Из досье «МК»
Родился в 1946 г. в Воронежской области, в крестьянской семье. Закончил сельхозинститут, Академию общественных наук при ЦК КПСС и Дипакадемию МИД. Кандидат технических наук.
Работал инженером в колхозе. С 1987 года — первый секретарь Советского райкома КПСС Волгограда, затем — завотделом ЦК КП РСФСР. Участвовал в создании КПРФ. Был депутатом Верховного Совета, разогнанного Ельциным осенью 93-го, одно время возглавлял фракцию «Коммунисты России». В Госдуму первого созыва попал по списку Аграрной партии. В 1994–1995 годах был спикером. В Госдуму второго созыва прошел по одномандатному округу. С 1996 по 1998-й возглавлял Совбез РФ. В марте 1998 года был вице-премьером в правительстве Черномырдина, до 2000 года — полпредом президента в странах СНГ. В 1996–2002 годах возглавлял Социалистическую партию. В 2004 году зарегистрировался кандидатом в президенты, но почти сразу снял свою кандидатуру.
— Два года вы были спикером Госдумы...
— Да, 14 января 1994 года меня избрали. Для меня самого это было в общем-то удивительно.
— Разве заранее консультаций с вами никто не вел?
— После выборов мы ходили в кабинет Сергея Александровича Филатова (тогда — глава Администрации Президента. — «МК»). Надо было готовить Думу к первому заседанию: непонятно, какая будет структура, кто возглавит, регламента нет... Езда в незнаемое.
Я на выборах был начальником штаба у аграриев. И вот их лидер, Михаил Иванович Лапшин, позвал меня с собой в Кремль. А в самом конце декабря вдруг стал настойчиво говорить: «Иван Петрович, тебе надо становиться председателем Думы!»
— Наверное, с Михаилом Ивановичем поговорили...
Кто-то, может быть, поговорил. Я ему предложил самому стать председателем, но он ответил, что «уже староват». Ему только 59 лет было. Правда, сердечко пошаливало, операцию потом пришлось делать, Борис Николаевич 80 тысяч долларов выделил — и он ездил в США с врачом, женой и сыном, пожил долго после этого...
Мысль крылата, земля слухами полнится. Как-то под Рождество сидим, разговорились за жизнь, отвлеклись от бумажек, чай пьём. И кто-то говорит так ядовито: «вот, коммунисты, такой праздник затоптали!» Я сказал: «не знаю, кто затоптал, а я с детства ходил Христа славил в наших краях». И прочитал им стих, который поется в церквях на Рождество: «Рождество твое, Христе Боже, возсия мирови свет разума...» Оказалось, никто больше его не знает!
- Хотите сказать, за это и выбрали?
- (Смеется.) Нет, ну я не знаю!
- Компромисс все равно искать надо было, большинства в первой Думе ни у кого не было!
- Самая большая фракция, но не большинство, была у Егора Тимуровича Гайдара - «Демократический выбор России». Кстати, очень живо откликнулся на предложение сделать меня спикером Владимир Вольфович Жириновский - может, потому, что мы ровесники, добрые отношения были у нас, невзирая на все его эпатажи, выкрики, выходки. Человек он очень умный - ведь ему приходится играть такую роль больше 20 лет!
Всё получалось соштопано суровой ниткой, просто. Многие фракции выдвинули своих кандидатов, аргарии - меня. При рейтинговом голосовании я набрал больше, чем другие, а потом начались кулуарные беседы. Я в них не участвовал, не ходил, никого не просил, всё это делали руководители фракций. Жестко приняли решение о контроле за голосованием, встали около урн... Нас было 444 депутата избрано, за меня оказалось 223.
Потом, правда, поступило обращение в Конституционный суд - правомочно ли избрали, ведь 223 - меньше половины от полного состава Думы, но суд ответил: «Иван Петрович избран правильно, но в последующем все постановления принимать большинством от 450, 226-ю голосами».
