Воронов называл случившееся "общей ошибкой" участников пленума ЦК КПСС, сместившего Хрущева со всех занимаемых им постов. Формально, правда, в тот день, 14 октября 1964-го, он лишился лишь партийных должностей - первого секретаря ЦК и члена Президиума ЦК. Вторую, "государственную" отставку оформили следующим числом.
"15 октября с. г., под председательством Председателя Президиума Верховного Совета СССР тов. А.И. Микояна состоялось заседание Президиума Верховного Совета СССР, - гласило опубликованное в газетах "информационное сообщение". - Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу тов. Хрущева Н.С. об освобождении его от обязанностей Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья".
Об обеих хрущевских отставках граждан страны известили одновременно - 15 октября 1964 года: впервые соответствующие "информационные сообщения" прозвучали в эфире Всесоюзного радио. Первым, разумеется, шло сообщение об итогах пленума: в тогдашней системе властных координат все решала партия, "наш рулевой". Впрочем, пленум, по большому счету, тоже был лишь формальностью.
Судьба Хрущева решилась еще до пленума - на заседании Президиума ЦК, на которое он был вызван заговорщиками из отпуска, проводимого на госдаче в абхазской Пицунде. Начался этот "товарищеский суд" около трех пополудни 13 октября, продолжился на следующее утро и завершился во второй половине дня. Итогом двухдневного бичевания бывшими соратниками "дорогого" еще недавно Никиты Сергеевича стала подписанная им просьба об отставке.
Кстати, упоминавшийся выше Воронов был третьим в списке обвинителей на этом закрытом политическом процессе. Открыл заседание Леонид Брежнев, занимавший на тот момент пост секретаря ЦК, а сразу после него, то есть первым в начавшемся "обсуждении", выступал первый секретарь ЦК КП Украины Петр Шелест. Случайностью, конечно же, это не было: все роли в спектакле были распределены заранее.
Сам Петр Шелест свою роль впоследствии - в опубликованных после краха СССР воспоминаниях - объяснял так: "Решено было, что на Президиуме первым в обсуждении вопроса должен выступать я - "все же голос периферии" - и сразу дать почувствовать, что Украина критикует существующие порядки и стоит за изменение стиля и методов руководства".
Следует пояснить, что Украина, которую Никита Хрущев возглавлял на протяжении 11 лет, с 1938-го по 1949 год, считалась главной базой его политической поддержки, его, так сказать, вотчиной. То есть выступление Шелеста должно было продемонстрировать свергаемому, что никакой базы у него больше нет, и тем самым основательно его деморализовать. И, похоже, это вполне удалось.
Очевидцы события называют Шелеста одним из наиболее яростных обличителей Хрущева. "В своем выступлении я остановился на вопросах работы промышленности, сельского хозяйства, партийно-организационных, - передавал сам Петр Ефимович суть своей филиппики. - Ущемление прав республик, беспрерывные реорганизации всех звеньев порождали неуверенность, отрицательно сказывались на нормальной жизни партии и страны..."
Но вот запись из дневника Шелеста, сделанная восемь лет спустя, в августе 1972 года, и посвященная преемнику Никиты Сергеевича: "Как я ошибся в нем! Но еще большая трагедия в том, что не я один ошибся, и вообще теперь мы часто думаем, зачем мы все это делали с октябрьским пленумом, зачем мы освобождали Н.С. Хрущева? Ведь сейчас делается гораздо все хуже, а "культ" Брежнева с каждым днем все больше и больше раздувается. Чувствую, что наделает Брежнев много разных гнусностей, глупостей и огромных ошибок, которые дорого нам обойдутся".
А это - вывод, к которому Петр Ефимович пришел под занавес жизни: "Объективной необходимости заменять Хрущева Брежневым не было. Это мое твердое убеждение, хотя сам принимал участие в случившемся. Сейчас сам себя критикую и искренне сожалею о том... Никиту Сергеевича устранили, причем недостойным образом... Каюсь, но эта боль меня не оставляет, хотя главными заговорщиками были Брежнев и Подгорный".
В том, что это был именно заговор, у Шелеста не было никаких сомнений: "Какая же это демократия, когда первый секретарь ЦК жив-здоров и не знает, что собирают пленум?". Однако большинство других участников событий заговорщиками себя не считали, упирая на то, что все было сделано по уставу и по закону. Кто прав? Как ни странно, все.
