Каждый при своем заблуждении

— Конечно, нет. Тот же Подрабинек, защиту которого она превратила в политическую кампанию, называл ее совет чуть ли не “кремлевскими шутами”. Я ничего подобного себе не позволяла. Очень прискорбный факт, что госпожа Памфилова считает оскорблением обычную критику в ее адрес.  

— Критику деятельности или позиции?  

— Да вот как раз ее позиции-то я пока и не слышала. Текст статьи Подрабинека она обсуждать отказывается. В то же время считает возможным осуждать одну из законных форм реакции на эту статью.  

— Дело действительно дойдет до суда между вами?  

— Г-жу Памфилову понять достаточно непросто, потому что у нее все время “показания меняются”. Сначала она сказала, что подает в суд на меня от имени совета. Но мнения самого совета разделились, и теперь она заявляет, что будет судиться от своего имени. Даже подача в суд на меня сопровождается высказываниями, что ее все вокруг оскорбляют, пресса про нее лжет. Появляются какие-то детективные линии, загадочные безымянные чиновники, которые якобы ее травят. Потом выясняется, что она сама не верит в существование таких чиновников. И так каждый день. Собственно, одна из моих претензий к г-же Памфиловой заключалась в этой ее уклончивости. Если у человека есть позиция — пусть ее высказывает и придерживается.  

Судебных перспектив я здесь не вижу, потому что никаких оскорбительных слов в адрес Эллы Александровны я не говорила. Да, я достаточно резка в оценке деятельности Памфиловой в ситуации вокруг Подрабинека и могу свою точку зрения объяснить. Дело в том, что она возглавляет орган, который призван быть площадкой для открытых дискуссий, пусть даже и острых, между разными представителями гражданского общества. Если ты возглавляешь совет, который является рефери на поле гражданских столкновений, то и нужно эту функцию выполнять. Я не знаю, что помешало ей прийти на пикет движения “Наши” или просто предложить им вместо того, чтобы стоять на улице, площадку своего совета для выяснения отношений. Почему одна из телекомпаний смогла посадить за общий стол, казалось бы, непримиримых Подрабинека и ветерана Семенова? Они вполне мирно поговорили, они не хамили, не подрались и даже пожали друг другу руки. Вот все это, на мой взгляд, входит в функции г-жи Памфиловой. Вместо этого она отказывается от обсуждения, но очень любит применять слово “травля”.  

— Она объясняет это тем, что нужно было в первую очередь помешать “Нашим” наделать непоправимых ошибок, а только потом обсуждать суть статьи…  

— Я с ней совершенно в этом согласна. Но я не понимаю, почему она сама не поехала на пикет, не предложила перейти на другие формы протеста? Впрочем, это дело прошлое. Но сегодня-то “Наши” уже свернули пикет, а г-н Подрабинек уже заявил, что не так выразился и был не так понят. Самое время поговорить, но этому общению за столом Элла Александровна предпочитает общение с кем-то через прокуратуру, с кем-то — через суд. Мне иногда кажется, что она просто занимается своим политическим самовыражением. Но тогда ей нужно возвращаться в политику, в парламент, где она уже работала.  

Сегодня г-жа Памфилова говорит, что будет отстаивать право Подрабинека высказывать свое мнение. И с этим я тоже солидарна! Но почему же тогда она отказывает мне в праве иметь свое мнение? Почему он может высказывать довольно хамскую, по мнению многих экспертов, позицию, а я не могу даже критиковать?  

Да я буду только рада, если Элла Александровна решится подать на меня в суд, потому что у меня есть достаточное количество аргументов, показывающих, что она иногда поступает не так, как положено профессионалу ее уровня. Я даже не постесняюсь произнести слово “профнепригодность”. Вот хотя бы один пример: как сооружалось знаменитое заявление совета по Подрабинеку. Сначала появился один текст, якобы полностью согласованный со всеми, потом он претерпел изменения. Мне не очень понятно, почему на том заседании, когда текст принимался, г-жа Памфилова не анонсировала эту дискуссию? В результате часть членов совета покинула заседание, не зная, что будет обсуждаться такая серьезная тема. Удивительно, что она звонила одному из отказавшихся подписать этот текст и пыталась пристыдить. Некорректно просить у человека подписать письмо, с которым он не согласен. Такой подход далек от самого смысла совета, который призван не ломать людей, а давать любому меньшинству право на свое мнение. Я это высказала публично, о чем не жалею. А как вам понравилось заявление Говорухина о том, что он подписывал бумагу, не читая? Это нормальная работа совета?  

