О том, какие вызовы и перемены ожидают ВВП и куда он курс держит, «МК» рассказал директор Института политических исследований Сергей Марков.
— Вас характеризуют как убежденного сторонника Путина. Почему вы им являетесь и нуждается ли Путин в убежденных сторонниках?
— Путин сам должен решать, нужны ли ему убежденные сторонники. Известно, что некоторые лидеры с опаской относятся к чрезмерно убежденным сторонникам.
Я всегда поддерживал Путина не потому, что он начальник, а потому, что он выполняет программу, в выработке которой я участвовал. В 90-е годы, в период доминирования олигархов, мы писали антиолигархическую программу восстановления российского государства, суверенитета. После этого пришел Путин и начал ее реализовывать. Я взаимодействую с ним больше 10 лет, и мне нравится, что у него есть сила воли для реализации своих целей, и он очень везучий.
Меня объединяет с Путиным то, что он сочетает в себе патриотизм и уважительное отношение к Западу. Он видит, что нам очень многое у Запада нужно перенять, но не попасть к нему в подчиненное положение. Мы сами у себя должны построить Америку и Евросоюз и быть им равноправными партнерами. Мы — Европа, но — немножко другая.
На Западе либерализм уже трансформировался в постмодернизм, и огромное большинство людей чувствуют дискомфорт от этого. У нас больше уважения к традиционным ценностям: семье, нравственности, нужно только соединить их с современными институтами. Я всегда говорил, что чисто прагматичная политика проигрышна, она (и внешняя, и внутренняя) обязательно должна базироваться на ценностях, которые поддерживает большинство. И мы видим, что Путин начал проводить курс на нравственность власти, национализацию элит. И Россия на наших глазах становится консервативной частью просвещенной Европы.
С Путиным не бесполезно говорить: он слушает и воспринимает идеи. Не все, конечно... Я, например, уже лет 5 говорю, что в России нужно ввести госмонополию на водку и за счет этого на 20% увеличить бюджет. Этого не происходит. Пока не все делается быстро. Мы, эксперты, можем себе позволить смелые идеи и забегать вперед, а президент такого права не имеет, и он вынужден осторожно относиться даже к хорошим идеям.
— Даже в период массовых акций протеста его рейтинг практически не снижался — с чем связана такая устойчивость? Кого за это благодарить: население или социологов?
— Население. Большинству объективно нравится, что Путин не боится принимать решения. Выступить против олигархов в начале своего первого срока было очень страшно, потому что по логике они должны были его за это взорвать.
И — нравится его везение. Потому что быть везучим — это обязанность лидера. Если лидеру не везет, то ему, конечно, нужно посочувствовать, не его вина, но зачем он такой нужен? Везучие нам нужны!
Пик рейтинга Путина пришелся на 2005—2007 годы, тогда он зашкаливал за 80%. Это было связано с огромным сочетанием разных успехов и в принципе не очень нормально. А сейчас у него вполне нормальный для успешного политика рейтинг.
Что касается массовых выступлений, то они были весьма полезны. Они показали изменившуюся ситуацию и натолкнули на правильные выводы. Эти выступления были не против Путина, поэтому на рейтинге и не отразились. Это была демонстрация того, что период общественной пассивности завершен. После катастрофы 90-х возник своего рода «общественный договор», который можно сформулировать так: «Владимир Владимирович, делайте что хотите, мы вам доверяем, в политику не лезем, а занимаемся частными делами. Только обеспечивайте нам рост уровня жизни».
Прошло 10 лет, и население сказало: надоело быть пассивными, мы опять активными хотим быть.
— Если хотят быть активными, то почему волна массовых акций так быстро спала?
— Осознав, что старый «общественный договор» исчерпан, Путин предложил новый: «Слушайте, ну если люди хотят участвовать в общественно-политической жизни, сделайте все, чтобы у них была такая возможность. Нам нужны эти люди и их энергия». Люди с площадей ушли не в никуда. Они ушли контролировать бюрократию, создавать партии и обеспечивать конкурентность выборов, реализовывать свои общественные проекты, в волонтерскую деятельность. Десять лет назад, если пропадал ребенок, его искала только полиция, а сейчас подключаются десятки тысяч активистов. Посмотрите, как люди отреагировали на наводнение в Крымске!
