— Как получилось, что вирус лихорадки Эбола оказался не до конца изученным и никто в мире не успел подготовиться к его нашествию, ведь задача эпидемиологов — работать на предупреждение в таких случаях?
— Одна из причин — отсутствие научной информации о функционировании природных очагов эболавирусов в Западной Африке вплоть до начала здесь нынешней эпидемии. Хотя еще в 1982 году сотрудники российско-гвинейской вирусологической лаборатории, успешно функционировавшей с конца 70-х до начала 90-х годов на базе гвинейского Института им. Луи Пастера, описали обширную эпидемическую вспышку геморрагической лихорадки, этиологию которой тогда идентифицировать не удалось — методологический арсенал вирусологов в то время был гораздо менее богат по сравнению с сегодняшним днем. В официальной публикации по этому поводу в сборнике трудов указанного института в 1983 году прямым текстом указывалось, что описываемая геморрагическая лихорадка больше всего напоминает филовирусные лихорадки Эбола и Марбург. Соавтором этой публикации был профессор Александр Михайлович Бутенко, возглавляющий сегодня один из ключевых отделов нашего института. К сожалению, начавшаяся так называемая перестройка не позволила развить эти исследования на территории Западной Африки. А жаль! Ведь будь эти исследования продолжены, первые случаи лихорадки Эбола, которые имели место в провинции Нзерекоре еще в декабре 2013 года, можно было бы оперативно дифференцировать и принять необходимые меры задолго до того, как эпидемия приобрела значительные масштабы.
— А что же ваши иностранные коллеги?
— Они работали там не так активно, как советские специалисты. Следует помнить, что Гвинея в третьей четверти прошлого столетия шла по социалистическому пути развития и была своеобразной «витриной социализма» в Западной Африке. Кстати, и до сих пор медицина Гвинеи находится под большим влиянием специалистов, получивших образование в СССР. В частности, диагностическую лабораторию в обсервационном центре госпиталя «Донка» возглавляет доктор Магасуба — выпускник Академии ветеринарной медицины и биотехнологии им. К.И.Скрябина.
— Как обстоят дела с мониторингом опасных вирусов в России?
— После «перестроечного безвременья» наш институт под руководством академика РАН Дмитрия Львова возобновил плановый мониторинг природно-очаговых вирусных инфекций в ключевых точках северной Евразии. Это было связано с обострением эпидемической ситуации по конго-крымской геморрагической лихорадке (ККГЛ) и лихорадке Западного Нила (ЛЗН) на юге европейской части России в первом десятилетии века нынешнего. Природные очаги ККГЛ расположены в сухих степях на юге европейской части нашей страны, а ЛЗН — в дельтах крупных рек: Волги, Терека, Днепра, Кубани. Больше всех от этих инфекций пострадали жители Волгоградской, Ростовской, Астраханской областей, Ставропольского и Краснодарского краев, Калмыкии, Крыма, Дагестана и республик Северного Кавказа.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее об этих лихорадках.
— ЛЗН протекает с высокой температурой, 38–40ºС, головной болью, тошнотой, болями в мышцах, конъюнктивитом, диареей, сыпью на теле и конечностях. При отсутствии должного лечения в тяжелых случаях развиваются менингит, энцефалит и поражение печени. Переносчиками вируса Западного Нила являются кровососущие комары. С 1999 года, когда началась эпидемия, до конца первого десятилетия текущего столетия на юге европейской части России был лабораторно подтвержден 1571 случай ЛЗН. Я подчеркиваю: лабораторно подтвержден, поскольку подавляющее большинство случаев заражения вирусом Западного Нила остаются без должной лабораторной диагностики. По нашим оценкам, настоящее число инфицированных на стыке веков достигало у нас нескольких сот тысяч человек. К счастью, большинство случаев протекало в легкой форме. В 1999 году летальность приближалась к 10%.
Что касается ККГЛ, то это заболевание сопровождается кровоизлияниями на коже и слизистых оболочках, наблюдается повышенная кровоточивость десен, начинаются боли в животе, печени. Смертность от нее при наличии корректной терапии до 5%, в тяжелых случаях без лечения — до 50–60%. Переносчиками вируса ККГЛ являются иксодовые клещи рода Hyalomma, в первую очередь Hyalomma marginatum, обитающие в сухих степях. За первые 10 лет XXI века на юге европейской части России были лабораторно подтверждены 1260 случаев ККГЛ.
— Угрожают ли они будущими вспышками? Может быть, вы посоветуете прививаться, прежде чем отправляться в вышеуказанные регионы?
— Вакцин для ККГЛ и ЛЗН нет. Ситуация оперативно отслеживается, тяжелых случаев в расчете на один жилой пункт — единицы, и угрозы массовой эпидемии нет. Соответствующим государственным структурам мы рекомендуем в обязательном порядке проводить противоклещевую и противокомариную обработку скота и населенных пунктов, а местным жителям — активней защищаться от насекомых и клещей. Пока это самый эффективный способ профилактики.
