Разведывательная служба "первого государством рабочих и крестьян на немецкой земле" - главное управление "А" Министерства государственной безопасности ГДР (Ministerium für Staatssicherheit, неофициальное сокращение - Stasi) - явно превзошла своих учителей из Москвы. Старшим советским товарищам не удавалось запустить своих агентов на столь высокие этажи власти в Германии. Да, пожалуй, и в любой другой стране, относящейся и относившейся к вероятным или реальным противникам. Ни в тот период, ни позднее, ни ранее.
По следам Штирлица
Даже вымышленный штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, он же Максим Максимович Исаев, плод фантазии писателя Юлиана Семенова, хоть и забрался достаточно высоко, в самые высокие кабинеты Третьего рейха все-таки не был вхож. Кстати, сериал "Семнадцать мгновений весны" был показан менее чем за год до описываемых событий - в августе 1973-го. Хотя должен был быть пройти по телеэкранам на три месяца раньше: планировалось приурочить премьерный показ ко Дню Победы.
Насколько известно, премьера была отложена по внешнеполитическим причинам - из-за официального визита Леонида Брежнева в Федеративную Республику Германия, состоявшегося 18-22 мая 1973 года. Боялись, надо полагать, омрачить настроение принимающей стороне.
Между прочим, когда "Мгновения" все-таки показали, они понравились Леониду Ильичу настолько, что он принял вымысел за правду. Правда, по версии Евгения Чазова (в 1967-1987 руководитель "кремлевской больницы" - 4-го Главного управления при Минздраве СССР), дело было не во впечатлительности генсека, а в его начавшем резко сдавать здоровье: "В связи со снижением критического восприятия у Брежнева случались и казусы. Один из них связан с телесериалом "Семнадцать мгновений весны", который Брежнев смотрел в больнице.
Дежурившая у него Н. при обсуждении картины передала как очевидное слухи, ходившие среди определенного круга лиц, о том, что прототипом главного героя Штирлица является полковник Исаев, который живет всеми забытый, и его подвиг достойно не отмечен. Возбужденный Брежнев тут же позвонил Андропову и серьезно начал выговаривать, что у нас ещё не ценят заслуги людей, спасших страну от фашизма".
Брежнев попросил разыскать Исаева: мол, такой подвиг достоин высшей награды. И не поверив уверениям председателя КГБ в том, что такого человека в реальности не существует, дал указание: все выяснить и доложить. Исаева, понятно, не нашли, поэтому дождь наград пролился над создателями фильма.
К подвигу гэдээровского разведчика Брежнев отнесся, по свидетельству очевидцев, совершенно по-другому. "Когда летом 1975 года я встретился в Москве с Брежневым, ему пришлось собраться с духом, прежде чем выдавить из себя несколько фраз: он очень сожалеет, но его сторона с этим (со шпионским скандалом. - "МК") никак не связана; он также был разочарован, - писал в своих мемуарах Вилли Брандт. - Из его ближайшего окружения стало известно, что, когда весной 1974 года ему об этом сообщили, он «пришел в ярость»".
Разъяриться действительно было отчего. Правление социал-демократа Брандта было даже не оттепелью, а полноценной весной, расцветом в советско-западногерманских отношениях. Перемирием на одном из важнейших фронтов холодной войны.
Возглавив осенью 1969 года правительство, Брандт провозгласил Neue Ostpolitik, "новую восточную политику", означавшую курс на сближение с государствами "восточного блока" - в первую очередь с СССР. И достаточно быстро и последовательно проводил свою Ostpolitik в жизнь.
Одним из первых наглядных проявлений потепления в отношениях между ФРГ и СССР стало заключение в 1970 году соглашения, вошедшего в историю как "сделка века «газ - трубы»". Контракт предусматривал поставку в Советский Союз из Федеративной Республики труб большого диаметра и прочего оборудования, необходимого для строительства газопровода в Западную Европу, с платой за поставки природным газом.
В том же, 1970-м, году был подписан Договор между СССР и ФРГ, более известный как "Московский договор" (обмен ратификационными грамотами состоялся в июне 1972 года), который, по сути, явился мирным договором, прекращавшим состояние войны между СССР и Германией.
