Ингушетия — единственная республика, где власть силой разгоняет митинги, а лидеров оппозиции преследует и убивает.
Ингушетия — единственный регион, где вооруженные банды исламистов ежедневно атакуют милицейские патрули, поджигают киоски со спиртным и взрывают на фугасах автомобили чиновников.
Ингушетия — последний островок нестабильности во всем довольной России. Почему же именно здесь власть не может навести порядок?
Что происходит в Ингушетии? Кто с кем воюет? Что делят? К чему стремятся?
Собирая материал для статьи, я задавала эти вопросы не только ингушам, но и представителям других национальностей, связанных с республикой по работе — правозащитникам и сотрудникам спецслужб, работающих на Северном Кавказе.
В результате этих бесед — порой весьма эмоциональных, у меня сложилось впечатление, что силы, влияющие на ситуацию в Ингушетии, делятся следующим образом.
Федеральный центр, он же Кремль. Его задача: не подпустить мировую закулису к южным границам России и очистить Ингушетию от террористического подполья, финансируемого исламскими экстремистами.
Мировая закулиса. Задача: дестабилизировать в Ингушетии ситуацию, чтоб ослабить Россию.
Исламские экстремисты. Задача: развивать и финансировать террористическое подполье, готовить его к грядущим битвам за Северный Кавказ.
ФСБ РФ. Задача: уничтожать террористическое подполье.
Мурат Зязиков, президент Ингушетии. Задача: проводить линию Кремля.
Правоохранительные органы Ингушетии. Задача: проводить линию Зязикова.
Боевики-террористы. Задача: уничтожать сотрудников правоохранительных органов, забирать их оружие и готовиться к грядущим битвам.
Внутренние войска МВД РФ, 126-й полк. Задача: если понадобится, блокировать боевиков, но больше ни во что не вмешиваться.
Простые ингуши. Задача: вернуть республике Пригородный район, получить работу, зарабатывать деньги и не бояться, что тебя в любой момент схватят и увезут в неизвестном направлении.
Простые осетины. Задача: не возвращать Ингушетии Пригородный район и не пускать туда ингушей.
Ингушская оппозиция. Задача: всенародной волей вернуть Руслана Аушева на место Зязикова.
Руслан Аушев. Задача: не поддаться на уговоры оппозиции и не обидеть при этом ингушский народ.
Конечно, это очень грубое деление. Но даже по такому списку действующих сил видно, что все здесь дуют в свою дуду.
Каждая сила решает свою задачу, борется со своим противником и плывет вперед, не замечая разрушений в кильватере. В частности, именно таким образом происходит
Защита наших интересов на южных рубежах России
В целях защиты этих самых интересов федеральный центр признает независимость Южной Осетии и закачивает туда деньги, ведет строительство, посылает специалистов и оказывает гуманитарную помощь. При этом никто не обращает ни малейшего внимания на то, что действия по поддержке Южной Осетии вызывают сильнейшее раздражение в Ингушетии, граждане которой в 1992 году были изгнаны осетинами из Пригородного района (тогда за 4 дня погибли более 3000 ингушей) и до сих пор не могут туда вернуться.
Истории кавказских народов тесно переплетены, здесь у каждого — свое представление о прошлом, и его не изменишь по команде сверху. Ингуши совершенно точно знают, что Пригородный район — их земля, а Южная Осетия — земля грузинская.
“У нас отняли землю и отдали осетинам, — говорит Магомед Барахоев, представившийся мне строителем, который работает сейчас в Московской области. — Теперь у Грузии отняли землю и тоже отдали осетинам. Что же это за народ такой — осетины? Почему все — им?”
В недавнем конфликте России с Грузией ингуши узнали в грузинах братьев по несчастью. В личных беседах свое возмущение по этому поводу мне высказывали даже самые сдержанные люди.
Пригородный район входит в состав Северной Осетии, хотя до депортации ингушей в 1944 году был ингушским. Его проблема — самая больная точка ингушей. Много лет федеральные власти не могут ее решить, хотя попытки делались неоднократно.
Последний заход, кстати, был в конце президентского срока Путина. Полномочному представителю президента в ЮФО (тогда еще Дмитрию Козаку) совместно с ФМС было приказано расселить лагеря беженцев в Ингушетии, а тем жителям Пригородного района, кто непременно желает вернуться в свои дома, обеспечить возможности для возвращения. Тем не менее в их домах по-прежнему живут осетины (в основном кударцы, бежавшие сюда из Южной Осетии пятнадцать лет назад, во время первой войны с грузинами).