Особенности национальной политики
Никаких нарушений устава и законодательства и впрямь допущено не было. На октябрьском пленуме присутствовали 153 из 169 членов ЦК, 130 из 149 кандидатов в члены, 46 из 63 членов Центральной ревизионной комиссии. То есть собрался почти полный кворум. И все участники пленума как один, утвердив хрущевское заявление "по собственному желанию", столь же дружно проголосовали затем за назначение на освободившееся место Брежнева.
Произвести смену власти можно было и безо всякого на то желания первого лица - устав вполне это позволял. Заменить лидера партии - а, соответственно, государства - его коллеги по партийному ареопагу могли когда угодно и по какому угодно поводу: никакой процедуры импичмента с четко прописанным списком оснований для отставки в уставе не было. Захотели снять - созвали пленум, сняли.
Но простота, естественно, была кажущейся. Держалась, партия, а вместе с нею и государство, не на уставе, а совсем на других "китах" - на идеологии, страхе и конформизме. Ну и, естественно, на том, что иногда называют авторитетом первого лица. Который, впрочем, был скорее производной от первых трех "китов".
По факту сменить власть в СССР можно было только в случае заговора. Ничего противозаконного, кстати, в самом этом понятии нет. Заговор - это еще не путч. Это, согласно толковому словарю, всего лишь "тайное соглашение нескольких лиц о совместных действиях против кого-, чего-л. для достижения каких-л. определенных политических целей". То есть вполне может осуществляться и легитимным образом.
И все же та легкость, с которой противники Хрущева добились его ухода в политическое небытие, говорит о том, что слухи о прочности советской политической системы сильно преувеличены. Нет, больше подобных свержений в КПСС не случалось. Это было первое и последнее. Но достаточно скоро по историческим меркам, всего через каких-то 27 лет, рухнуло все государство, зиждившееся примерно на тех же основах, что и его "руководящая и направляющая сила".
Скрепляла СССР, напомним, не конституция, декларировавшая право союзных республик на свободный выход из его состава, а власть компартии, пронизывавшая все государство, все его институты и элементы сверху донизу, "от Москвы до самых до окраин". Как только из государства вынули этот стержень, оно не замедлило распасться.
Есть версия, что, свергая Хрущева, его политические противники спасали - и на какое-то время спасли - государство от такой участи. Мол, дали бы неуемному Никите волю, развалил бы страну, что твой Горбачев. Кстати, ту же, "спасательную" логику приписывали себе и члены ГКЧП, заблокировавшие президента СССР накануне подписания нового Союзного договора в крымском Форосе.
Но, как известно, в действительности августовский путч лишь ускорил развал. А если разобраться, то и "октябрьский переворот" 1964 года был шагом в том же самом, самоубийственном для страны направлении.
Хрущевская конституция
Не факт, конечно, что, останься Хрущев, у власти, ему удалось бы предотвратить крах Советского Союза. Но факт, безусловный факт то, что он намеревался заложить в конституционный фундамент государства значительно более прочные основы.
24 апреля 1962 года решением Верховного Совета СССР была создана Конституционная комиссия, занявшаяся подготовкой нового Основного закона. Возглавил ее сам Хрущев. По словам сына Никиты Сергеевича, Сергея Никитовича Хрущева, главную цель этой работы его отец видел в том, чтобы исключить "возможность возникновение новой тирании, диктатуры типа сталинской".
Средства же планировались такие: "Основным гарантом этого отец считал законодательное закрепление сменности высшего руководства страны, ограничение пребывания на руководящих постах двумя пятилетними сроками. Важнейшее место в новой Конституции отводилось распределению властных полномочий. Программа партии провозгласила переход от диктатуры пролетариата к общенародному, а значит, демократическому государству. Следовательно, и власти предстояло перетечь от Центрального Комитета партии, его Президиума, к общенародно избранным советам, а в отдаленной перспективе - к общественным форумам.
Для того чтобы новая власть стала истинно народной властью, а не ее видимостью, как сейчас, следовало избирать ее общенародно. Безальтернативность выборов - краеугольный камень сталинской тирании. Отец покусился на этот установившийся порядок и предложил вносить в бюллетень для голосования фамилию не одного уже отобранного где-то кем-то кандидата, а нескольких. Пусть избиратели сами решают, кто им подходит, а кто нет".