В числе прочего этот документ фиксировал отказ сторон от каких-либо территориальных претензий друг к другу и признание ими послевоенных границ в Европе. А в 1972 году ФРГ признала ГДР: между двумя германскими государствами был заключен договор об "основах отношений".
Надо добавить, что у этой "супероттепели" было еще и личностное измерение. Пожалуй, ни с одним лидером западного мира Брежнев не поддерживал столь тесных личных отношений, как с Брандтом. Дружескими их назвать, конечно, нельзя. Но от неприязни чувства, которые питали друг к другу канцлер ФРГ и генсек ЦК КПСС, были явно отличны. Об этом говорит, например, факт их совместного купания в море и иные пункты "вольной" программы саммита, прошедшего в сентябре 1971 года в крымской Ореанде.
"Фотографы запечатлели меня не только во время лодочной прогулки (вместе с советским лидером. - "МК") по Черному морю в спортивном костюме, без галстука, но и тот момент, когда я вместе с Брежневым вхожу в воду, чтобы поплавать", - сетовал потом Брандт. За это ему крепко досталось по возвращении от прессы и консервативной оппозиции: мол, не подобающе вел себя глава правительства.
И это еще критики канцлера не знали, что в чьих плавках он принимал морские ванны. Как свидетельствовал личный фотограф генсека Владимир Мусаэльян, в гости к Брежневу Брандт прилетел без купальных принадлежностей: их ему одолжил радушный хозяин.
Но и без этого некоторые критики заподозрили канцлера в тайных договоренностях с Кремлем и предательстве интересов Западной Германии и ее союзников. И не просто заподозрили, а прямо обвинили.
"После Ореанды мои противники пытались мне приписать, что я вел с Генеральным секретарем переговоры о достижении единства Германии ценой ее нейтрализации, - оправдывался потом Брандт. - Это не соответствовало действительности, да и было бы нереально... После моей отставки в 1974 году мои эксцентричные противники даже распространили слух, что они привлекут меня к ответственности по обвинению в измене родине, если я "буду высовываться". Основание: я говорил с Брежневым о статусе безопасности для Германии, отличающемся от статуса НАТО".
Короче говоря, Москве искать добра от такого добра совершенно не приходилось. Ставки в большой игре были намного выше той информации, которой снабжал своих шефов, а стало быть, опосредованною и Москву, восточногерманский "Штирлиц".
По факту же получилось, что самый "прогрессивный", самый благожелательно настроенный по отношению к СССР западногерманский канцлер за всю послевоенную историю - да, пожалуй, самый "прогрессивный" и из всех тогдашних лидеров западного мира - свергнут руками советских сателлитов.
Судьба резидента
Впрочем, сами сателлиты тоже всячески открещивались от такой чести. Мол, у них и в мыслях не было специально подставлять канцлера. "Мы не учли невероятного усердия и самоотдачи Гийомов (Гюнтера Гийома и его жену Кристель. - "МК") в работе, благодаря чему они за короткое время продвинулись на более высокие ступени партийной иерархии, чем мы считали нужным, - писал в своих мемуарах руководитель восточногерманской разведки, начальник Главного управления "А" Министерства государственной безопасности ГДР Маркус Вольф. - Мы не хотели, чтобы наши агенты... оказались в свете прожекторов".
Трудно сказать, насколько искренен Вольф, но удивить начальство у агента "Хансена", кодовое имя Гюнтера Гийома, судя по всему, действительно получилось. Похоже, и оно не сразу разглядело в нем суперагента. Но ведь в этом-то как раз и состоит главный талант разведчика - уметь вести себя так, чтобы никто не заподозрил твоей истинной сути, того, на что ты способен.
Детство, отрочество и юность Гийома были достаточно типичными для человека его поколения. Родился в 1927 году в Берлине. Отец-музыкант был членом НСДАП. В 1944 году в нацистскую партию вступил и 17-летний отпрыск. В феврале 1944 года Гюнтер Гийом был призван в армию, служил в ПВО. В конце Второй мировой войны попал в плен к англичанам...
