— Георгий Тимофеевич рассказывал дома о своей работе?
— Отец 16 лет работал летчиком-испытателем. Когда я учился в школе, как раз испытывалась реактивная техника, которая только-только начинала становиться «на крыло». Ни о каких технических характеристиках самолетов дома он не говорил. Единственное, что я помню с его летного периода, это брошенные фразы, типа «ручку недотянул», «ногу недодал», когда они компанией собирались за столом. Это были разговоры, понятные только профессионалам, а для нас — абсолютно китайский язык. Это теперь, пройдя институт, получив диплом авиационного инженера, я прекрасно понимаю, о чем шла тогда речь.
— Как поняли, что отец попал в отряд космонавтов?
— Меня поставили перед фактом, что с первого сентября я буду учиться в другой школе. Я, конечно, встал на рога, мне не хотелось расставаться с одноклассниками и дворовыми друзьями. Меня резонно спросили: ты что, будешь ездить на Чкаловскую учиться? И все, вопрос был закрыт.
В Звездном городке работали как летчики, штурманы, так и те, кто готовил экипажи. К кому относился отец, я не знал. Помню, мы стояли на Чкаловской, ждали маму. К отцу подошел знакомый, поинтересовался: «Как новая работа?» Он ответил: «В деньгах я потерял, но работа интересная». Вот и весь разговор двух профессионалов.
Отец всю жизнь мотался по командировкам. Только машину «отрабатывали», как ехали ее «вводить в войска», объясняли, показывали строевым летчикам, как с ней надо работать. Тем более что там были проблемы со стреловидным крылом. В отряде космонавтов командировок тоже хватало, они ездили по предприятиям, с которыми работали. Поэтому, уехал ли отец в поездку или в это время сидит в сурдокамере, мы не знали. Кстати, собираясь в отряд космонавтов, отец сначала обследовался у знакомых медиков, когда подтвердилось, что он проходит по здоровью, он уже пошел на ВЛК.
— Георгию Тимофеевичу, когда он пришел в отряд космонавтов, было 43 года. Он был самым старшим в отряде, единственный, кто пришел в него со звездой Героя Советского Союза, имея за плечами боевой опыт. Как его встретили?
— Командиром первого отряда космонавтов был Юрий Алексеевич Гагарин. Отец пришел позже, в 1964 году, это была группа ВВС №2, дополнительный набор. И, естественно, отношение космонавтов из первого набора к вновь прибывшим было такое: пока мы не слетаем, вам в космосе делать нечего. Это было понятно, их долгое время готовили, а тут вдруг появляются новые люди. Борис Валентинович Волынов из первого набора, еще в 1960 году был зачислен в отряд космонавтов, а полетел в космос только в 1969 году. А были люди из первого отряда, кто так и не попал в космос.
— Берегового считали «блатным», любимчиком генерал-полковника авиации Николая Каманина, который был заместителем главкома ВВС по космосу. В годы войны Николай Петрович командовал авиакорпусом, в котором воевал Береговой.
— Подобные воспоминания есть и у Каманина, и у Мишина. Но потом все встало на свои места, разобрались, стали называть отца уважительно — Дедом.
— Говорят, что Георгий Тимофеевич, привыкший бороться за машину до конца, не любил парашютные прыжки. Подготовка в отряде космонавтов давалась ему непросто?
— Ни один из летчиков не любит прыгать с парашютом. Что касается тренировок, отец о них ничего не рассказывал. То, что было тяжело, и так было видно. Отец весил 96 килограммов, когда пришел в отряд. Потом его вес стал 84, отец много работал на батуте, выполнял прыжки, за короткий срок сбросил 12 килограммов. Помню, когда мы отдыхали на Кавказе, он каждый день бегал вдоль железной дороги. И я с ним наматывал за компанию по десять километров. В Звездном городке у нас утром выбегал на зарядку весь дом, как взрослые, так и дети. Этажом ниже жили Комаровы, тремя этажами ниже — Павел Попович, Валентина Терешкова, Гагарины. Отцу нужно было проходить морскую подготовку, но тут выяснилось, что он не умеет плавать. Детство его прошло в небольшом городке Енакиево, на Украине. Водоемов глубоких рядом не было, одно мелководье. После прихода в отряд ему в срочном порядке пришлось учиться плавать. Он знал, что надо делать, помогали тренеры. Справился, поплыл.