- И вот сели вы лицом к залу заседаний. Каково?
— Энергетически тяжело. В тебя вонзается 449 пар глаз. Но после короткой вспышки гражданской войны, расстрела Белого дома хотелось думать только о деле — я по крайней мере так был настроен. А дела сразу захватили и повлекли за собой: 8 фракций — и на ходу создаются пять депутатских групп... Как удовлетворить их пожелания, сопрягать интересы?
Мне Юрий Михайлович Лужков подарил маленький колокольчик председательский после избрания. Но разве таким колокольчиком было кого тогда успокоить? (Смеется.)
— И здание было, мягко говоря, неприспособленное...
— Бывшее здание СЭВ! Из окон сгоревший Белый дом виден, кабинет отдельный только у меня и у первого заместителя, все другие заместители — в общем кабинете, у нескольких ключевых комитетов по кабинету. А остальное все на первом этаже, где зал заседаний, в кулуарах, и там ширмами себе помещения отгораживали...
— Как возникла идея поселить Госдуму на Охотном Ряду?
— Пришел как-то Юрий Михайлович Лужков и говорит: «Надо все же на чем-то останавливаться, мы друг другу мешаем — у мэрии площади отобрали». И предложил посмотреть здание Госплана. Не знаю уж, с кем он этот вариант обсуждал... Мы поехали. Пошли в подвал, а там — по колено, а где и по грудь нечистоты, фекалии! Забегая вперед, скажу: когда я произносил прощальную речь, 22 декабря 1995 года, фекальные насосы тоже прощальные струйки откачивали. Осушили все как надо. А летом 1994-го стремительный ремонт провели — даже сессию начали чуть позднее.
У меня появился первый заместитель, Михаил Алексеевич Митюков — большой культуры человек, хороший юрист. У него был целый портфель законопроектов, частично принесенных из Верховного Совета России. Когда я говорю, что две трети законодательства, по которому сейчас живет Россия, было принято Госдумой первого созыва за два года, многие с недоверием относятся...
«Два дурака на всю Москву, сидим и работаем»
— В ноябре 1993 года вы рассказывали мне, как у вас пуговицу на пальто оторвали в троллейбусе в давке, а через три месяца — охрана, машина с мигалкой, дача...
— У меня до сих пор это китайское пальто на синтепоне цело. Есть знаковые вещи, которые невозможно выкинуть. Как тулупчик, в котором я всегда летал в Чечню...
А про статус можно ответить словами Михаила Сергеевича Горбачева. Когда я отошел от всех дел, он пришел ко мне на день рождения и говорит: «Знаешь, поезди по миру в свое удовольствие, а то что мы с тобой в жизни видели? Внутренности автомобиля, самолеты и лица собеседников, которых не мы выбирали, а жизнь подсовывала». Я последовал его совету.
— Хотите сказать, что статусные льготы — лишь тяжкое бремя?
— Не-е-ет, я хочу сказать, что моя семья всю эту мишуру — охрана, шагнуть нельзя — воспринимала очень тяжело, потому что жена, Альбина Николаевна, очень скромный человек. На даче в Барвихе-2 я почти все время жил один. Виктор Степанович (Черномырдин, премьер-министр в 1992–1998 годах. — «МК»), помню, звонил в ночи и говорил: «У меня такое ощущение, что мы с тобой два дурака на всю Москву, сидим и работаем. Приезжай, или рано позавтракаем, или поздно поужинаем». Я садился иногда в машину, заезжал к нему в Белый дом, а потом ехали домой. Жили мы все рядом — он на Барвихе-3, Борис Николаевич на Барвихе-4...
— А потом выборы 1995 года, левоцентристский блок Ивана Рыбкина в Думу не прошел, спикером стал Геннадий Селезнев, а вы — рядовым одномандатником, членом комитета по международным делам. И кабинет вам дали без приемной — у туалета. Как Вы это восприняли? Люди разные в Думе, и если скажете, что со всеми у Вас были прекрасные отношения...