Правда, на этом месте биография будущего суперагента делает достаточно крутой и отнюдь не банальный поворот: из английского плена он бежал. И это приключение если не предопределило его дальнейший жизненный путь, то как минимум во многом на него повлияло.
На Западе Гийом не остался. В конце 1945 года после многомесячных скитаний вернулся в родной город. Причем и тут у него был выбор - какой сектор выбрать. И выбор был сделан: он осел в советском секторе, в Восточном Берлине, столице будущей ГДР.
Следующие 10 лет биографии вновь не содержат ничего примечательного. Гюнтер Гийом ведет спокойную, размеренную жизнь среднестатистического восточногерманского бюргера. Работает фотографом, фоторепортером, редактором в издательстве. Женится. Вступает в Социалистическую единую партию Германии, становится негласным сотрудником госбезопасности... Даже последнее по тем временам вполне тривиально: на Штази работали сотни тысяч информаторов.
Путь к славе для Гийома начался в 1956 году, когда он был заброшен на Запад в качестве нелегала. Но и тогда он был одним из многих. "Как и десятки других молодых людей, Гюнтер Гийом и его жена Кристель в середине 50-х годов по поручению моей службы под своими настоящими именами отправились в Федеративную республику", - пишет Вольф.
Семейная пара выдала себя за беженцев из "социалистического рая", не согласных с коммунистическим режимом - тоже вполне обычное тогда дело. С момента образования ГДР (7 октября 1949 года) и до возведения Берлинской стены (13 августа 1961 года) на Запад переселились 2,7 миллиона восточных немцев. Обосновались Гийомы во Франкфурте-на-Майне, где жила мать Кристель.
"Они получили от нас задание искать источники в СДПГ и "вести" их, и с этой точки зрения казалось наиболее целесообразным вступление обоих в партию и активная работа в ней, - продолжает Вольф. - При этом они добросовестно придерживались директивы строго представлять линию правого крыла СДПГ и именно там находить друзей".
Гюнтер Гийом становится оргсекретарем франкфуртской организации СДПГ, руководителем партийной фракции в городском парламенте. Трамплин для дальнейшего взлета - работа в качестве руководителя избирательного штаба видного социал-демократа Георга Лебера (в первом правительстве Вилли Брандта он занял пост министра связи и почты, во втором - министра обороны).
Одержав в 1969 году победу на выборах в Бундестаг, Лебер в знак благодарности рекомендует эффективного и старательного партийного функционера на работу в столицу, в Бонн, в аппарат канцлера. И тут восхождение Гийома по карьерной лестнице превращается уже в стремительный бег: младший референт, референт, старший правительственный советник, подчинявшийся непосредственно главе Ведомства федерального канцлера...
А в конце 1972 года операция "Хансен" достигает своей высшей точки: Гюнтер Гийом назначается личным референтом Вилли Брандта. Доподлинно неизвестно, открывали ли по этому шампанское в штаб-квартире восточногерманской разведки, но, судя по словам Вольфа, эйфория была нешуточная: "Мы были... точно опьянены тем, на что не могли надеяться и в самых смелых мечтах, - внедрением одного из наших в непосредственное окружение канцлера".
Результатом внедрения явилась, во-первых, ценнейшая информация. И не только в виде скопированных "Хансеном" документов. "Как едва заметный и немногословный свидетель многих бесед, которые Брандт охотно вел в узком кругу, Гийом узнавал часто гораздо более важное, чем это позволяли сделать бумаги", - рассказывал Маркус Вольф.
Но так же, как и мифический Штирлиц (оба, кстати, были в одном звании - полковниками), Гюнтер Гийом был больше, чем добытчик сверхсекретных сведений. "Готовый на контакты и усердный, он умел наилучшим образом использовать свои многообразные связи, - пишет Вольф. - Не будет преувеличением сказать, что он оказал воздействие на характер разрядки отношений между Федеративной республикой и ГДР".
Конец операции "Хансен"
Как и подобает суперагенту, действовал Гийом-"Хансен" суперпрофессионально, ни в чем не давая повода себя заподозрить. Столь же аккуратна была и жена-напарница, которая тоже сделала неплохую карьеру в структурах западногерманской власти. Кристель, кстати, первой добилась успеха и поначалу была даже более ценным агентом.