— Сколько должно быть зараженных, чтобы власти поставили задачу вирусологам разработать вакцину против вируса?
— Это довольно сложный вопрос, развернутый ответ на который мог бы составить научную статью или даже целую монографию. Если не вдаваться в научное обоснование, то, по моему мнению, для принятия решения о применении вакцины необходимы сотни смертельных случаев в год.
— Лихорадки, о которых вы рассказали, можно сравнить с лихорадкой Эбола?
— У них гораздо более низкий уровень летальности и иные экологические характеристики. Но для читателей массового издания важно особо подчеркнуть, что если бы у нас уровень развития системы — ключевое слово «системы» — здравоохранения и санитарно-эпидемиологического надзора был таким же слабым, как и в Западной Африке, то вполне возможно, что эти инфекционные заболевания тоже могли бы выйти из-под контроля и обрести характер более масштабной эпидемии. В той же Западной Африке из-за слабого уровня развития медицины гораздо большую угрозу, нежели лихорадка Эбола, представляют другие инфекционные заболевания, к которым уже привыкли, — и потому средства массовой информации не считают их достойным объектом для освещения: малярия, холера, лихорадка денге, желтая лихорадка, амёбиаз, сальмонеллез, риккетсиоз, боррелиоз и так далее… Умирает от них гораздо больше людей, чем от лихорадки Эбола, просто так уж повелось, что новое создает всегда больше шума.
— То есть мы можем быть уверены, что для нас ни одна из вышеперечисленных болезней не обернется эпидемией?
— В развитых странах, какой мы, безусловно, являемся, это исключено. Но это не означает, что все успокоились, наоборот, специальные службы круглосуточно ведут активный мониторинг эпидемиологической обстановки во всех регионах и в случае выявления частных случаев купируют их, изолируют больных, не допуская дальнейшего распространения заболевания. К примеру, чума — инфекционное заболевание бактериальной природы — теоретически может угрожать каждому из нас при посещении природных очагов этого заболевания и контакте с грызунами — основным резервуаром чумной палочки Yersinia pestis. При своевременном обращении в лечебное учреждение все заканчивается благополучно — к счастью, чума сейчас лечится антибиотиками. И для большего успокоения читателей скажу, что в нашей стране существует целая противочумная служба.
Что касается холеры, которой можно заразиться, выпив грязной воды, эта проблема может угрожать здоровью населения только там, где не соблюдаются санитарно-гигиенические нормы, где нет правильной водоподготовки. У нас в России с этим, к счастью, все в порядке.
Вероятность возникновения вспышек инфекционных заболеваний особенно велика при катаклизмах, войнах, природных катастрофах. Помните прошлогодний разлив Амура, когда была затоплена обширная территория? Тогда угроза развития различного рода эпидемий была очень реальна. Так вот наши санитарные врачи не допустили этого, за что академик РАН Геннадий Онищенко и группа санитарных врачей из Хабаровского края получили этим летом высшую премию медицинского сообщества России — «Золотые руки врача».
— А что если опасное заболевание «приедет» к нам из некоторых республик бывшего СССР?
— Система профилактики вирусных заболеваний в СССР находилась на самом высоком уровне — это признавали даже наши идеологические противники. Даже спустя 20 лет она не до конца разрушена в наших бывших братских республиках. Поверьте, в Таджикистане, Узбекистане, Киргизии и в Азербайджане ситуация сейчас все равно на порядок лучше, чем в Западной Африке. Сразу после перестройки многие республики бывшего СССР пытались перенять американскую противоэпидемическую систему CDC, но не учли, что она работает только при избыточном финансовом обеспечении, да и при этом условии все равно уступает советской системе. В итоге самым правильным решением оказалась гармонизация систем санитарно-эпидемиологического надзора с российским образцом.
— Открывают ли сейчас ученые новые вирусы?
— Мы постоянно сталкиваемся с новыми потенциальными угрозами, открываем для себя новые аспекты известных инфекционных агентов и совсем новые вирусы. Только за последние полтора-два года мы идентифицировали несколько десятков ранее не идентифицированных вирусов из Государственной коллекции вирусов Российской Федерации. Эта уникальная коллекция — под руководством нынешнего директора нашего института профессора Петра Григорьевича Дерябина — является одной из крупнейших в мире.
Например, в 2001 году в дельте Волги открыли новый вирус, получивший название Хурдун, который совсем недавно был идентифицирован как представитель рода ортобуньявирусов. Основными его хозяевами в природных биоценозах являются лысухи — небольшие водоплавающие птицы. Пока у нас нет достоверных научных данных о патогенности вируса Хурдун для человека, но исследования продолжаются.
— Вы сказали, что сейчас идентифицируете ранее обнаруженные вирусы. Чего же раньше не хватало для этого?