- (Смеется). Нет, конечно, не со всеми.
- Обидно было?
— Не особенно. Мы с Борисом Николаевичем и Виктором Степановичем об этом разговаривали перед Думой второго созыва. Было видно, кого избрали, легко считалось. (Вторую Думу называли «коммунистической». — «МК».) Я говорил: «Дума другая, ей нужен другой спикер». Они мне: «Ну какой другой?»
Борис Николаевич очень сильно все это переживал. Опасался, может, опять сшибки какой-то, что пойдут бесконтрольные процессы, размахнись, рука, раззудись, плечо... Они меня продвигали, хотя я видел, что дело почти безнадежное, и был уже внутренне готов к тому, что спикером не буду.
Враждебности со стороны депутатов я потом не чувствовал. Кое-кто, конечно, пытался досадить, но мне досадить трудно. Да и в лоб можно было получить...
— Неужели вы дрались в Думе?
— Никогда! Но я боксом занимался, об этом знали. Даже Березовский однажды спросил: «Иван Петрович, вы правда боксом занимались?» Я говорю: «Да!» — «А можете ударом сбить с ног?» Я говорю: «Хочешь попробовать?» И в стойку встал... А он: «Не-не-не!»
«Вата, бинты, обгорелый весь»
— Тогда уж о Березовском. Этот человек сыграл в вашей жизни немалую роль. Его уже нет...
— А может, и есть.
— Думаете, жив?
— Да мне как-то не верится. Не ощущаю я его покойным, ушедшим.
— Когда вы познакомились?
— 12 июня 1994 года, когда Борис Николаевич формировал Президентский клуб. Там все известные и поныне люди собрались. И вот смотрю — человек с завязанным глазом, вата, бинты, обгорелый весь... Я тихонько спросил Шумейко (спикер СФ в 1994–1995 гг. — «МК»): «Это кто?». Борис Николаевич услышал и говорит: «А это наш Борис Абрамович Березовский!».
Буквально за несколько дней до того по его машине из ПТУРСа (противотанковый управляемый ракетный снаряд. — «МК») выстрелили. Водителя насмерть разорвало, охранника изранило всего, а он обгорел... Потом Борис исчез из моего поля зрения. Встречались случайно на каких-то приемах.
— То есть на выборах в Госдуму в 1995 году Березовский вам не помогал?
— Да мне весь блок развалили — если бы Березовский участвовал, он, конечно бы, этого не допустил!
— На выборах 1996 года вы агитировали за Ельцина. Многих это удивило — у левых был свой кандидат, Зюганов...
— Да, я ездил по стране, выступал в поддержку Бориса Николаевича, может быть, кого-то приводя в изумление. Но и сейчас, если бы начинать все сызнова, точно так же поступил бы.
Кстати, ко мне в конце 1995-го приходили Борис Ефимович Немцов (1991-1997 гг. - губернатор Нижегородской области, - «МК») и Николай Ильич Травкин ( в 1996 - лидер Демократической партии России - «МК») и настойчиво предлагали самому пойти на выборы президента. А я ответил: «против Бориса Николаевича не пойду, а вам, горячим, хочу сказать - желательно, чтобы он лет 10 побыл у власти, чтобы укрепилось то, что есть!» Ельцин ведь олицетворял с одной стороны — либеральное начало в экономике, реформы, а с другой — социальные блага пытался, как бывший первый секретарь обкома, удержать.
Как-то меня допытывался он: «кем вы считаете себя по убеждениям, Иван Петрович?» Ответил, что социал-демократом, и Борис Николаевич сказал: «Я тоже!» Правда, Сергей Адамович Ковалев (правозащитник, первый Уполномоченный по правам человека в РФ - «МК») заметил потом с издевкой: «А нам он такого не говорил!»
— Когда же вы близко познакомились с Березовским?
