— Если вы надеетесь, что я вам расскажу, каким монстром был Сталин, я вас разочарую, — еще с порога предупредила меня миловидная пожилая женщина 88 лет. — Не могу же я выдумывать, ведь ничего подобного в то время, когда я его знала, даже близко не было. В памяти у меня он остался довольно симпатичным человеком.
— А помните вашу первую встречу с генсеком?
— В тот день меня пригласили к нему на дачу в Горки-4 на завтрак. Из Кремля меня, шестилетнюю девочку, привезли туда на машине. Мы сели за стол — во главе был Иосиф Виссарионович, слева — его дочь Светлана, потом жена Надежда Сергеевна и я, справа сидел сын Вася. Это был обычный домашний завтрак. Я не испытывала ни малейшего неудобства, хотя оказалась в этой семье впервые. Надежда Сергеевна очень заботливо следила, чтобы я хорошо покушала, все время мне что-то подкладывала. Меня не удивили блюда (была и икра, и рыба холодного копчения, и много других деликатесов), поскольку мы все в Кремле питались одинаково хорошо — в правительственной столовой. Что сам Сталин ел, то и у нас всегда было. Помню, Надежда Сергеевна налила всем какао и положила кусочек сливочного масла. Мама мне его не давала, поскольку я была полненькой девочкой. Но, раз положили, я съела. У нас был такой в семье закон — что тебе дали, то должен и съесть. Я, признаться, как-то на Сталина не очень обращала внимание. Меня куда больше привлекала Надежда Сергеевна — она была такая добрая, внимательная и красивая (а все девочки любят красивых теть), что я буквально любовалась ею.
— И часто после этого приходилось делить трапезу со Сталиным?
— Я несколько раз была у них на обедах и ужинах на даче. Но больше времени с этой семьей я проводила, когда Сталин отдыхал в Сочи. У нас дачи рядом были. У него “Зинзиновка”, а наша называлось “Пузановка”. Вначале там гора была довольно лысая, вот Сталин и велел засадить ее мандариновыми деревьями. Иосиф Виссарионович тогда даже сам за лопату взялся. Как-то Сталин отдыхал один (Света, Вася и Надежда Сергеевна были в Москве). И я, когда гуляла, столкнулась с ним. Он заговорщическим голосом подозвал меня и указал на спящего водителя. “Смотри, как он забавно руку выставил — ладонью вверх, будто хочет, чтобы ему в нее что-нибудь положили. Давай ему лягушку положим!” — предложил генсек. Мы все знали, что водитель очень боится всяких букашек-таракашек, и всегда подтрунивали над этой его слабостью. По приказу Сталина через пару минут доставили лягушку. Их в этой отдаленной от жилья местности полно было (а еще там змей хватало и волки по ночам выли). Положили холодную скользкую лягушку водителю на ладонь. Он тут же проснулся, да как бросит ее. И ну давай ругаться. А мы все заливались от смеха.
— Сталин тоже хохотал?
— Больше всех. С чувством юмора у него все было в порядке. Как-то он меня пригласил поехать в Сочи на концерт. Мы ехали с ним на “Роллс-Ройсе” с открытым верхом. Только выехали на шоссе, как вдруг увидели мчащийся впереди грузовик. Дороги были грунтовые, и он поднимал жуткую пыль. Мы погудели раз, другой, третий, но грузовик не свернул в сторону и нас не пропустил. Наконец шофер Сталина умудрился его прижать. Когда мы его обогнали, Сталин сказал водителю: “Давай-ка, Николай Иванович, устроим ему пыль. Пусть подышит, как мы”. Я обернулась и увидела обалдевшего водителя грузовика, который понял, кого он не пропускал. Мы так все хохотали! Кстати, тому водителю потом ничего не было.
— Анекдоты Сталин любил рассказывать?
— Слушать любил. Однажды я рассказала анекдот про евреев и Гольфстрим. Власик (он был заместитель папы, а после смерти отца занял его место) пересказал его Сталину, и тот очень смеялся.
— Подарками вас с отцом задаривал?
— Я бы так не сказала. Но кое-что нам действительно перепадало. Отец курил папиросы, и Сталин как-то ему подарил свою трубку со словами: “Это менее вредно для здоровья”. С тех пор папа с этой сталинской трубкой мира (мы ее так в шутку назвали) не расставался. От семьи Сталина подарки нашей семье обычно делала Аллилуева. Однажды она привезла мне из Германии (она туда с женой Молотова ездила парфюмерию смотреть) гуттаперчевую куклу с белыми волосами. У куколки было такое личико, что мне казалось — это маленькая Светлана. На мое 10-летие Надежда Сергеевна подарила детский граммофон с пластинками. Он до сих пор у меня цел! Вот, смотрите! (Ада Ивановна из старинного шкафа достает маленький забавный граммофончик с трубой). Жаль, что пластинок нет, а то ведь он играет, будто настоящий. Как-то сталинским ребятам заказали по 10 пар носков и чулок. Когда вещи привезли, оказалось, что их больше. А поскольку в их семье было заведено все делить между детьми поровну, чтобы не было раздора, лишние подарили мне.