Еще в начале 60-х она стала руководителем бюро Вилли Биркельбаха, члена правления СДПГ, статс-секретаря земельного правительства Гессена. По свидетельству Вольфа, на письменный стол Биркельбаха попадала масса секретных документов НАТО - в том числе исследование "Карта войны" и материалы, связанные с планами введения чрезвычайного положения, - копии которых, соответственно, вскоре оказывались на столе самого Вольфа.
А под конец шпионского романа Кристель Гийом едва не устроилась в приемную министерства обороны. Успела, во всяком случае, подать туда документы. Протекцию ей, между прочим, составил сам глава оборонного ведомства, бывший шеф мужа Георг Лебер.
Словом, ничто, как говорится, не предвещало. И с точки зрения самих Гийомов именно так оно и было: их вины в провале абсолютно не просматривается. Причины разоблачения: стечение обстоятельств, разгильдяйство коллеги-разведчика и просчеты руководства, вопиющее недооценившего аналитические способности своих противников.
Началось все с того, в Западном Берлине был арестован сотрудник восточногерманской разведки: в нарушении все правил конспирации агент имел при себе записку, на которой среди прочего была фамилия Гийом. "Может быть, все это еще не привело бы к катастрофе, будь у нашего агента записана какая угодно добрая немецкая фамилия, вроде Майера или Шульце", - поясняет Вольф.
Но фамилия Гийом имеет французское происхождение, то есть была достаточно редкой для того, чтобы привлечь к себе внимание западногерманской контрразведки. Не так уж много в Германии "Педров", в смысле - Гиоймов. А в коридорах власти - и того меньше.
Короче говоря, с этого момента Гюнтер Гийом, что называется, попал на радары контрразведывательной службы Федеративной Республики - Федерального ведомства по охране конституции. Хотя и это было еще полбеды: никакими доказательствами того, что фамилия в записке не была простым совпадением, контрразведчики не располагали.
"Но судьба неумолимо следовала своему ходу, когда проникшийся недоверием чиновник в один прекрасный день разговорился с коллегой, занимавшимся случаями неидентифицированных приемов телеграмм", - повествует Маркус Вольф. Речь идет о односторонней связи разведывательной службы ГДР со своими агентами на Западе посредством передаваемых по радио сообщений.
Тут надо отметить два важных обстоятельства. Первое: в 1950-е разведка ГДР применяла советскую систему шифрования, которую западные спецслужбы в определенный момент сумели "раскусить". После того, как об этом стало известно, от нее, разумеется, отказались, но на тот момент в архивах западногерманской контрразведки скопился уже изрядный массив расшифрованных сообщений.
Правда, информации, позволявшей идентифицировать Гиймов, через радиоэфир не передавалось, поэтому большого беспокойства у их шефов факт взлома кода не вызвал. А потом, поскольку никаких проблем не возникло, вообще успокоились.
Однако в Восточном Берлине "забыли учесть поздравления с днями рождения и Новым годом, которые наша служба, как правило, посылала своим сотрудникам, - сокрушался Маркус Вольф. - Чиновник взял дело с телеграммами и сравнил даты поздравлений с днями рождения семьи Гийомов. С этого момента все стало ясно".
В апреле 1974 года Гюнтер Гийом ушел в отпуск и уехал отдыхать на Юг Франции. Там он столкнулся с практически открытой слежкой. "Ему бросилось в глаза, что его преследуют моторизованные стаи немецких и французских наблюдателей, - пишет его шеф. - Когда он через Париж и Бельгию ночью возвращался домой, эскорт внезапно исчез".
По мнению Вольфа, Гийом не мог не понимать, кто раскрыт, что дома его ждет арест. Тем не менее не изменил маршрут. "Почему он не использовал возможность бегства, пока она еще была? - недоумевал главный разведчик ГДР. - Вопреки нашей договоренности о его поведении в таком случае, Гийом решил продолжить путь в Бонн, чтобы не оставлять в неизвестности жену и сына. Этого нельзя было делать".