— Уже после президентских выборов. В октябре меня вдруг зовут к Ельцину в Барвиху. Борис Николаевич тогда готовился к операции на сердце — и настроение у него было нехорошее. Хочу, говорит, вас наградить орденом в честь 50-летия, а меня уверяют, что нельзя — у вас же никакой награды нет, даже медали! Я говорю: «Медаль-то есть — золотая, за школу!» Рассмешил его до слез. Все же орденом «За заслуги перед Отечеством» он меня наградил. А потом вдруг: «Вот хочу просить вас... я ложусь на операцию, Виктор Степанович по Конституции возглавит страну на время, а вдруг со мной что-то случится? Хочу, чтобы вы приняли пост секретаря Совета безопасности и помогли Виктору Степановичу и Анатолию Борисовичу (Чубайс, тогда — глава Администрации Президента. — «МК») удержать страну».
— В этом назначении Березовский не участвовал?
— Никакого участия! Что мне теперь скрывать? Ельцин сказал, что меня ему посоветовали генералы, и предложил еще быть полномочным представителем по Чечне. У Александра Ивановича Лебедя (был секретарем Совета безопасности до Рыбкина. — «МК») никакой злобы против меня не было, потому что не просился я, и даже Зюганов, когда его спросили, что он думает по поводу моего назначения, ответил что-то вроде «не путевку в Сочи получил!»
А спустя неделю, когда я подбирал заместителей, вдруг звонит Виктор Степанович. Без крупного капитала, говорит, Чечню не поднять. Я уже туда слетал и с ним согласился. «Я к себе Потанина (Владимир, осенью 1996 года — первый вице-премьер. — «МК») взял из этих банкиров, — продолжает Виктор Степанович, — а тебе придется взять Березовского в заместители». Я удивился: «А он-то хочет?». «Хо-о-чет», — сказал Черномырдин...
Я спросил Бориса: не страшно ему лезть в эту кашу? Нет, говорит. Я сразу сказал, что тогда придется все капиталы отдать в трастовое управление. Он заверил, что на нем не очень много числится. Кстати, Роман Аркадьевич (Абрамович. — «МК») с ним рассчитался полностью, единственный из всех, пожалуй, зря он с ним судился потом... И еще говорю: «Если есть где-то гражданство другое, виды на жительство...» Мне уже спецслужбы листочек подложили под локоток, я все знал — грин кард США у него была. Он сказал, что вопрос решает.
И стали мы с ним в Чечню летать. Он был реально полезен.
— Но кто он для вас? Друг, покровитель, спонсор, злой гений?
— Во-первых, однополчанин. Все мы, кто прошел в Чечне тяжелую дорогу, до сих пор дружим и встречаемся. Борис, пока не уехал, приезжал на наши встречи и потом звонил всегда. Но у нас были очень разные взгляды на жизнь по многим ключевым позициям.
Помню, Борис ко мне первому приехал на дачу в Барвиху в 1999-м с этой вариацией на тему преемника...
— Это когда еще Степашин был премьером?
— Да. Где-то в конце июня. Перевозбужденный, видимо, только что переубеждал кого-то. Аргументация отточенная, чувствую. Горячо говорит, говорит... Я спрашиваю: «А чем Степашин-то не подходит?» — «Вялый, ни рыба ни мясо». Напрасно, говорю, в Сергее стержень есть. Чувствую, что они уже почти все решили. Но говорю ему: «Ты, наверное, до конца не представляешь, что происходит. Сейчас деньги стали появляться, и есть возможности поднять свою промышленность, сельское хозяйство, для этого нужен мощный хозяйственник. Нужна тонкая работа по отладке, демонтажу, замене, а у Владимира Владимировича другая подготовка — адреса, пароли, явки. И эти ребята во вкус власти войдут и преимущественно силовыми методами будут действовать!» Он послушал меня и говорит: «Вот только Чубайс и вы, Иван Петрович, против!» Я говорю: «Да я не то что против — ему же будет тяжело!» А он уверяет: «Будет команда, мы будем рядом». Я даже ему сказал: «Управлять, что ли, хочешь? Это бесполезно!»