Необъяснимую любовь федеральной власти к осетинам ингуши обосновывают весьма занятными доводами. Говорят, например, что осетины успешно решают свои проблемы из-за того, что у многих российских военачальников жены — осетинки. Мол, во Владикавказе находится штаб 58-й армии, молодые офицеры приезжают туда служить и не могут устоять перед прелестями осетинских женщин, которые, по ингушским понятиям, якобы ведут не самый строгий образ жизни.
Точно такую же историю я слышала от людей, придерживающихся того мнения, что во всех бедах России виноваты евреи. Они, правда, рассказывают про жен еврейской национальности, оккупировавших наше военное ведомство еще со времен Берии.
Конечно, любая версия имеет право на существование, но в данном случае ее существование свидетельствует главным образом о глубочайшем недоумении и обиде ингушского народа, ощущающего себя нелюбимым ребенком у федеральной власти.
Федеральная власть, впрочем, этого не замечает. Из Кремля Ингушетия представляется исключительно, как
Зона для дестабилизации Северного Кавказа врагами России
Сотрудник одной из структур ФСБ, занимающейся борьбой с терроризмом, описал мне ситуацию так, как она видится его ведомству.
Суть в том, что на Северном Кавказе под видом неправительственных организаций работают американские спецслужбы, готовящие социальную почву для недовольства и волнений, и здесь же действуют экстремисты, стремящиеся поставить кавказские народы под знамена ислама и оторвать от России.
Раньше плацдармом этих враждебных сил была Чечня, но теперь они ушли в Ингушетию, где у них больше шансов на успех. Пользуясь безработицей, исламисты вербуют молодых ингушей и в горах готовят из них террористов, а неправительственные организации разжигают оппозиционные настроения среди мирного населения, играя на объективных трудностях.
Пока неправительственные организации не нарушают законы, ФСБ за ними просто “наблюдает”. Зато с бандитским подпольем борьба идет полным ходом. В Ингушетии постоянно выявляются пособники и пресекаются каналы связи, что, однако, не снижает числа подрывов, терактов и нападений на милиционеров, по которым Ингушетия остается лидером региона.
То, что для спецслужб является последовательной борьбой с подпольем, простые граждане воспринимают как
Массовое исчезновение людей
По данным правозащитников, в Ингушетии сейчас числятся пропавшими без вести порядка 700 человек. Каждый день пропадает по 2—3 человека — в основном парни от 15 до 30 лет. Домой приходят сотрудники правоохранительных органов, проводят обыск, забирают человека, куда-то увозят, и никаких сведений потом о нем не поступает.
Председатель Хельсинкской группы Людмила Алексеева пару недель назад специально ездила по этому вопросу в Назрань. “Я везла в Москву толстую пачку заявлений от женщин, у которых пропали сыновья и мужья, чтобы передать их Владимиру Устинову, полномочному представителю президента в ЮФО, — рассказала мне Алексеева. — Эти заявления были в чемодане, я сдала его в багаж, и в аэропорту их украли. Я попросила их восстановить, но теперь меня беспокоит судьба их авторов”.
По словам многочисленных свидетелей, обыски и задержания проводят не ингушские правоохранительные структуры, а федеральные. Обвинения задержанным не предъявляют, но родные считают, что их подозревают в связях с боевиками-террористами — с точки зрения родных, разумеется, необоснованно.
После Отечественной войны точно теми же методами велась борьба с бандитским подпольем в Прибалтике и на Западной Украине. КГБ отслеживал и забирал всех, кто вызывал малейшее подозрение, и дальнейшая судьба этих людей была уже никому не известна. Не было ни уголовных разбирательств, ни судебных процессов.
Людмила Алексеева беседовала об исчезновениях с президентом Зязиковым. Он сказал ей, что людей увозят во Владикавказ, а поскольку это другой субъект Федерации, у него, Зязикова, нет возможности отследить их судьбу.
С точки зрения центра это правильный ответ. Центра, но не граждан Ингушетии, желающих видеть президента своим защитником. И здесь пора наконец сказать о той роли, которую играет сегодня в республике
Президент Мурат Зязиков
Зязиков правит Ингушетией с 2002 года. Прежде ею правил Руслан Аушев. Во время чеченских войн Аушев решал с боевиками вопросы, чтобы обеспечить безопасность Ингушетии. Когда войны закончились, Кремль решил, что связи Аушева станут помехой в борьбе с остатками террористов, засевших в горах и в лагерях беженцев в Ингушетии.