Сын приукрашивает образ отца, приписывая постфактум "диктатору-самодуру" несвойственные ему либеральные идеи? Но есть и масса иных свидетельств того, что конституционная реформа могла зайти достаточно далеко. Одно из них принадлежит Федору Бурлацкому, которой в те годы руководил группой консультантов ЦК КПСС (фактически выполнял функции советника Хрущева).
По словам Бурлацкого, в начале 1964 года он и один из заместителей заведующего отдела агитации и пропаганды ЦК были откомандированы на цековскую дачу для работы над проектом новой Конституции. Их задачей было отобрать все лучшие предложения и подготовить соответствующую записку для Хрущева и других членов Президиума ЦК.
"Надо сказать, что тут мы несколько "разгулялись", - рассказывал Бурлацкий. - Мы ставили задачу узаконения политической власти, проведения свободных выборов, разделения власти. Еще в 1958 году в одной из своих статей я предлагал создать стабильно работающий Верховный Совет СССР, проводить альтернативные выборы в Советы посредством выдвижения нескольких кандидатов на одно место, учредить суд присяжных. Мы включили эти идеи в записку.
Одно из главных предложений состояло в установлении президентского режима и прямых выборов главы государства. В нашей записке говорилось, что первый секретарь ЦК должен баллотироваться на этот пост, а не замещать пост председателя Совета Министров СССР. Предполагалось также, что каждый член Президиума ЦК будет выдвигаться на крупный государственный пост и важнейшие решения будут приниматься не в партии, а в органах государственной власти.
Хрущев в целом довольно одобрительно реагировал на наши предложения. К сожалению, работа над новой Конституцией была оборвана из-за его падения".
Фактор страха
Не это ли, кстати, не конституционные ли планы Хрущева вызвали его падение? Да, пожалуй, сей "цветочек" тоже был вплетен в венок причин, по которым "стая товарищей" решила сменить своего вожака. "Стая" явно не жаждала перемен в системе власти, что подтвердили и последующие события: тема новой Конституции была на долгие годы задвинута в долгий ящик, а когда наконец была вынута оттуда, то от смелых проектов не осталось и следа. В итоге в 1977 году была принята "брежневская" конституция, не содержавшая ничего принципиально нового.
Тем не менее вряд ли хрущевские конституционные новации были на первом месте среди тревог, обуревавших заговорщиков. По свидетельству того же Бурлацкого, когда несколько месяцев спустя после отставки Хрущева он стал объяснять Брежневу идею общенародного государства и прочие реформаторские проекты в области госстроительства и идеологии (надежды тогда еще не окончательно покинули хрущевского советника), то собеседник попросту ничего не понял.
"Чем больше объяснял, тем больше менялось его лицо, - вспоминал Бурлацкий. - Оно становилось напряженным, постепенно вытягивалось, и тут мы, к ужасу своему, почувствовали, что Леонид Ильич не воспринимает почти ни одного слова. Я остановил свой фонтан красноречия, он же с подкупающей искренностью сказал:
- Мне трудно все это уловить. В общем-то, говоря откровенно, я не по этой части. Моя сильная сторона — это организация и психология, - и он рукой с растопыренными пальцами сделал некое неопределенное движение".
Мотивы участников заговора были более приземленные: они боялись за свои кресла. И опасения эти были связаны не столько с принятием новой Конституцией, которое в любом случае произошло бы нескоро, сколько с пленумом ЦК, который Хрущев намеревался собрать в ноябре 1964 года. Судя по многим признакам, Никита Сергеевич планировал значительно обновить свое окружение.
"Чувствовалось, что у Хрущева была большая потребность высказаться, а может быть, найти какую-то поддержку, по крайней мере сочувствие, - вспоминал о своем последнем личном разговоре с ним Петр Шелест (встреча состоялась 1 октября 1964 года в аэропорту Симферополя). - «Я не могу сидеть, как другие, не находя себе работы», - сказал он. При этом назвал фамилии Микояна и других «краснобаев и кривляк», упомянул и фамилию Брежнева...
Продолжая разговор, он сказал: «Президиум наш - это общество стариков. Надо что-то думать. В его составе много людей, которые любят поговорить, но работать - нет». Тут он снова очень нелестно отозвался о Л.И. Брежневе, назвал его «пустым человеком». Хрущев вел много разговоров о предстоящем Пленуме ЦК КПСС, заявляя при этом: «Вот соберем Пленум, там поставим каждого на свое место, укажем, как кому и где надо работать»".