Я назвала поведение Эллы Александровны довольно резкими, но вполне литературными словами. Я имею право на свое мнение: убого так себя вести на таком посту. А теперь я еще и добавлю, что убого правозащитнику судиться из-за критики. Я работаю в Общественной палате, и нас тоже критикуют часто. Один из писателей сказал, что мы — никчемный, витринный коллектив. Но никто из ОП на него в суд не подает. Потому что мы — рефери. Мы должны дать слово каждому и иногда прикусывать язык, даже если хочется ответить.  

Да что там общественники! У нас министра внутренних дел только ленивый не отправляет регулярно в отставку. Но он не видит в этом никакой “травли”.  

— А почему для объекта своего гнева Элла Александровна выбрала персонально вас, ведь критиковали ее многие?  

— Она заявила, что я ее критиковала под прикрытием высоких покровителей. Мне очень не понравилось это ее высказывание, потому что оно переводит всю дискуссию в разряд корявой политической интриги. А самое страшное, что может произойти с правозащитным движением, — если его начнут политически окрашивать. Гражданское общество переживает кризис из-за того, что люди, которые считаются его признанными лидерами, та же г-жа Памфилова, почему-то стали думать, что они во всем правы, а оппоненты — нет.  

Я думаю, г-жа Памфилова рассчитывает набрать очки на противостоянии именно со мной потому, что моя фамилия — как красная тряпка для защитников ЮКОСа. Кстати, если она хочет узнать, как на самом деле выглядит травля, — достаточно изучить публикации в мой адрес, когда я давала показания по этому делу.  

Мне просто смешно, когда, будучи в нормальных отношениях со всеми ветвями аппаратной машины, Элла Александровна вдруг начинает изображать из себя “затравленного диссидента”. Повторяю, критика, которой я ее подвергла, не является оскорблением. Если она считает иначе, то просто занята не своим делом. Знаете, иногда, как в рекламе, лучше жевать, чем говорить. Думаю, ей нужно остановиться и осмыслить ситуацию, в которой оказалась. Ничего страшного. Мы все ошибаемся. Мы делаем эмоциональные заявления, подписываем эмоциональные письма. Мы живые люди.  

— А нет ли в ситуации вокруг Подрабинека позитива? Последние годы были периодом подозрительного единодушия. И вот теперь появилась тема, которая вызвала разнообразие мнений даже в Кремле?

— Это было бы хорошо, если бы пошла дискуссия по самой теме. Но дискуссия возникла не вокруг статьи, а вокруг способов реакции на нее. Проблема в том, что обсуждения статьи как не было, так и нет. Мы не знаем ни мнения самой Памфиловой, ни кремлевских чиновников. Мы начали обсуждать не смысл, а спонтанные реакции. А ведь Подрабинек открыл ящик Пандоры. Главное в его статье не слово “виртухай”. Если я его правильно поняла, то он считает, что любые люди, которые боролись с коммунизмом любым путем, заслуживают уважения. А здесь уже остается только один шаг от того, чтобы сказать: а ведь Гитлер боролся с коммунизмом. Вот здесь нужно объясниться! Мне бы не хотелось дискутировать ни о г-же Памфиловой, ни о “Наших”. Мне бы хотелось поговорить о статье. Давайте обсуждать наше прошлое, давайте спорить о том, кто такие диссиденты, все ли они одинаковы? Нужно поговорить, сесть, выпустить пар. Это не страшно. Страшно то, что происходит сейчас, — без обсуждения каждый остается при своем, может быть, заблуждении. Я надеюсь, что такая дискуссия состоится. Если г-жа Памфилова не хочет предоставить для этого площадку своего совета, то, возможно, ее предоставит Общественная палата. Это должно научить нас культуре высказываний и уважению к чужому мнению.