Говорят, что Зязикова нашел Муса Келигов, очень авторитетный человек в Ингушетии, бывший афганец, бизнесмен, поднявшийся во многом благодаря близости к Аушеву. Келигов познакомил Зязикова с генералом Казанцевым (в те времена он был полномочным представителем президента в ЮФО), и уже Казанцев пролоббировал его кандидатуру в Кремле.
Полковник Зязиков с 1996 года был заместителем начальника Управления ФСБ по Астраханской области. После того как вопрос с ним был решен на самом высоком уровне, ему присвоили генерал-майора, поскольку полковник Зязиков после генерала Аушева никак не смотрелся бы, и в апреле 2002-го граждане Ингушетии избрали его президентом, приняв в качестве неизбежности, к которой следует приспособиться.
Спустя недолгое время Зязиков однако рассорился со всеми, кто его выдвигал и поддерживал, и эти люди (в их числе, кстати, был и Магомет Евлоев, владелец сайта Ингушетия.ру) перешли к нему в оппозицию, которой на самом деле тогда еще не было в республике. Они, собственно, ее и создавали. Они стали ее ядром.
Изначальные причины, по которым Зязиков лишился поддержки ингушских авторитетов, по всей видимости, лежат в финансовой области. Деньги и должности оказались поделены не так, как кому-то было надо. Ну а дальше противостояние только нарастало, претензии к Зязикову множились, и недовольство росло как снежный ком. Тем более что сам он не считал нужным прислушаться и как-то изменить свой стиль правления.
Все мои источники, объясняя ситуацию в Ингушетии, рассказывают о фантастической коррупции, по сравнению с которой наша московская коррупция — слеза невинного ребенка.
Ингушетия — дотационный регион. Больше 80% ее бюджета поступает из федеральной казны. Сама она практически ничего не зарабатывает, а деньги, которые приходят в республику, делят чиновники — главным образом между собой. До населения доходят копейки. У людей нет работы, денег, медицинского обслуживания и возможности дать детям достойное образование.
Понятно, что ситуация в Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии не сильно отличается от ингушской. Чиновники жируют, население бедствует. Так в принципе живет вся Россия. Но где-то людям все-таки дают дышать. А в Ингушетии, судя по всему, не дают. К тому же материальные страдания усугубляются здесь обидами (Пригородный район), комплексами (Южной Осетии выделили 10 млрд., а мы нищенствуем) и страхами (людей постоянно забирают неизвестно за что и неизвестно куда).
Президент Зязиков не решает ни одну из проблем своих граждан. Зато он решает проблемы федерального центра. Он вытурил в Чечню беженцев и ликвидировал лагеря — то, чего Аушев сделать не мог, и позволил федеральным спецслужбам бороться на территории республики с террористическим подпольем любыми методами, пусть даже противоправными.
Зязиков делает то, что от него требуется, поэтому, как бы оппозиция ни буянила, Кремль от него не откажется. То есть когда-нибудь его, конечно, поменяют. Но маловероятно, что это случится в ближайшем будущем. В любом случае он наверняка останется у власти до тех пор, пока в Ингушетии не будет ликвидировано
Террористическое подполье
Людмила Алексеева, беседуя с Зязиковым, спросила, почему он не терпит оппозицию и разгоняет митинги. Почему милиция преследует оппозиционеров так, будто они преступники, хотя свобода слова дарована Конституцией? Зязиков сказал, что оппозиция связана с террористическим подпольем, поэтому он относится к ней с такой нетерпимостью.
На самом деле ингушская оппозиция и террористическое подполье имеют абсолютно разную природу. Оппозицию формировала элита общества — бизнесмены, писатели, интеллигенция. Образованная, культурная публика. Дремучие боевики, обуянные идеями ваххабизма, — их антиподы, поэтому поначалу к ним относились без всякого сочувствия и даже с некоторым презрением. Но по мере того, как ситуация обострялась и власть все резче выказывала нетерпимость к оппозиции, приверженность к исламу начала вызывать симпатии.