По версии Шелеста, именно эти планы Хрущева заставили заговорщиков действовать: "Брежнев, очевидно, предчувствовал, что если допустить вопрос до Пленума, то ему первому «укажут место». Поэтому он смертельно боялся предстоящего Пленума, и у него было только два выхода: форсировать «дело» с Хрущевым или же отдать все ему".
Правда, говоря о "предчувствии" Брежнева, Петр Ефимович сильно лукавил. У Брежнева были не предчувствия, а совершенно точная информация об отношении к нему Хрущева. И сообщил ее Леониду Ильичу не кто иной, как сам Шелест. "Утром я проводил Хрущева в Пицунду, - записал он в своем дневнике через три дня, 4 октября. - По возвращении в Киев я имел разговор с Подгорным и Брежневым, доложил им о моем разговоре с Н.С. Хрущевым, о его высказываниях и настроениях".
Обращает, кстати, на себя внимание предельная откровенность Хрущева в беседе с Шелестом, свидетельствующая о том, что Никита Сергеевич числил "хозяина" Украины в своих друзьях и единомышленниках и полностью ему доверял.
То есть у роли, сыгранной в заговоре Петром Ефимовичем, есть, выходит, помимо политического, еще и личностное измерение. Совершенное Шелестом было чистой воды предательством. Потому-то он, похоже, и каялся, потому-то и не оставляла его боль до конца его дней. Мучила совесть. И было за что.
Вспомнить все
Что еще не успел сделать Хрущев? Есть свидетельства о том, что он всерьез размышлял о введении в стране многопартийности. В частности, Николай Луньков (в 1962-1968 годах - посол Советского Союза в Норвегии) описывает в оставленных им мемуарах примечательную беседу Хрущева со своим зятем Алексеем Аджубеем, главным редактором газеты "Известия", и главредом газеты "Правда" Павлом Сатюковым, случайным свидетелем которой стал дипломат.
Дело было в июне 1964 года, во время визита советского лидера в Норвегию. "Мы с министром иностранных дел держались чуть поодаль. Громыко подтолкнул меня вперед, сказав, что посол должен находиться рядом с главой правительства, вдруг возникнут вопросы, касающиеся страны, - пишет Луньков. - Когда я приблизился, Хрущев, продолжая разговор, обратился к своим собеседникам: «Слушайте, как вы думаете, что, если у нас создать две партии: рабочую и крестьянскую?»"
Пораженный услышанным, посол тут же пересказал слова Хрущева главе МИД. Реакция Андрея Громыко, по словам Лунькова, была следующей: "Да, это интересно. Но вы об этом никому не говорите".
Сергей Хрущев был абсолютно уверен в достоверности этой информации: "Придумать такого Луньков не мог". Более того, по мнению Хрущева-младшего, сказанное не было пустыми мечтаниями: "Если отец задумался о разделении партии, то, зная его характер, я могу предположить, что раньше или позже он бы додумал все до конца".
Весьма вероятно, не остановился бы Хрущев и на достигнутом уровне разоблачений "культа личности и его последствий". Он намеревался идти дальше. Намного дальше. Что, кстати, ставилось ему в вину и на судилище, прошедшем в Кремле 13-14 октября.
Как пишет в своей книге Сергей Хрущев, реконструировавший роковое заседание Президиума ЦК, Александра Шелепина (в то время - заместитель председателя Совмина СССР), более всего возмущало намерение Хрущева разобраться с тем, что произошло в стране в период коллективизации: "Материал по периоду коллективизации собирал! - Шелепин едва не сорвался на крик..."
Никита Сергеевич собирался высказаться о коллективизации на предстоящем ноябрьском Пленуме ЦК и "совсем не так, как предписывалось тогдашними идеологическими установками", поясняет Хрущев-младший.
Но и это еще не все. Интерес Хрущева к черным страницам истории не ограничивался сталинской эпохой. По свидетельству Александра Яковлева, работавшего в 1964-м году завсектором в отделе пропаганды ЦК КПСС, незадолго до своей отставки Хрущев проявил большой интерес к судьбе расстрелянной царской семьи.