И со мной-то не получалось! Средства массовой информации иногда как бы нечаянно называли Березовского секретарем Совбеза, а Рыбкин, мол, у него мальчик на побегушках. Но он-то знал, что это далеко не так!
...А сейчас Владимир Владимирович с удовольствием убежал бы от всех забот, но они его уже не отпускают. Вообще же у меня с ним прекрасные человеческие отношения.
— А вы когда виделись в последний раз?
— Формально — на 80-летии Бориса Николаевича в Большом театре, он со всеми поздоровался, я рядом сижу. А разговаривали очень давно, когда он готовился к президентству, — по проблемам Чечни, подробно и долго, чай тоже пили, как с вами. Не могу сказать, что он тогда был настроен кровожадно. Отряды Басаева вошли в Дагестан — все бы так поступили, как он: выбили оттуда...
«Такую пенсию в стране получают человек пять»
— Вы крестили сына Березовского, Глеба. Сейчас с ним отношения поддерживаете?
— Может, когда и встретимся. Последний раз я видел крестника где-то в 2009 году, что ли, — тогда же, когда и Бориса. Я был в Европе и залетел к нему в Лондон. Он был взъерошенный какой-то, Борис... Человек очень жизнелюбивый и Анну Александровну, свою маму, так любил, что не мог по своей воле уйти из жизни, а ее, в 90 с лишним лет, оставить. Никто меня в этом не убедит! Когда говорят, что неблагополучие финансовое, — полная чепуха, денег там было вполне достаточно, чтобы дальше жить!
Но заметил я, что курить он стал. Располнел. Сказал ему: «За собой не смотришь!» Он пообещал бросить курить, но я не очень поверил...
Кстати, мне рассказывали, что когда эта ситуация с Украиной была в 2004 году, за Глеба даже боялись: в телевизор почти носом залез и переживал жутко.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»
5 февраля 2004 года Иван Рыбкин, заявивший о намерении стать кандидатом в президенты, пропал. 8 февраля его жена заявила в полицию. 10 февраля уже зарегистрированный кандидат в президенты Иван Рыбкин обнаружился в Киеве, но объясниться серьезно не захотел. С выборов он сразу же снялся.
До сих пор события тех дней — тайна. Есть несколько версий происшедшего. Сам Рыбкин говорил позднее, что его выманили в Киев под надуманным предлогом, и подозревал применение против него каких-то спецсредств.
— Но есть версия, что творец этой ситуации — Березовский. Убить вас будто бы хотел ради политической дестабилизации в России...
— Я слышал разные версии. Ситуация, видимо, была действительно очень непростой. Я-то поехал всего на 2 дня, на дежурную мирную встречу — но конфиденциальную. Я не верю тому, что Борис мне желал зла! Может, кто-нибудь другой?.. Меня ругали — мол, жене не сказал. Но я действительно очень часто не говорил жене, куда еду. Да и Борис Николаевич, как Наина Иосифовна рассказывала, тоже был такой: ушел с утра, а потом — раз, говорит, телевизор включаю, а он в Чечне!
— Как вас вообще уговорили стать кандидатом в президенты в 2004 году?
— Меня долго уговаривали, не только Борис, еще человек десять, и я не выдержал: решил пойти, чтобы заявить, что гашение конкуренции в экономике приведет к гашению конкуренции в политике, а это очень плохо для нашей молодой демократии. Тоскливо будет, пейзаж однообразен. Тун-дра! Я решил пойти, позицию заявить, а потом снять свою кандидатуру. Потому что в этой ситуации Владимиру Владимировичу было бы правильнее отработать еще один срок. В чем-то он уже разобрался, чего палки в колеса ему ставить?
