Его правота слегка подтвердилась в роковую субботу, 29 мая 2010 года. В Санкт-Петербурге. В Михайловском театре. На встрече премьер-министра Владимира Путина с так называемой творческой интеллигенцией. Среди которой очутился даже известный торговец бананами, три года назад сделавшийся директором этого самого Михайловского театра.
Встреча предваряла очень хорошее событие — благотворительный вечер в пользу детей, больных раком. Но построена была по классической схеме “Актеры крепостного театра в гостях у доброго барина”.
Актеров этот формат устраивал никак не меньше, чем барина.
Представители творческой интеллигенции говорили премьеру о главном. О деньгах. О налоговых льготах. О том, что, если Владимир Путин чего решил, так это исполнится обязательно. Хотя, конечно, есть еще плохие приказчики, которые саботируют волю доброго барина. И потому большинство прежних решений так и не исполнилось. Ну да ладно. Все равно барин клевый. С ним ведь можно потрындеть обо всем. От строительства нового аэропорта во Владивостоке (забьем Гонконгу баки!) до превратностей подводного плавания и законе об ответственности домашних животных.
Одна певичка рассказала премьеру, как она сцеживает грудное молоко и как ее после этого не пускают в самолет. Наверное, еще немного — и она предложила бы покормить барина своим грудным молоком. Не дошло. Спас торговец бананами, заговоривший про 75 миллиардов рублей на культуру. Актриса Лия Ахеджакова, решив по случаю праздника — Дня встречи с барином — не выходить из традиционного для нее в последние годы сценического образа “старой дуры”, почему-то начала кричать, что 75 миллиардов на всю культуру — это слишком много. И даже дуайену творческой интеллигенции города Питера Олегу Басилашвили не удалось ее урезонить.
Владимир Путин в долгу перед творческой интеллигенцией не остался. Он рассказал про мальчика Диму Рогачева. В 2005 году смертельно больной раком ребенок написал Путину письмо — пригласил тогдашнего Президента РФ на блины. Потом мальчика повезли в Израиль, потому что врачи РФ лечить его не смогли. Там Дима и умер. Теперь Путин, не доехавший на смертельно больные блины, предложил назвать именем мальчика новый онкологический центр. Хотя больницы чаще называют именами врачей. Но один крепостной актер тут же поспешил назвать идею премьера гениальной и “беспрецедентной”: “Никогда же не называли именем мальчика!”. Все правильно — барина надо радовать. Чтобы давал на чай.
Но из всякого правила бывает исключение. На встрече в Михайловском театре таким исключением оказался Юрий Шевчук. Он говорил не о главном, т.е. не о деньгах и не о подводном плавании. Он говорил о вещах совершенно иных — свободе и достоинстве человека. В результате Шевчук добился того, чего уже давно не может достичь вся российская оппозиция, вместе взятая. Он прогневил национального лидера. Судя по всему, до чрезвычайности. Путин, который точно и заранее помнил, что бананового короля зовут Владимир Абрамович, а певичку — Диана Сергеевна, Шевчука вроде как просто не узнал: “Вас как зовут?”. А ведь в 1990 году, когда кое-кто возвращался жить из Дрездена в Ленинград, лидер группы “ДДТ” уже был мегазвездой всесоюзного значения. И тогда любой советский офицер был не прочь раздобыть шевчучий автограф на радость себе и домашним.
Путин ответил Шевчуку. Жестко, “нипадеццки”, как пишут в Интернете. Подробности уже всей стране известны, повторять их не буду. Краткое резюме такое: не стоит тратить время занятых людей на демагогию о свободе.
Но Шевчук как будто не совсем понял. И на финише актерской встречи предложил тост за светлую демократическую страну, где все равны перед законом. То есть за будущую Россию, до которой мы теоретически можем дожить. Алкоголя на столе не было, поэтому чокались водой. “Какой тост, такой и напиток”, — мрачно сказал премьер. Ему, судя по всему, не очень понравилось, что в компанию крепостных актеров случайно затесался свободный человек.
Но дело, конечно, не в Путине. После встречи творческая интеллигенция в целом подвергла Шевчука критике. За то, что, подпортив премьеру настроение, он не дал договорить о главном. О бабках. И вообще, как написал в своем блоге профессиональный любитель начальства, экс-журналист Владимир Соловьев, “Путин знает реальную жизнь лучше Шевчука”. Кто бы сомневался! Реальная жизнь нынче там, где бабки. А не там, где свобода.
Итак, прав ли был В.И.Ленин? Все же нет, не прав. Театральные собеседники премьера — это вообще не интеллигенция. Они — богема. Согласно Большой советской энциклопедии, “прослойка между интеллигенцией и другими классами; круг (около)театральных и артистических деятелей, ведущих образ жизни в условиях нестабильных доходов”.
Интеллигенция — это совсем другое. Интеллигенция — периферическая нервная система России. Герценовское “мы не врачи, мы — боль” — почти точное ее определение. Интеллигенция нужна хотя бы для того, чтобы страна слышала страшный зуд и по этому поводу испытывала честный стыд. За последние 20 лет, по мере формирования в России тотальной власти денег (монетократии), новые хозяева жизни сделали все, чтобы эту нервную систему отключить. Чтобы никому не было ни больно, ни стыдно. Ни холопам, ни их хозяевам. Вы г…но, и мы г…но — круговая порука г…на.
И это почти удалось. Интеллигенция, ошельмованная и обвиненная во всех исторических бедах России, исчезает. На смену ей приходит некий слой, который я бы назвал постинтеллигенцией. Люди с формальными дипломами о высшем образовании, которым нужны только две свободы — потребления и путешествий.
Ничего больше.
Но кое-какой недобитый интеллигент в России все же остался. Юрий Шевчук, например. А значит, не все безнадежно. Может быть, периферическая нервная система России когда-нибудь включится снова — кто ее знает.
У страны должен быть один гимн — указал премьер Путин на встрече с богемой. Формально он совершенно прав. В России и есть этот один гимн. Его слова фальшивы настолько, что их невозможно запомнить (до сих пор поют по бумажке). И стране вовсе не помешал бы хотя бы еще один гимн. Неофициальный. Как по мне, идеальный вариант — песня Юрия Шевчука.
Я зажег в церквях все свечи, но одну, одну оставил,
Чтобы друг в осенний вечер да по мне ее поставил,
Чтобы дальняя дорога мне короче показалась,
Чтоб душа, вздремнув немного, вновь в Россию собиралась.
(...)
Отпустил попам грехи я, чтоб они мне отмолили.
Все, что мне друзья налили, — все тебе, моя Россия!
Легко запомнить, правда?