Зимой 1941-го на Волоколамском направлении еще велись бои за Москву, а в пригород Красногорска уже свозили военнопленных. Первоначально это была обычная пересылка, прифронтовой этап, где проводилась фильтрация и распределение по тыловым лагерям. Но в 43-м, когда в Красногорск пришел эшелон с окруженцами из Сталинградского котла, назначение лагеря изменилось. Наряду с простыми армейцами сюда в обстановке секретности были доставлены фельдмаршал Паулюс, генерал артиллерии фон Зайдлиц, генерал-лейтенант Мюллер (это он летом 1944-го будет идти во главе колонны немецких военнопленных, которых проведут по Садовому кольцу в Москве) и другие военачальники. Советской разведке предстояло “окучить” ВИП-контингент по полной программе.
Антифа
Интерес представляли не только высшие офицеры с их военными тайнами, но и обычная масса. Просеивая людей через сито допросов, администрация лагеря находила готовых к сотрудничеству. В ходе войны произошел перелом, поражение под Сталинградом изменило мировоззрение фронтовиков. Антигитлеровские настроения среди них росли.
Пехотинец Йозеф Хендрикс прибыл в лагерь №27 в тот же день, что и сталинградский генералитет. “По территории лагеря прогуливались хорошо одетые и гладко подстриженные господа, — написал он позднее в воспоминаниях, — на них была униформа, расшитая золотыми кантами, они бодро дискутировали, поражая меня своим самоуверенным видом. Ходили они с высоко поднятыми головами, чем пробуждали во мне пошатнувшееся доверие к руководству нашего народа, веру в победоносное завершение войны. Иной была обстановка в бараке, где мне, унтер-офицеру, устроили “теплый” прием. Как только я переступил порог, по инерции поприветствовав присутствовавших: “Хайль Гитлер, товарищи!” — с меня сорвали погоны, бросили в печку и обругали: “Глядите, железный крест у него на брюхе!”. Эти люди мне показались жалкими пораженцами”.
По мнению пленных, кормили их скудно. 400 граммов кляклого хлеба на завтрак, черпак водянистого супа в обед, столовая ложка пшенной каши, на ужин — вода с капустными листьями и с чечевицей. От хронического недоедания Йозефа Хендрикса уберегло назначение на работу помощником библиотекаря. “Я стал читать все подряд: от Толстого до Шолохова, от Карла Маркса до Йозефа Сталина. Прочитанное произвело на меня впечатление, и я ненадолго попал под ослепительное влияние утопии коммунизма. Но так как по сути своей я оставался колеблющимся, от должности библиотекаря меня отстранили, заодно лишив дополнительной порции супа, которая полагалась за эту работу. Я заболел тяжелым кишечным гриппом, едва не умер, однако 15 мая 43-го года нам неожиданно выдали полную миску каши, 600 граммов хлеба, кусок американской консервированной солонины из Чикаго”.
Аттракцион невиданной щедрости объяснялся просто. В лагере №27 полным ходом велась подготовка к созданию национального комитета “Свободная Германия”, который публично должен был выступить за прекращение войны, против Гитлера. Комитет придумали немецкие коммунисты, жившие в СССР в эмиграции, и советское командование. Кроме того, в 43-м году в Красногорске открылась школа немецких антифашистов, в которую принимали военнопленных. Выпускников этой школы направляли в другие лагеря для ведения пропаганды либо на фронт, где из русских окопов они агитировали сдаваться.
Несговорчивый унтер так и не сделался “красным”, поэтому из образцового лагеря загремел в заурядный. На новом месте стал заметной фигурой, наладив производство напольных часов и курантов из дерева. Колесики анкерного механизма изготавливались из отшлифованной березы, а оси из дуба — при этом часы исправно ходили. Спрашивается, кому они на фиг, куранты березовые, сдались? Дело в том, что хронометры отнимались у пленных в первую очередь, а без них неуютно. Однако помимо хороших часов, портсигаров и зажигалок в “укладках” у фрицев русские конвоиры могли обнаружить подчас и вовсе диковинные трофеи.
СПРАВКА “МК”. Вернувшись в Германию, Йозеф Хендрикс стал учителем географии. В дальнейшем он внес значительный вклад в развитие школьного образования в ФРГ. Тонкий ценитель русской литературы, главной книгой всей своей жизни Хендрикс считал “Войну и мир” Льва Толстого. Неоднократно посещал Россию. Год назад воспоминания Хендрикса о жизни в советском плену были изданы Красногорским музеем в рамках проекта “Великое примирение”.