Суть нового договора в том, что власть оказывает поддержку гражданам, которые хотят реализовать свою активность в рамках закона, а общество обязуется только в одном: что его активность будет идти на благо стране, а не во вред. В интересах России, а не олигархических группировок и иностранных государств.
— Согласно социологическим опросам, примерно треть общества в штыки воспринимает все, что бы президент ни говорил и ни делал. Есть возможность переломить ситуацию?
— Задача президента — выполнять требования народа и общественный запрос. Первый запрос — восстановить государство и второй — ликвидировать нищету — он выполнил. А сейчас проблема Путина — в том, что происходит расщепление общественного запроса. Активное меньшинство требует модернизации, вестернизации, свобод. Большинство хочет укрепления российской идентичности и имеет легкий антизападный крен. А социологи еще нам добавляют, что это большинство тоже неоднородно — там как минимум две России. Условно говоря, Россия-ХХ (люди научно-индустриальной эпохи) и Россия-ХIХ (те, кто вернулся к традиционным ценностям и стоит в очереди к дарам волхвов). Как найти общий язык с тремя разными Россиями?
— Сочетать все три повестки дня решительно невозможно?
— Есть несколько запросов, с которыми все согласны. Все три России — против нелегальной миграции, коррупции, офшоров и за развитие образования, медицины, культуры. Круг запросов, которые объединяют, а не разделяют, достаточно широк, и обратите внимание: по всем этим направлениям власть работает.
— Меняется повестка дня, общественный договор, а меняется ли сам Путин? И могли вы представить два года назад, что он помилует Ходорковского?
— Я в свое время поддерживал точку зрения, что есть запрос на Путина 2.0. А потом понял, что такого запроса как раз нет. К сожалению, на определенном этапе, примерно с 2006 года, Путин эволюционировал в своеобразного Кутузова: «Пускай идут процессы, события происходят сами собой, все равно они приведут к нашей победе». И в этой ситуации возник запрос не на Путина 2.0, а на возвращение прежнего Путина. И его политического стиля, когда главные проблемы решаются достаточно решительно и события происходят по плану. Мне кажется, что в последнее время он движется в этом направлении.
Помилование Ходорковского — как раз иллюстрация. Ходорковский на свободе для Путина не опасен, а в тюрьме он был проблемой для России. Путин проблему решил.
Возвращение старой решительной стилистики в 2013 году имело колоссальный успех на международной арене. В том году кардинально поменялось западное общественное мнение по отношению к Путину. Там оценили тот факт, что его жесткая позиция по сирийскому вопросу победила, и, согласно практически всем опросам, Путин вошел в тройку самых влиятельных мировых лидеров. Он становится лидером консервативной Европы и современного христианского мира.
— Какие новые вызовы заставят его меняться и в каком направлении?
— Остановка темпов роста заставит его менять экономическую политику. Сейчас есть две группы, которые борются. Одна говорит: мы должны вернуться к тому, что делали в 90-е, — снизить государственные расходы и предоставить больше возможностей частному бизнесу и иностранным инвестициям. На наших глазах это предложил гайдаровский форум. Вторая группа говорит, что нужно значительно увеличить роль государства в экономике. С таким докладом выступил Евгений Примаков. Я думаю, что в этом году Путину придется определиться.
Другой вызов — это русский вопрос. Суть его в том, что диаспорами права человека защищаются лучше, чем полицией. Поэтому народы, не объединенные в диаспоры, чувствуют, что их права ущемлены, в том числе — в традиционных русских областях. Сюда же нужно добавить традиционное недофинансирование русских областей. Мы в большом долгу перед русскими историческими областями: Владимирской, Новгородской, Рязанской. Именно они много столетий тащили вперед Россию, именно оттуда мобилизовались солдаты, чтобы победить Карла XII, Наполеона, Гитлера, чтобы строить Байконур и поднимать целину. И они обезлюдели, там очень низкий уровень жизни, очень слабое финансирование образования и здравоохранения. Надо отдать им исторический долг.
