Бывают и в политике мужики. Хотя бы иногда. Например, Владимир Путин в феврале 2007-го, когда он в своей знаменитой мюнхенской речи, обращенной к элите западной внешней политики, сказал все, что он думает о западной внешней политике. Честно и со знанием дела.
На прошлой неделе Владимир Путин опять выступил очень откровенно. В большом интервью объяснил основы внутриполитического строя страны. На примере разгонов маршей несогласных. Но в этот раз вышло либо не совсем честно, либо совсем без знания того, что представляет из себя правовое государство.
“Правовое государство, — объясняет российский премьер, — это соблюдение действующего законодательства. Что говорит действующее законодательство о марше? Нужно получить разрешение местных органов власти? Получили? Идите и демонстрируйте. Если нет — не имеете права. Вышли, не имея права, — получите по башке дубиной. Ну вот и все”. Путин популярно, но очень четко и логично рисует суть отношения российских властей к несогласным с ними гражданам. И к их правам и свободам. Я прошу прощения, но правовое государство действует по совсем другой логике. И совсем не так относится к людям, которые хотят выйти и что-либо демонстрировать.
Большинство стран в современном мире, включая и Россию, и сугубо недемократические страны, имеет конституцию, которая определяет права человека как основные правила для всех сфер жизни. Включая гражданские права и свободы: право на свободу слова, на свободу выбора, на свободу собраний. А правовые государства отличаются от неправовых тем, что права человека в них — не только украшение конституции. И тем, что все законодательство и вся деятельность органов властей подчиняются этим конституционным правам. И защищают их. А когда действующее законодательство или — того хуже — какие-то постановления чиновников говорят, что для митинга мирных невооруженных граждан под открытым небом нужно разрешение местных органов власти, они противоречат конституции.
В правовом государстве гражданину не требуется разрешения каких-либо чиновников, чтобы пользоваться своими конституционными правами. В Германии, например, закон о собраниях требует лишь, чтобы организатор митинга за 48 часов до его начала уведомил об этом местные власти. И все. Разрешения не нужно. А если народ по конкретному поводу собрался стихийно, чтобы высказать свое мнение, даже необходимость в уведомлении отпадает. Люди, не важно, с чем они согласны или не согласны, имеют право демонстрировать свою точку зрения в любом месте страны, ее столицы, кроме определенной зоны безопасности вокруг парламента и памятников жертвам фашизма.
Немецкие власти имеют право запретить (прекратить) митинг только в исключительных случаях: если он явно угрожает общественной безопасности и порядку; если он организуется антиконституционными партиями; если его участники вооружены или их лица в масках.
На маршах несогласных в России нет ни вооруженных боевиков, ни скинхедов или анархистов в масках. Нет антиконституционных лозунгов. Там кричат: “Россия будет свободна!” или “Путина в отставку!”. И что с того? На Западе каждый день митингующие таким образом “отправляют в отставку” Ангелу Меркель, Николя Саркози, Барака Обаму, друга Путина Сильвио Берлускони. В Москве собираются несколько десятков или сотен мирных девушек, правозащитников, либералов, тех, кого когда-то называли интеллигенцией. Они держат себя в рамках любого правового государства, в отличие от чиновников и милиционеров, которые их разгоняют. По немецкому законодательству тем, кто попытается насильственно помешать или разогнать законный митинг, грозит до трех лет тюрьмы. Если бы у вас было правовое государство, трудно представить, сколько милицейских начальников, омоновцев и госчиновников уже посадили бы.
А как насчет дубинок? Есть ведь ситуации, когда и западная полиция действовала бы жестко? Что, если, скажем, на митинге кто-то заорет в микрофон: “Медведева на мыло!”, “Русские, вон из России!” или “Отрежем министрам головы!”, а толпа поддержит все это воплем: “Россия — дерьмо! Русских — расстрелять!”? Такого безобразия в Москве еще не было? Значит, очень культурные у вас оппозиционеры. В западных столицах всякие радикалы подобное безобразие творят постоянно. Но это не значит, что их непременно отоваривают дубинками по башке.
В правовом государстве действует такое юридическое понятие, как соразмерность средств. Оно означает, что власть, имея дело с правонарушителями, должна выбрать то средство воздействия на них, которое соответствует ситуации. Если полторы тысячи полуголых мужиков бегут по Тверской, размахивая арматурой, избивая прохожих и круша автомобили, витрины, то тысячи две дубинок в руках богатырей-омоновцев вполне уместны. А что потребовало бы правило соразмерности средств по отношению к безопасной для окружающих и чужого имущества горстке несогласных? В правовом государстве их сопровождали бы два-три участковых.
Когда на Западе митингующая молодежь кричит нецензурные гадости, западные менты на такое хулиганство (если оно остается чисто словесным) чаще всего не реагируют. Нервы у властей там почему-то покрепче. А уж если пошлости вконец надоедают, обычно хватает одного пожарного шланга.
Поэтому ваш премьер говорил не о правовом государстве. Он говорил о чем-то другом. Где все запрещено, пока власть не разрешит. Где многие законы и органы власти нарушают конституцию. Вообще, такой строй называется “полицейское государство”. Этих слов Путин, конечно, не произнес, но он был бы не Путин, если бы, как всегда, не применил ярких метафор.
Как же сочно в том же интервью Владимир Владимирович послал оппозицию! Сначала “за угол общественного туалета”, чтобы там ее услышал весь мир. А потом: “Сказали — и чинно, стуча копытами, удалились в сторону моря”. Вот это уже, согласитесь, и честно, и гуманно. Ведь мочить в сортире оппозицию никто не собирается. Значит, свободе в России — быть. Пусть и за туалетом. Или где-то в районе Сочи.