— Верно, что Сталин любил гулять пешком?
— Да, но только по Кремлю. Как-то раз во время такой прогулки Иосифа Виссарионовича отец сказал мне: “Хочешь, я тебе покажу сталинский кабинет?”. Конечно, я хотела! Кабинет находился в БКД и не был предназначен для встреч и совещаний. Это было место, где Сталин мог уединиться, предаться раздумьям в одиночестве. Мы с отцом открыли кабинет (кстати, когда-то он принадлежал Николаю Второму). Когда я вошла, мало что смогла разглядеть: тяжелые красные портьеры (точно такие же, к сведению, были везде в БКД и даже в нашей квартире) не пропускали солнечный свет. Обратила внимание только на большой стол и маленький круглый, на котором стояла ваза с фруктами. Папа сказал, мол, выбирай любой. Я взяла мандарин.
— Сталин брал вас с отцом на пикники?
— Да. Однажды, помню, мы все ехали и увидели лежащее на дороге огромное дерево. То ли само упало, то ли кто-то специально его свалил. Все сопровождающие нас моментально выскочили из машины — словно волшебники, в два счета распилили это дерево и убрали с дороги. Вообще я плохо помню, как Сталин себя вел на пикниках. Точнее, я тогда просто не обращала на это внимания. Для меня главное были игры в лесу. А мы с его дочерью Светланой обожали прятаться в сосновом бору.
— Видели Сталина злым?
— На отца он рассердился, насколько я знаю, всего один раз. Сталин часто болел ангиной и сам себя лечил лимонами, которые присылали из Турции (у нас тогда не выращивали). И вот однажды у него заболело горло, и он попросил принести лимонов, а их не оказалось. Так вот он дал за это нагоняй начальнику охраны.
— А чем еще лечился Сталин?
— Принимал сероводородные, радоновые ванны.
— Ваш отец жаловался, что тяжело с ним работать?
— Свою работу с мамой и со мной он никогда не обсуждал. Я даже не знаю, как именно он охранял Сталина — в метре от него держался или ближе, чем был вооружен. Это считалось секретным. Мой отец всегда был в состоянии полной боевой готовности и не мог позволить себе расслабиться. Однажды папа вернулся с работы, сказал, что Хозяин (так все называли Сталина) его отпустил, и пошел в ванную. Только успел раздеться и залезть в воду, как звонок. Оказывается, Иосиф Виссарионович неожиданно решил ехать на дачу. В считанные секунды папа выскочил из ванны, оделся и бегом к Хозяину (хорошо еще, что его кабинет был рядом). Не могу сказать, что мой отец со Сталиным дружил, но у них были теплые отношения. Когда папа умер от сердечного приступа, Иосиф Виссарионович и домой к нам приходил попрощаться с ним, и в клуб Дзержинского на Лубянке, где был выставлен гроб. И видно было, что он переживал.
— Помните, чтобы Сталин ругался с женой или наказывал своих детей?
— Никогда. Своим детям, когда они поссорились, он как-то объяснил, что всегда должен быть один начальник — тот, кто будет за все отвечать. А иначе, говорил, ничего не получится.
Надежда Сергеевна, мне казалось, очень его любила. Она всегда нежно смотрела него, следила, чтобы он поел, чтобы ему было комфортно. Сталин сильно переживал, когда она умерла. У него была на руке черная повязка, как у обычного грузина, и он ее год носил. И те, кто говорит, что якобы он гроб Аллилуевой оттолкнул и прочее, ерунду придумывают. Не было этого. Я тогда была уже подростком и понимала, какое горе он переживал, видела, как плакал.
Последний раз мы встретились с ним, когда папа уже умер. Ко мне в гости приехала бабушка, и я ей показывала Кремль. Навстречу нам шел Сталин. Поздоровался, я познакомила его с бабушкой. Он был такой задумчивый, быстро попрощался и ушел. Говорят, после 37-го года он сильно изменился, но я с ним после этого никогда не виделась. От сталинских репрессий пострадала и наша семья. Сестра папы, моя тетя, оказалась в лагерях. Но ни у кого из нас не было даже мысли похлопотать за нее перед генсеком, вспомнив былые заслуги отца. Мы все понимали, что это бесполезно.