Прикид от Хьюго Босса
По упакованности солдаты Третьего рейха, конечно, на целую голову превосходили противника. Мало известен тот факт, что линию военной униформы для них разрабатывал Хьюго Босс. В дизайнерскую одежду из прочной шерстяной ткани были одеты даже нижние чины. Наши бойцы, как известно, круглогодично носили х/б, что, впрочем, не помешало им победить. В холодный сезон солдаты великой Германии получали трикотажное нижнее белье и двухсторонние маскировочные куртки — зимою их надевали белой подкладкой наружу, летом носили навыворот, на серую сторону. Пехотинцам полагался удобный кожаный ранец, обтянутая войлоком фляга с пластмассовой крышкой-стаканчиком (фактически термос), складные столовые алюминиевые приборы и прочие приятственные предметы. В том числе легкий бумажный “гроб”, хранившийся в ранце, — предвестник нынешних черных пластиковых пакетов для трупов. Мертвые получали достойное погребение.
В отличие от других лагерей в 27-м администрация строго следила, чтобы конвоиры не отбирали у пленных их личные вещи — соблюдали конвенцию. В бараках поэтому можно было держать бритвенные приборы, туалетные принадлежности, музыкальные инструменты. Начальство старалось создать заключенным “цивильные” бытовые условия. Каждому выдавались спальные принадлежности (тюфяк, одеяло, подушка), 2 белые простыни, наволочка, полотенце. И хотя спали пленные на деревянных нарах в два яруса, а “удобства” и баня располагались во дворе, по русским меркам это было нормально.
Обитатели красногорского лагеря исправно обеспечивались зимней и летней одеждой, исподним бельем, головными уборами, обувью. Это было солдатское обмундирование со складов Советской армии. Не все хотели в него переоблачаться, предпочитая донашивать “родную” форму.
С кормежкой тоже старались не обижать. Понятно, в голодные военные годы страна не могла предоставить им жирный кусок. Но уже в 45-м были утверждены повышенные нормы питания пленных. Они предусматривали получение 600 граммов хлеба в сутки на человека, 150 г мяса, 100 г рыбы, 90 граммов крупы, 600 граммов картофеля, 300 г овощей соленых и свежих. В пайке присутствовал чай, сахар, мыло, табак.
Поздней осенью 45-го с Дальнего Востока в Красногорск доставили пленных японцев. Просидев несколько месяцев на образцовом пайке, они разболелись. Русская пища не подходила для самурайских желудков, поэтому для них пришлось разрабатывать спецменю. В него вошли: белый хлеб — З00 граммов на человека, 300 г риса, 600 граммов овощей, преимущественно морковки и лука, 150 г рыбы.
Глобальный неурожай первых послевоенных лет заставил начальство сократить рацион. Едва тяжелый период закончился, нормы питания восстановили. Лагерная “обслуга” только облизывалась на эти харчи. Чтобы не возникало соблазна, НКВД вынужден был применять ротацию кадров. Как только работник администрации находил лазейки для воровства, его тут же меняли на новенького.
К слову, бойцов Красной армии в немецких лагерях вплоть до 1942-го не кормили вообще. Они питались подножным кормом — травой, корешками, древесной корой, пили воду из луж и т.д. Впоследствии им начали выдавать в день 150 граммов зрзац-хлеба и миску баланды. Из одежды им полагалась “всесезонная” полотняная полосатая роба.
Сейчас реконструкцию быта военнопленных, содержавшихся в 27-м лагере, можно увидеть на постоянно действующей выставке “Трагедия плена” в Красногорском музее.
Будьте готовы, ваше величество!
Изначально он создавался как мемориальный музей немецких антифашистов. Решающим фактором здесь была просьба руководителей ГДР, высказанная М.С.Горбачеву. Они даже подарили для реставрации здания школы антифашистов дефицитные стройматериалы.
— Когда ГДР прекратила существование, — рассказывает зам. директора музея Ирина Кузьмичева, — экспозицию переделали. Она стала рассказывать не о политике, а о системе работы с военнопленными в СССР, о том, что она представляла собой изнутри, как выживали в этих условиях люди, чем занимались. Мы потратили много времени, сил, но в результате нашли уникальные документы и экспонаты на эту тему.
В частности, Музей немецких антифашистов (он до сих пор называется так) собрал коллекцию подлинной униформы, редких военных наград, в том числе армий стран-сателлитов, воевавших против СССР. Ведь в лагере №27 помимо немцев находились румыны, венгры, итальянцы и японцы.
