Казалось мне, например, что нет больше литературы, что русское слово, которое теплится у старых, в хорошем смысле слова, авторов, разбилось на осколки, блеснет вдруг — одно на целую книгу — да исчезнет. И появляется вдруг книга отца Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». И микроскопический тираж «возбухает» до 600 тысяч. В метро, в кабинетах, в рюкзаках у студентов — где угодно встретишь сейчас эту книгу, и с ее страниц возникает Россия, которую предпочитали не знать. Настоящая литература о духовном противостоянии советской системе.
Выходят фильмы «Жара» Александра Архангельского, «Раскол», «Борис Годунов», «Ходорковский»... О художественных достоинствах, особенно малобюджетных фильмов, не будем говорить. Но говорим, говорим, еще как говорим, потому что они цепляют за живое. Как будто лед тронулся в общественной жизни, она что-то, видно, в эти одиннадцать лет накапливала, когда казалось, что политическая апатия уже превратилась в политическую кому. Оказалось, что, для того чтобы выразить свое мнение, современному человеку вовсе не обязательно собираться толпой — протест, защита, реакция на действия властей стали индивидуальными. Граждане научились принимать решения без команды — от школьника из Красноярска до тетеньки, которая спросила Терешкову, не стыдно ли ей носить звание Героя Советского Союза, да и художественный свист шел не по палочке дирижера — а сам, как хотелось. Там, где раньше терпели, покорно принимая мелкое ежедневное жульничество, просто не хотят терпеть. Прекращают. Вдоль очереди к кассам Большого театра не специально обученные люди, а граждане фотографировали спекулянтов билетами — и эта реакция москвичей, которые не захотели больше мириться с унижением, заставила администрацию наводить порядок.
В конце 80-х мы разделились по идейным соображениям. Страна стряхивала с себя мертвую идеологию и обанкротившуюся экономику. Как в море корабли, разойдемся мы на этот раз не по партийной принадлежности — тут все окончательно запутались: левые, правые, неоконсерваторы; водораздел пройдет не по политике, а по совести.
На одной стороне окажутся те, для кого Родина — кормовая площадка, а на другой — люди, которые хотят жить нормально, по правилам.
В общем, не важно, как пройдут выборы в декабре и даже в марте. Ясно, что у власти, как бы они ни назывались, окажутся небедные дядьки с широкими плечами. Важно, что молодые, из которых чуть ли не 30 процентов говорит «ПОРА ВАЛИТЬ», на самом деле этими словами отвергают сложившуюся систему. Важно, что народная жизнь отторгает от себя плесень. Просто удивительно смотреть, как на глазах мертвеет любое слово, жест, понятие — все, с чем официоз обращается к народу, мгновенно теряет смысл и обрастает фотожабами.
В 90-е годы казалось: уйдут коммунисты — и мы начнем жить так, как живут в заоблачной загранице. Оказалось, что на руинах Советского Союза отвыкшему от труда и размышлений советскому человеку построить Бенилюкс не удастся. Путь, чтобы сделать страну хотя бы просто приемлемой для жизни, должен быть своим собственным. Последние несколько лет казалось, что мы его утеряли окончательно.
Но именно тогда, когда кажется, что уже все потеряно, — и так в России всегда, когда кажется, что все потеряно: немцы — под Москвой, Брежнев вечен, поляки сидят в Кремле, а Наполеон ждет ключи на Дорогомиловской заставе, — вот тут Матерь Божия сама берет страну в «ручное управление».
Очередь. За чем сутками стоял и мерз народ на Фрунзенской набережной, от Лужников до храма Христа Спасителя?
За правдой.
Не будем говорить, что у каждого она своя, что каждый со своей бедой, не станем даже секунды тратить на щелкоперов, которые своих соотечественников называли «тупыми мракобесами», просто пожалеем тех, кто пытался получить Божию благодать, оттерев остальных, опустим и разоблачения неожиданно поменявших амплуа гламурных барышень, и прочую блошиную возню вокруг Явления.
Явление народа — народу. Посмотрите, как мы выглядим, когда мы, русские, делаем правильное, по-настоящему нужное нам дело. И терпения хватает, и организованности, и толерантности, и доброжелательства, и доброты, и взаимовыручки, и взаимоподдержки, и стойкости, и умения соблюдать правила. Ни один ведь не вошел в храм, не сняв шапки. И не напился никто в очереди, и не безобразничал, и не слушал попсу. И не хамили менты, и не орали в мегафон начальники. Обычные люди. Миллион человек — это практически представитель каждой российской семьи: у меня там была дочь, у сотрудника — брат, у соседа — мать и бабушка, почти у всех — друзья.
Миллион православных провели несколько суток в молитвенном стоянии.
Кто-то видел, что на кустах, которые растут вдоль Фрунзенской набережной, набухли почки. То ли полевые кухни создали особый микроклимат, то ли православные надышали, то ли глобальное потепление. Появятся ли листья? Вряд ли.
Изменится ли чудесным образом наша жизнь, когда улетит в теплый Ватопед священная реликвия?
Уже изменилась.