные поправки в Уголовный кодекс?
– Да. Мы предлагаем всего 12 составов, в том числе «умышленное создание новых и воссоздание вымерших опасных живых организмов и вирусов» (тема ковида подвигла, ведь до сих пор не исключается, что вирус был создан искусственно), «генетическая модификация живых организмов, повлекшая вред здоровью человека», «нарушения правил биологической безопасности, которые привели к распространению новых, воссозданию новых или появлению генетически модифицированных живых организмов, вирусов, эмбрионов или вироидов» и т.д.
– В какие части Уголовного кодекса вы предлагаете изменения?
– Преимущественно это будут «преступления против жизни и здоровья», но мы предлагаем выделить их в отдельную главу «преступления в сфере новых медицинских технологий».
– Если это будет принято Госдумой и подписано президентом, то мы можем в России объявлять преступниками и наказывать тех людей, которые где-то за рубежом разработали опасный вирус?
– Да, если он задел интересы Российской Федерации или граждан России. Что касается трансгенеза, то есть внесение изменений в геном человека, мы предлагаем наказывать только в случае, если человек не дал согласие или не знал об этом. Также «похищение, подмена или уничтожение криоконсервированного человеческого эмбриона», если совершено из корыстных или иных низменных побуждений (например, муж с женой разводятся и у них есть эмбрионы и жена решила их уничтожить или наоборот).
– А вообще понятие «низменных побуждений» в Уголовном кодексе сегодня присутствует?
- Например, в ст. 153 УК РФ «Подмена ребенка» указано, что данное деяние может быть совершено из корыстных или иных низменных побуждений. Более того, существует понятие и «возвышенных» побуждений.
Другая интересная тема – похищение, вымогательство человеческих половых клеток. Был случай, когда похищались яйцеклетки и спермотазоиды в целях использования в репродуктивных технологиях (например, когда некто хочет иметь ребенка от определенного человека без его согласия). Этот человек, став родителем ребенка, будет обязанным нести о нем заботу.
– Сейчас это не наказывается уголовно?
– Пока нет. Мы предлагаем наказывать.
– Много таких историй в России?
– В России пока не нашли ни одной, но в зарубежной практике они есть, значит, и у нас рано или поздно появятся. Целесообразно криминализовать также «умышленное уничтожение человеческих половых клеток». Такая ситуация имеет место например, когда человек при некоторых видах лечения, оставляет биоматериал для использования в репродуктивных целях, а данный материал уничтожается. Хозяин биоматериала при этом теряет возможность иметь собственных детей.
– Самое жесткое наказание по каким составам предлагаете?
– Мы старались взвешенно подойти, основываясь на сравнении с аналогичными существующими составами преступлений. Наиболее суровая санкция – пожизненное лишение свободы – кажется нам приемлемым за умышленное создание организмов с искусственным геномом воссоздание вымерших или генететическую модификацию существующих живых организмов, вирусов, эмбрионов, и вироидов, совершенное с целью причинения вреда здоровью, крупному ущербу собственности, биологическому многообразию.
Создателю ковида мог бы в этом случае грозить пожизненный срок. Это деяние сопоставимо с такими серьезными преступлениями как геноцид или экоцид.
– Не могу не спросить про последний скандал с уголовным преследованием репродуктологов. По вашему, несут под собой уголовную подоплеку?
– Трудно сказать, потому что материалов дела не видел, знаю только из СМИ.
В России был один из самых либеральных режимов суррогатного материнства в мире. Даже был распространен «бэби-туризм», когда бездетные пары со всего мира (особенно из Китая) приезжали в Россию «заказать» ребенка. И этим, конечно, пользовались. Как говорится в ведомственных актов Минздрава, суррогатное материнство – это вспомогательная репродуктивная технология, которая может применяться в семейных парах или у одиноких матерей.
Но в реальности же эта технология использовалась и в случаях, когда одинокий отец хотел иметь ребенка без матери. Это деяние не тянет на преступление, но очевидно, что у суррогатного материнства совершенно другая цель.
Фактически, мы допускали «изготовление» искусственного ребенка без матери, что очень странно. Это именно технология, продукция, но в ее результате появляется человек. И что будет с этим человеком в социальном плане? Как он воспримет информацию, что его мать - это анонимная клетка? Вопросов остается еще очень много.