Поэтому с одной стороны Путин должен дать ответ на русский вопрос (иначе он столкнется с угрозой появления очень сильной оппозиционной националистической партии), но с другой — для того, чтобы защитить Россию от будущих военно-политических и экономических кризисов, нужно стремительно создавать евразийское пространство, которое, естественно, не может строиться на русской национальной основе. Как сочетать эти две задачи? Ответ найти сложно.
— Во время «прямых линий» к Путину постоянно обращаются с просьбами о помощи. Это нормально, когда обычные муниципальные, бытовые проблемы не решаются, пока президент не скажет?
— Проблема не только в том, что у нас слабо развиты институты, а и в том, что мы вообще не определились: какими они должны быть? А это зависит от того, какую модель развития мы выберем. В Евросоюзе она одна, в США — другая, а есть еще японская модель. Мы еще не нашли российскую модель развития. У нас только есть российская модель восстановления после катастрофы, кризисный менеджмент. Но не Путин должен решать вопрос об устройстве страны и ее институтов, и не хочет он решать этого волюнтаристски. Это должны обсуждать интеллектуальная и политическая элита и гражданское общество.
— Получается замкнутый круг: без Путина у нас ничего не решается, а он не хочет быть волюнтаристом...
— Совершенно верно. И чтобы его разорвать — активная часть общества должна не на Болотную ходить, а предлагать пути развития страны и тем самым определять ее судьбу.
— Но пока этого не происходит, и судьбу России определяют президент и правительство. Кстати, как вы оцениваете их взаимоотношения, ждать ли отставки Медведева и его министров?
— Высока вероятность переформатирования экономического блока, которое будет связано с изменением парадигмы экономического развития страны. Все остальное зависит от самого премьер-министра: захочет он связать свою судьбу с уходящими из кабинета или с теми, кто в него придет. Если он готов к изменениям и будет их активно предлагать, то ничто не помешает ему успешно работать с Путиным. Президент не борется со своим правительством, но антиистеблишментский заряд у обновленного Путина очевиден. Поэтому я прогнозирую не столько смену кабинета, сколько «вторую олигархическую». Давненько их Путин не щипал, и олигархические группировки опять получили слишком большую волю и влияние. Они создали и поддерживают коррупционную систему и вскоре должны встать перед выбором: либо они включаются в антикоррупционную кампанию, в проект по национализации и деофшоризации элит, либо по отношению к ним будет применен тот арсенал, который уже использовался во время первой антиолигархической войны, в начале «нулевых».
— Как вы думаете, Путин будет править вечно?
— Я уверен, он очень хочет, чтобы появился политик, который будет способен на 70% продолжить его политику и на 30% — улучшить ее. Но это улучшение не означает, что нужно согласиться на бомбардировки Ливии. Ну а если не найдет... Средняя продолжительность жизни в европейских странах превысила 80 лет и растет со скоростью полгода в год. Поэтому я думаю, что Владимир Владимирович сохранит задор и энергичность как минимум до 100 лет. Он же ведет здоровый образ жизни.
— А сколько раз он еще женится?
— Он женат на России. Вы не поймали меня на некотором противоречии между новым консервативным стилем президента и таким неконсервативным поступком, как развод. Бывает, что думаешь над каким-то решением, тянешь, и когда наконец принимаешь — вместе с этим принимается множество других важных решений. Я думаю, что вместе с разводом он принял и решение о национализации элит, и обратился к консервативным ценностям, и занял жесткую позицию по Сирии. Он почувствовал важнейший запрос, который к нему сформировался, — запрос на поступки, запрос на выход из имиджа Кутузова. Он сбросил с себя старый образ. Каким будет новый? С учетом необходимости строить страну — выбор невелик. Де Голль, который создал новое государство и новые государственные институты. Рузвельт, который создал новую модель социально ориентированного капитализма, новый тип общества. Дэн Сяопин, человек, который создал эффективно действующую модель власти и общества, новый Китай.
Путин женат на России, и сейчас в этом браке они изменяют друг друга.