"Сын одного из расстреливавших – Медведев - написал письмо Хрущеву: мол, выполняя волю покойного отца, он просит принять у него пистолеты, из которых якобы была расстреляна царская семья, - рассказал "архитектор перестройки" в беседе с автором этих строк незадолго до своей смерти. - Один пистолет отец завещал подарить Хрущеву, другой - Фиделю Кастро. У Хрущева в связи с этим возникла идея изучить обстоятельства расстрела.
Он поручил это секретарю ЦК Ильичеву, а тот – мне, поскольку я историк. Хрущева, в частности, очень интересовало, знали ли о готовящемся расстреле Центр, Ленин? У других руководителей интерес Хрущева к этой теме вызвал удивление, но спорить с первым секретарем никто не стал... О результатах своего расследования я доложил в записке на имя Хрущева. Но Хрущева вскоре сняли, и дальнейшее расследование было прекращено".
На вопрос автора, мог ли интерес Хрущева вылиться в реабилитацию казненных Романовых, Александр Николаевич ответил так: "Бесспорно. Я убежден, что Хрущев довел бы дело до конца. У Ильичева было такое же мнение: Никита Сергеевич за этот вопрос, видимо, берется всерьез".
Конец прекрасной эпохи
Невероятно? На первый взгляд, да. Но это ничуть не большая фантастика, чем многопартийность или альтернативные выборы. И, пожалуй, значительно более близкая к реальности, чем полет советского космического корабля на Луну. А ведь останься Хрущев у власти, он, пожалуй, довел бы до ума и этот проект. Во всяком случае, вероятность того, что победителем в лунной гонке стал бы Советский Союз, в этом случае резко повысилась.
"Что касается ракет, то можно смело сказать, что если бы не Н.С. Хрущев, то, очевидно, мы бы на долгие годы отстали по ракетостроению от Запада, - свидетельствовал Петр Шелест. - Он в вопросах строительства ракет был просто неистов, очень строго следил за развитием и спрашивал конкретно за дела". У тех, кто сменил Хрущева у руля страны, не было, увы, ни хрущевского неистовства, ни столь же смелого полета мысли.
То же самое можно сказать про экономическую реформу. В историю она вошла как "косыгинская" - по имени преемника Никиты Сергеевича на посту председателя Совета Министров СССР. Но начало ей было положено в предыдущую эпоху. Реформа родилась из дискуссий вокруг статьи харьковского профессора Евсея Либермана "План, прибыль, премия", опубликованной в "Правде" в сентябре 1962 года. Идеи, высказанные Либерманом, были подхвачены и развиты другими советскими учеными-экономистами. Но самое главное - к ним проявил живой интерес Хрущев.
Дальше в изложении Федора Бурлацкого - вполне согласующемся, впрочем, с другими источниками - дело было так: "Накануне «октябрьского переворота», в августе 1964 года, по предложению Хрущева началось осуществление предложенной учеными новой хозяйственной системы на фабриках «Большевичка» в Москве и «Маяк» в Горьком. И через несколько дней после пресловутого «добровольного» ухода Хрущева на пенсию этот эксперимент распространился на многие другие предприятия. Вдохновленный его результатами, Косыгин и сделал свой доклад на сентябрьском Пленуме 1965 года".
Ну а еще через пять лет реформа приказал долго жить. По мнению Бурлацкого, судьба ее предрешена изначально: "В аппарате пересказывали слова Брежнева по поводу доклада Косыгина на сентябрьском Пленуме 1965 года: «Ну что он придумал? Реформа, реформа... Кому это надо, да и кто это поймет? Работать нужно лучше, вот и вся проблема»".
Советник Хрущева называл брежневскую эпоху "двадцатилетием упущенных возможностей". Не все, конечно, согласятся с таким определением. Для кого-то - да, пожалуй, для большинства - это "золотой век" СССР. Время стабильности и относительного благополучия, уверенности в завтрашнем и даже послезавтрашнем дне. Но даже если согласиться с этим, это никак не отменяет того факта, что 20-летний "золотой век" обошелся стране очень дорого. "Вечный покой" был куплен ценой остановки развития страны, а в конечном счете - ее распада.
Да, с "волюнтаристом" Хрущевым, страна, скорее всего, тоже бы наплакалась. И как знать, неисповедимы пути Его, возможно, даже рухнула бы еще раньше. Но, по крайней мере, с "волюнтаристом" у страны был шанс. Реализованный сценарий - мертвечина застоя, сменившаяся сумбуром запоздалой перестройки, - такого шанса ей не оставил.