— Как узнали, что Георгий Тимофеевич Береговой полетел на «Союзе-3» в космос, став двенадцатым космонавтом СССР с позывным «Аргон»?
— Это была суббота, 26 октября 1968 года. Я был в институте, на лабораторных работах по химии. Во время перемены в кабинет влетел наш однокурсник Сашка Гаврилов, закричал с порога: «Ребята, космонавта запустили». И потом, обернувшись, показал на меня: «Вот его отца!» И все, я оказался как в зоопарке. Позвонил ректор с напутственными словами...
— Полеты трех первых беспилотных кораблей «Союз» завершались аварийно. В 1967 году во время приземления погиб Владимир Комаров, который испытывал «Союз-1». Отец не делился, какой у него настрой был перед полетом?
— Отец в воспоминаниях описывал один случай. Это было уже в конце войны, в 1944 году. Они базировались на аэродроме, на котором приземлялись американские самолеты. Союзники занимались челночной бомбардировкой, взлетали в Англии, бомбили Германию и садились у нас. Заправившись и вооружившись, отправлялись челноком в обратную сторону. И вот первыми уходят американцы, за ними следом должны взлетать наши летчики. Начинается взлет, три машины падают, взрываются и начинают гореть. А отец взлетал уже, по его воспоминаниям, «через костер»... Боевой приказ отменить было нельзя. Его закалили военные годы и испытательная работа. Я помню, как мы с мальчишками бегали смотреть на упавший самолет. Он горел, разворачивался над Чкаловской, шел на посадку на аэродром. А за год до этого мы с отцом были в гостях у этого летчика. Для испытателя идти на задание, которое закончилось ранее катастрофой, с точки зрения психологии нормально. Они продолжали работу, чтобы дальше не гибли люди. Наверное, это один из факторов, который сыграл решающую роль в выборе, кто полетит в космос на «Союзе-3».
Что касается полета Владимира Михайловича Комарова на «Союзе-1», который завершился трагически, спустя годы мне попалась фотография космонавта, которая была сделана в апреле 1967 года, за несколько дней до старта. Он сидит со сцепленными пальцами, как Христос в пустыне на картине Крамского. Во всем облике Владимира Михайловича — понимание того, что корабль еще «сырой»... Уже после катастрофы была проведена определенная работа, устранены все недоработки.
— Что Георгий Тимофеевич вспоминал о своем полете на «Союзе-3» в октябре 1968-го?
— Однажды к нам на занятие пришел читать лекцию специалист с предприятия, которое теперь называется РКК «Энергия». И сказал, что в том полете по программе должна была произойти стыковка космического корабля «Союз-3» с беспилотным кораблем «Союз-2». Но она не состоялась по вине космонавта. На первом витке автоматика сблизила корабли с 20 тысяч до 200 метров. Затем космонавт в ручном режиме произвел три неудачные попытки стыковки. Ошибка была в ориентации по крену на 180 градусов. То есть «Союз-3» как бы перевернулся «вверх ногами». Сближение кораблей при этом достигало одного метра. Но топливо было на исходе, и попытки пришлось прекратить. Газеты об этом не писали.
— Тут надо напомнить, что сближение происходило в тени Земли, то есть в темноте, с использованием установленных на «Союзе-2» световых сигналов, относительно которых выполнялась ориентация «Союза-3».
— Все верно. Приехав домой, я спросил отца: в чем причина неудачи? На что получил, я считаю, прекрасный ответ. Отец сказал: «Ты со светлого коридора, где горит лампочка, войдя в темную комнату — быстро найдешь стол и что-нибудь на этом столе?» Я возразил, что глаза должны привыкнуть к темноте. Отец поддержал: «Правильно, нужно время на адаптацию». В последующем полете стыковку перенесли с первого витка больше чем на сутки. И рано утром 16 января 1969 года впервые в истории произошла стыковка двух пилотируемых космических кораблей — «Союза-4» с космонавтом Владимиром Шаталовым на борту и «Союза-5» с Борисом Волыновым, Алексеем Елисеевым и Евгением Хруновым. До расстояния 100 метров между ними их вела автоматика, а завершал стыковку уже Владимир Шаталов. При этом воскликнув: «Есть рукопожатие!» Шла прямая трансляция. Я как раз был дома, слушал. Ее потом повторили в записи, показали по центральному каналу. И она уже была существенно сокращена, ее подрезали.