В общей сложности через Красногорск прошли 50 тысяч человек, и в их числе элита немецкого плена — 170 гитлеровских генералов.
“Сливки общества” размещались в специальной офицерской зоне. Но, чтобы там оказаться, высокий чин и заслуги зачастую не требовались — хватало и громкой фамилии. В 27-й лагерь, к примеру, попали младший сын пушечного короля Германии Круппа Гарольд фон Болен унд Гольбах, правнук Отто Бисмарка 20-летний лейтенант люфтваффе граф Генрих фон Айнзиндель. Потомок железного канцлера зарекомендовал себя убежденным противником наци, за что был избран вице-президентом комитета “Свободная Германия”, боровшимся за прекращение войны.
Графа-пацифиста часто можно было увидеть в гуще солдатской массы, и это играло на руку нашим спецслужбам. Фигуры подобного уровня свидетельствовали об их успешной работе. И еще небольшая деталь. Когда к заброске во вражеский тыл готовился наш знаменитый разведчик Николай Кузнецов, под видом военнопленного его направили именно в красногорский лагерь — раскусят фрицы засланного казачка или нет?
В 45-м в Красногорск начали прибывать новые персонажи. Так, интернированные с территории Польши аристократы князья Радзивиллы, Браницкие, Замойские неожиданно появились здесь вместе с чадами и домочадцами, любимыми кошечками-собачками. (Про домашних животных — не шутка.) Высокородные семьи вывезли в СССР, чтобы князья не мешали устанавливать в Польше социалистический строй. Шляхту поселили отдельно от пленных на окраине города в двухэтажных коттеджах. А осенью в лагерь прибыл последний китайский император Пу И. Довелось ли ему пообщаться с японским генералом Мураками, сидевшим там же, была ли у них такая возможность, история умалчивает. Последнего императора достаточно быстро вернули в Китай, где его надолго упекли в каземат маоисты.
СПРАВКА “МК”. Освобождение немецких военнопленных из лагерей началось 2 года спустя после окончания военных действий. В первую очередь оно коснулось раненых и больных. Массовая депортация пришлась на 1949 год. Всего за годы войны в советском плену оказались свыше 2,3 млн. немцев. Из них благополучно вернулись домой 2 млн. человек, умерло порядка 350 тысяч.
Бьют часы, ядрена мать, с бала мне пора бежать
Победа внесла коррективы в деятельность образцово-показательного лагеря. Жизнь постепенно переходила на мирные рельсы. Нужно было восстанавливать разрушенное народное хозяйство, и ведомство Берия позаботилось, чтобы в “учреждение” попадали лучшие мастера и специалисты, изобретатели, люди с высшим образованием.
Где работали пленные? Парадоксально, но их труд широко использовался на так называемых номерных заводах и объектах силовых министерств. Прежде чем получить на них допуск, пленные проходили тщательную проверку на благонадежность. После этого их направляли на производство или доверяли работу в какой-нибудь хитрой конторе. Список контор впечатляет: хозяйственные управления МВД и МГБ СССР, штаб 86-й дивизии МВД, санаторий “Архангельское” и даже Бутырская тюрьма. На фоне этих названий труд пленных в каком-нибудь пригородном совхозе имени шестнадцатого партсъезда, на Тушинской чулочно-носочной фабрике или железной дороге смотрится немного по-детски.
Ярче всего таланты сидельцев проявлялись в лагерных мастерских, где выполнялись заказы эксклюзивного свойства. 27-й лагерь славился ими. Мастерских было несколько. В механических ремонтировались все автомобили немецких марок, имевшиеся на тот момент в Белокаменной. В столярных изготавливалась дорогая мебель для правительственных учреждений. В швейных и в обувных цехах из материала заказчика шили одежду и обувь для высших чинов МИДа и МВД, сотрудников газеты “Правда”, артистов столичных театров.
Много народа было задействовано на стройках. В Красногорске военнопленные сооружали дороги, жилые дома, пристройку к школе им. Пушкина, стадион “Зоркий”, за городом — пионерлагерь, коттеджный поселок в Опалихе. А сколько дачек для шишек? Не сосчитать.