— В 2000-е годы Березовский эмигрировал, превратился в олицетворение зла. Ваши с ним отношения повлияли на вашу карьеру?
— Конечно. Все сразу стали решительно от него отмежевываться, кто с ладошки зернышко клевал, безвылазно у него сидел. А я не могу вот так легко от людей отказываться, тем более если прошел с ними тяжелые испытания. Вот был расстрел Белого дома — так сейчас из фракции у Зюганова многие люди приезжают ко мне и по 10-12 часов разговаривают! Только потому, что мы вместе там были.
— Политикой активной сейчас не занимаетесь...
— За всем слежу. И ко мне приезжают часто. Советники, помощники Владимира Владимировича... Вот похоронили Аркадия Вольского (глава РСПП, умер в 2006 году. — «МК»), постояли в почетном карауле, потом подошли ко мне два его помощника — можно мы к вам приедем? Предлагали вице-премьером. Но я им сказал: тогда вы должны мне разрешить команду профессионалов собрать, не тех, кто на распиловке работает, это стыдно, потому что нам даже на покое платят такие деньги, что боже мой!
— То есть на вашу пенсию и прожить можно?
— В принципе да.
— Больше 100 тысяч?
— Хорошо получаю, даже разговаривать не буду о цифрах. Мне хватает вполне. Такую получают в стране человек 5–7, наверное. Плюс заработки профессора…
«Ну позвольте избрать, как надо!»
- А на выборы в 2016 году не собираетесь?
- Да как-то не собираюсь, запала не чувствую большого. Я тогда посидел немножко рядовым депутатом и понял, что ни на что повлиять в таком качестве не можешь.
— Часто в Думу заходите?
— Я руководствуюсь нехитрым правилом: «Никогда не возвращайтесь в те места, где вам было хорошо». А на своих последователей мне грех обижаться: всегда приглашают на разные мероприятия. Вот часы на мне — подарок Грызлова Бориса Вячеславовича…
Думу я стараюсь не критиковать — в конкретных условиях люди действуют. Но сейчас говорю им: вы лишены представительства, потому что искорежили выборы, ваше лицо не похоже на наш народ. Особенно ярко это видно в Московской городской думе. Из 35 депутатов только 3 коммуниста, остальные единороссы. Прошлой осенью решили в Москве попробовать, как оно на самом деле, — и случайный во многом человек по фамилии Навальный набирает 27 с лишним процентов голосов! Но эти настроения в Думе вообще не представлены!
И коррупция прежде всего проистекает из искореженности выборов. Ну позвольте избрать, как надо! Да, могут быть ошибки, но зато появится много интересных людей. Нормально, когда Дума любого уровня говорит языком народа, даже кричит, ругается... И графу «против всех» тоже неплохо вернуть — у Навального туда половина голосов скорее всего улетит...
— Вы за Навального могли бы проголосовать?
— Если в режиме аванса — то да. Мне кажется, как политик он не дозрел.
— Стараетесь не критиковать, но критикуете...
— Не нравится мне, когда раз за разом Дума, Совет Федерации, судебная власть отдают и отдают полномочия президенту. Президент этими полномочиями не пользуется — ими начинают пользоваться чиновники около него. А уж примут закон — так сначала кто посообразительнее начинает смеяться, а потом все переходят на хохот. Есть поговорка: не буди лихо, пока тихо! Зачем было трогать гей-сообщество? Ну кто, боже мой, об этом у нас имел представление? Ну армия, места заключения, очумевшие от денег дамы, эстрадная тусовка... Ну ребята! Ну не надо! Просвещенные вроде бы люди начинают говорить каким-то кондовым языком времен очаковских и покоренья Крыма! Вторгаются, куда не нужно...
Езжу по регионам, иногда приглашают выступать. Ведь за Москвой — совсем другая жизнь! Борис Николаевич четко понимал, что такой громадой, как Россия, из одного центра править невозможно. Ну надо же потихоньку выруливать!