— В документальном фильме «Космический камикадзе. Угол атаки космонавта Берегового» рассказывается, что у Георгия Тимофеевича из-за того, что стыковка не состоялась, на всю жизнь осталась психологическая травма.
— Истоки этого нужно искать в его военном прошлом. Для отца это было сродни невыполнению боевого приказа. И Каманин с этим, кстати, сталкивался. Сказался и большой опыт летно-испытательной работы отца. У летчика есть программа, ее необходимо выполнить, иначе будут катастрофы и нештатные ситуации. Другое дело, что это была не только ошибка отца. Она уже была заложена в программе. Космонавту не дали время на адаптацию.
— В январе 1966 года умер главный конструктор Сергей Павлович Королёв — идеолог и настоящий мотор советской космической программы. Как воспринял эту утрату Георгий Тимофеевич?
— Я помню, как отец пришел домой «без лица». Когда вошел, взял телефон, набрал чей-то номер и сказал: «Он умер». Для всех это стало огромной трагедией. Утрата была невосполнимой.
— Георгий Тимофеевич в войну был трижды сбит, ранен в голень. Но едва не погиб в теракте 22 февраля 1969, когда по кортежу из правительственных машин начал стрелять младший лейтенант Советской армии Виктор Ильин...
— В Кремлевском Дворце съездов должен был состояться прием в честь членов экипажей космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5». До этого состоялась торжественная встреча космонавтов в аэропорту «Внуково», затем они и другие советские космонавты, а также высшие лица государства проследовали по улицам столицы в Кремль. Телевидение вело прямой репортаж. Мы сидели, ждали трансляцию из Кремлевского Дворца съездов. Зал показывали, а президиум еще не вышел. Задержка была около сорока минут. Потом показали подъезд к Боровицким воротам. Все вошли в зал, причины задержки не объяснили. Но когда они все уже вернулись домой, то сели за стол и почему-то стали пить за день рождения. Только спустя время отец рассказал, как в тот день Леонид Ильич Брежнев подошел и каждого космонавта, кто сидел в той «Чайке», как сына, по-отечески ощупал, спросил, все ли нормально. В машине тогда кроме отца были Алексей Леонов, Андриян Николаев, Валентина Терешкова. И только после этого как-то все начало успокаиваться.
Позже стало известно, что Ильин украл из части Ленинградского военного округа, где проходил службу, два пистолета Макарова. А приехав в Москву к дяде, стащил у него милицейскую шинель с погонами сержанта и фуражку. Благодаря форме беспрепятственно прошел через милицейское оцепление у Боровицких ворот. Когда в ворота въехал правительственный кортеж, пропустив первую машину, открыл огонь по второму автомобилю марки «Чайка». Самое интересное, как рассказал отец, стрельбу Ильин вел сразу из двух пистолетов, которые прятал в рукавах шинели. Первые выстрелы были выпущены на одном уровне, а потом руки стали опускаться. То ли понял, что не по тому стреляет, то ли ожидал каких-то поддерживающих действий. Водитель получил смертельное ранение и умер. Отец успел перехватить управление и остановил машину. Андрияну Николаеву пуля оцарапала спину. Также пострадал мотоциклист, который закрыл террористу сектор обстрела. Там был еще один любопытный момент. Отец рассказывал, что в тот раз на маршруте прохождения кортежа по Ленинскому проспекту среди встречающих были люди, которые стреляли из хлопушек. Ни раньше, ни потом этого не было… Перед въездом в Боровицкие ворота машину Брежнева переставили — и вторым пошел автомобиль с космонавтами. Нападавший был признан невменяемым и отправлен в казанскую специализированную психиатрическую больницу. Через 20 лет был освобожден, жил в Санкт–Петербурге, получал пенсию по инвалидности.
— Коллеги рассказывали, что Георгий Тимофеевич мастерски водил автомобиль. Причем все свои машины страховал, а вот жизнь, как и другие летчики и космонавты, из суеверия — никогда.
— Приведу один пример. Когда я уже получил права, вез их откуда-то с мамой, и отец сказал: «Давай я проверю «технику твоего пилотирования». Как только въехали в городок, он предложил мне остановить машину так, чтобы одна половина колеса была на обочине, а другая — на асфальте. Я попытался, у меня, конечно же, ничего не получилось. Он сел за руль и точно поставил машину, как было задумано. У него было великолепное чувство машины, техники, с которой он работал. Он сам постоянно думал, анализировал и меня этому учил.
Благодарим за помощь в создании материала телестудию «Роскосмоса».