Объектом особой важности на этой большой стройплощадке являлось здание архивохранилища НКВД. (Сейчас в нем расположен Всероссийский архив кино- и фотодокументов.) Проектировал здание немецкий архитектор Шпигель, воплощать замысел поручили японцам. Тут начальство убивало двух зайцев. Во-первых, по причине языкового барьера японцы никому не могли разболтать о секретах, заложенных в конструкцию здания, а во-вторых, они шустро работали. Выносливые азиаты выполняли план выработки на 170 процентов. Скрупулезные немцы, которых нельзя упрекнуть в отсутствии трудолюбия, на аналогичных работах отставали от них на полтора процента. Сравнение продуктивности по национальному признаку натолкнуло на мысль развернуть в лагере соцсоревнование между Западом и Востоком в честь 30-й годовщины Октябрьской революции под лозунгом “Ответим на клевету мировой реакции повышением производительности труда!”.
В ударном труде заключенные видели шанс побыстрее вернуться на родину. Идеологическая обработка воспринималась как неизбежный гарнир. Только в минуты досуга пленные оставались предоставленными самим себе. Его формы были на удивление разнообразны. Одни рисовали, другие пели, третьи играли в оркестре, четвертые — репетировали в драмкружке. Женские роли в спектаклях исполняли мужчины. И не беда, что в сказке про Золушку главная героиня вдруг сбивалась на крепкие солдатские выражения: “Бьют часы, ядрена мать, с бала мне пора бежать”. Классика жанра лагерной самодеятельности.
Лили Марлен
Жизнь продолжалась. И было бы странно, если бы в ней не осталось местечка для любви. Каждый из пленных — женатый ли, холостой — мечтал о своей Лили Марлен. Одну такую романтическую историю мне (корреспонденту “МК”. — Прим. автора) рассказала Ольга Кирсанова, моя однокурсница по МГУ. В перестройку она вышла замуж за инженера из ГДР Рольфа Эпштейна и уехала жить в Восточный Берлин. Естественно, перед свадьбой жених попросил благословения у своего отца.
Эпштейн-старший воспринял новость о предстоящий свадьбе неординарно. Он стал вспоминать свою подругу из Москвы, в которую был страшно влюблен, а потом заявил сыну, что в их семье мужчинам написано на роду жениться на русской. Значит, чему быть, того не миновать!
Гюнтер Эпштейн был пленен в Румынии в 44-м году и попал в лагерь в Горьковской области, а затем в Красногорск. Долгое время семья не получала вестей от него. Только в 1946 году по линии Красного Креста военнопленным позволили вести переписку с родными. Домой можно было послать открытку — так легче проверить, что пишут. Почтовые карточки по сей день хранятся в семье — казенные серые бланки, искусно украшенные пленным художником. Гюнтер Эпштейн писал поздравление с днем рождения своему младшему брату. Рисунки делал не он — товарищ по заключению, оба хотели сделать открытку симпатичнее, веселее. Однажды родственники солдата присоветовали молодой симпатичной соседке: напиши Гюнтеру, он парень хороший. Она писала, не зная его. Он отвечал, возникли чувства по переписке. В 1949 году Гюнтер Эпштейн вернулся домой — стройный, высокий блондин с голубыми глазами. Они поженились. — Свекру было под 70, — вспоминает Ольга Кирсанова, — когда он рассказал мне про девушку своей мечты из России и попросил отыскать ее. — Я еще подумала: целая вечность прошла, а у мужика слезы в глазах стоят. О браке с немцем в 40-е не могло быть и речи: бывший враг и москвичка! Да ни в жисть!
Ее звали Марина Ремизова, жила она в доме, на месте которого кинотеатр “Октябрь”. Если судить по фото, внешне — Алина Покровская из фильма “Офицеры”, глаза такие сияющие, пухлые губы.
Ольга ходила по арбатским переулкам, расспрашивала жильцов, они про Марину не знали — старожилов давно выселили на окраину при прокладке Калининского проспекта. Пошла в Мосгорсправку — безрезультатно.
15 лет назад Гюнтер Эпштейн, познавший благодаря плену, какие ужасы и лишения приносит несправедливая война народу другой страны, скончался. Вместе с ним умерла его тайна о русской любви и исчезла куда-то единственная фотография красавицы с Арбата — крохотная, на паспорт.
Может, сейчас она прочитает, если жива, или по фотографии Гюнтера кто-то из близких поймет, о ком идет речь, и откликнется? Как сложилась судьба этой женщины? Что касается Рольфа Эпштейна, сына бывшего военнопленного из Красногорска, его сердце прикипело к России. Он здесь учился, женился, а теперь еще и работает. Великолепно знает русский язык, нашу страну, ее традиции и культуру.
— Но как подумаю: свекор был ровесником моего папы. Папа мой воевал, — продолжает Ольга Кирсанова. — Хорошо, что где-то на той войне им не суждено было встретиться...