— Не было необходимых молекулярно-генетических технологий. Сейчас такие технологии появились. Благодаря им серия наших публикаций об идентификации вирусов из Госколлекции закрепила место России в элите мировой вирусологии. Большой вклад в эти исследования внесли сотрудники лаборатории биотехнологии нашего института, возглавляемой Сергеем Владимировичем Альховским.
— И какие вирусы, например, удалось идентифицировать?
— На мой взгляд, наиболее интересны арбовирусы, связанные с иксодовыми клещами Ixodes uriae, паразитирующими на птицах: кайрах, гагарах, бакланах, топорках, чайках, крачках — в гнездовых колониях на побережье и островах в акватории Тихого и Северного Ледовитого океанов. Это флебовирусы Командоры, Рукутама и Залив Терпения, найровирусы Сахалин и Парамушир из семейства Bunyaviridae, флавивирус Тюлений из семейства Flaviviridae, орбивирусы Охотский и Анива из семейства Reoviridae. Кстати, освоение шельфа арктических морей может привести к возникновению новых опасных эпидемических ситуаций. Когда человек вторгается в природные экосистемы, он может стать хозяином — часто случайным — некоторых вирусов.
— А если говорить о других регионах — какие новые вирусы идентифицированы там?
— Например, вирусы Иссык-Куль и Сокулук, изолированные от летучих мышей и паразитирующих на них аргасовых клещей, вирус долины Сырдарьи — от больных людей и иксодовых клещей в Средней Азии, вирусы Герань, Чим и Арташат — от аргасовых клещей, собранных в норах грызунов в Закавказье и Средней Азии, вирус Бурана — в Средней Азии, вирусы Хасан и Повассан — в Приморском крае, вирус Кызылагач — от комаров в Азербайджане, вирусы Каспий и Баку — от птиц и аргасовых клещей из птичьих гнезд в Закавказье и Средней Азии, вирус Гиссар — от аргасовых клещей в окрестностях Душанбе, вирус Кама — от клещей Ixodes lividus из нор ласточек-береговушек в Татарстане... В ближайшее время мы планируем расширить список идентифицированных вирусов.
— Насколько они опасны для людей?
— В отношении подавляющего большинства перечисленных вирусов нам еще неизвестно, являются ли они патогенными для человека. В теории же многие природно-очаговые вирусы обладают эпидемическим и даже пандемическим потенциалом. Классический пример — вирус гриппа А: его природным резервуаром являются дикие птицы водно-околоводного экологического комплекса. Обладая высоким уровнем экологической пластичности, вирусы гриппа А способны преодолевать межвидовые барьеры и адаптироваться к популяциям новых хозяев.
— Может ли быть так, что люди в той же Средней Азии или Казахстане уже давно заразились вирусами Герань или Бурана, периодически переносят соответствующие лихорадки, но не знают об этом?
— Конечно, может. Только из-за отсутствия соответствующих тест-систем никто не может этого определить. Врачам-инфекционистам постоянно встречаются пациенты с лихорадками неясной этиологии. Они так и записывают диагноз в историю болезни. Это очень важная медицинская проблема, которой необходимо уделять постоянное внимание.
— Насколько часто специалисты выявляют больных среди мигрантов?
— Проблема завозных вирусных инфекций является далеко не новой для современной эпидемиологии. Классика жанра: инфицированный человек на стадии инкубационного периода пересекает границу в отсутствие клинических проявлений и заболевает уже на новой территории. Ежегодно выявляются сто–двести случаев завозных вирусных инфекций, экзотических для России: денге, чикунгунья, японского энцефалита, Рифт-Валли, неаполитанской москитной лихорадки и др. Но источником инфекции являются не мигранты, а наши, российские туристы, посещающие теплые курорты. Я рассматриваю подобные разовые случаи как постоянные учения, полезную тренировку для вирусологов и санитарно-эпидемиологической системы, которые не должны снижать бдительность.
— Какой вирус из известных ученым на сегодняшний день вы бы назвали самым опасным для россиян?
— Сейчас осень — мы на пороге сезона респираторных заболеваний, в первую очередь гриппа А. Самое время вакцинироваться. В летний период опасность представляет всем известный клещевой энцефалит, распространенный в средней и южной тайге, смешанных лесах и лесостепи. Его опасность принято почему-то недооценивать, а между тем он способен поражать центральную нервную систему, приводя к параличу и летальному исходу. Заразиться клещевым энцефалитом можно в результате присасывания клещей или употребив в пищу некипяченое молоко от зараженной коровы или козы.
— Есть ли способы повысить устойчивость к лихорадкам без вакцин?
— Во-первых, это элементарная гигиена: мытье рук с мылом после улицы, своевременное мытье головы, тела и т.д. Во-вторых, занятие спортом. В-третьих, культура питания: очень важно следить за тем, чтобы не возникало метаболического синдрома, то есть лишнего веса. В-четвертых, регулярная диспансеризация. Наконец, в-пятых, отсутствие вредных привычек, включая бесконтрольное потребление сахара.