Руслан Кутаев, чеченский правозащитник, рассказал мне, что не был в Ингушетии два года, приехал в сентябре и изумился, увидев на улицах множество бородатых мужчин и женщин в хиджабах. “Ингушские женщины никогда не носили хиджабы, у нас не принято. А сейчас носят и молодые, и пожилые. Это о многом говорит”.
На самом деле это говорит все о том же. Федеральная власть решает стоящие перед ней задачи и идет вперед, не обращая внимания на разрушения, творящиеся по ходу у нее в кильватере.
А подполье, конечно, есть. Оно действует. Боевики облагают данью ингушских предпринимателей, зарабатывают деньги на похищениях людей. В горах прячутся лагеря и базы, часть функционирует постоянно, часть — законсервирована. Конспирация серьезная, ингушские парни, побывавшие там, толком ничего не знают. Они — мясо, им секреты не раскрывают.
“По всему Северному Кавказу работают вооруженные координированные группировки, — убежден Кутаев. — Они продвигают идеи исламского экстремизма в Интернете, они последовательно долбят мозги, и каждый студент сегодня имеет доступ совсем не к той информации, которую предоставляет государственное телевидение”.
То, на что не хватило места
Объем газетной статьи, к сожалению, не позволяет рассказать обо всех силах, влияющих на ситуацию в Ингушетии, а также о некоторых любопытных деталях, характеризующих местные реалии.
О том, например, что ингушские милиционеры не могут без откатов получить “чрезвычайку” — надбавки, положенные им за несение службы в зоне КТО.
О сотрудниках ФСБ, командированных в Ингушетию из других регионов, которые доверяют только таким же, как они, “сменщикам”, а местных опасаются, считают, что те выдают секреты своим — ингушам.
О том, что у Магомеда Евлоева, убитого ингушскими правоохранителями с беспримерной наглостью, оказывается, был бизнес во Франции — ресторан в Ницце, как раз там, где разбился на “Феррари” бизнесмен Керимов с Тиной Канделаки. В тот вечер Евлоев встречался в Москве с людьми, которые мне об этом рассказали, и говорил, что у него в ресторане наплыв посетителей из-за этой аварии.
О том, что после Беслана осетины охотились за ингушами и чеченцами, которых считали причастными к теракту.
Пропал 21 человек, расследование вел подполковник Центрального аппарата ФСБ Алихан Калиматов, он вышел на след, но был убит, расстрелян в упор в сентябре прошлого года в Гази-юрте.
О том, что в середине лета, еще до гибели Магомеда Евлоева, 80 тысяч ингушей подписали обращение президенту Медведеву с просьбой назначить им президентом Руслана Аушева. Кремль не ответил, а Аушев отказался, сказал, что “не позволит втягивать себя в сомнительные игры, не сулящие никакой пользы для людей”.
О том, что нет ничего однозначного — черного или белого. Все сложно, противоречиво, и ни одну проблему невозможно решать отдельно, не принимая во внимание весь узел сопутствующих ей проблем.
О том, что Магомед Барахоев, представившийся мне строителем, который работает сейчас в Москве, спросил: “Зачем вы пишете статью про Ингушетию? Разве это кому-то здесь интересно? Разве мы кому-то нужны?” А я сказала: “Ну конечно, нужны, а как же, это всем интересно”.
О том, что мне стыдно было сказать ему правду.
Хроника происшествий в Ингушетии даже за последние пять дней дает наглядное представление о том, как плохо власти контролируют ситуацию.
14 октября. Около восьми вечера неизвестные на автомобиле “ВАЗ”, проезжая мимо поселкового отделения милиции станицы Троицкая, открыли по нему огонь и бросили несколько гранат. Сотрудники милиции открыли по бандитам ответный огонь.
13 октября. В станице Орджоникидзевской неизвестные лица обстреляли автомашину начальника криминальной милиции, замначальника РОВД Назрановского района Дауда Мурадова. В результате обстрела Мурадов и находившийся с ним в машине пассажир погибли.
12 октября. В Назрани взорван автомобиль замначальника транспортного хозяйства МВД Ингушетии Д.Медова. “Лада Приора” сгорела. Сам Медов не пострадал.
11 октября. В 11.25 в Малгобекском районе около водонапорной башни произошел взрыв, эквивалентный 700 граммам тротила. В результате двое военнослужащих срочной службы ВВ, следовавшие за водой на автомашине “Урал”, получили ранения и госпитализированы.
10 октября. В ингушском Карабулаке БТР переехал “Жигули”: один человек погиб, двое ранены.