И в этом отчаянном возвращении, в поездке навстречу неминуемому аресту тоже есть что-то от бессмертного образа, созданного воображением и талантом Юлиана Семенова. Помните? "Бело-голубой указатель на автостраде показывал двести сорок семь километров до Берлина... "Семнадцать мгновений апреля, - транслировали по радио песенку Марики Рокк, - останутся в сердце твоем"... Штирлиц резко затормозил... Он долго сидел на земле и гладил ее руками. Он знал, на что идет, дав согласие вернуться в Берлин..."
Семейная драма
Хотя трагизма в возвращении Гийома, справедливости ради, было намного меньше. ФРГ была все-таки не Третьим рейхом. Да что там Третий рейх! Даже на фоне многих союзников по НАТО страна выделялась - и продолжает выделяться - своим "гнилым либерализмом".
Достаточно сказать, что смертная казнь в Федеративной Республике была отменена уже в момент ее основания, то есть в 1949 году. Словом, рисковал Гийом не головой, а максимум свободой. Да и ее в итоге был лишен не так уж надолго.
Приговорили его к 13 годам тюремного заключения, Кристель - к восьми годам. За такие подвиги не так уж много. Но и эти срока супруги отсидели далеко не до звонка: в 1981 году они обменены на пойманных западногерманских агентов и вернулись в ГДР, где им была устроена триумфальная встреча. Гюнтер и Кристель были награждены высшей государственной наградой - орденом Карла Маркса.
А могли бы отсидеть и еще меньше. Не факт даже, что их вообще бы посадили: то, что они гэдээровские агенты, было очевидно, но улики против них были лишь косвенными: за руку никто не поймал. В какой-нибудь другой стране, возможно, и этого бы хватило, но не в ФРГ. Если бы Гийомы "ушли в несознанку", у них был неплохой шанс отделаться относительно легким наказанием, а то и просто потерей работы.
Однако, когда рано утром 24 апреля 1974 года в дверь квартиры Гиймов позвонили полицейские, чтобы предъявить супругам ордера на арест, глава семейства торжественно заявил: "Я офицер Национальной народной армии ГДР и сотрудник Министерства государственной безопасности. Прошу уважать мою офицерскую честь!".
"Услышав это, я не поверил своим ушам, - пишет Вольф. - Поступив таким образом, Гийом признал себя виновным прежде, чем ему было предъявлено обвинение. Сделав такое заявление, он избавил боннскую контрразведку и ведомства, осуществляющие уголовное преследование, от трудностей, связанных с поисками доказательств... Это была непростительная ошибка".
Когда же Гийом вернулся, Вольф не мог не спросить его о причинах столь странного поступка. Разведчик объяснил его "обстановкой раннего утра" и неосознанным желанием оправдаться перед сыном Пьером, которого он любил всей душой и который не знал настоящего лица отца, считая его предателем дела социализма,
Что ж, если так, если для Гийма действительно так дорого и важно было мнение сына, то хэппи-эндом финал этой семейной шпионской саги не назовешь. После того, как Пьер перебрался в ГДР, у него появилось еще больше вопросов к отцу и матери: он не понимал, как они могли посвятить жизнь служению такой стране. Пожив в "социалистическом раю", Гийом-младший запросился назад, в "капиталистический ад", и в конце концов добился разрешения на выезд в ФРГ.
К тому времени случился разлад и между родителями: они развелись. Брак дал трещину еще до их ареста, а после возвращения Гийомов в ГДР Кристель окончательно ушла от мужа. В общем, семейная лодка разбилась полностью, вдребезги.
Макс Штирлиц, он же Максим Исаев, он же Всеволод Владимиров, подобных жизненных разочарований не испытал, но вряд ли можно сказать, что ему повезло больше. Согласно сюжету романа "Отчаяние", рассказывающем о возвращении Штирлица на родину, семью он тоже потерял: жена и сын попали под каток сталинских репрессий и погибли.
Но главное: оба разведчика - и реальный, и вымышленный - потеряли страну, ради которой жили и рисковали. Впрочем, здесь, пожалуй, больше все-таки повезло Штирлицу: вряд ли герой Юлиана Семенова смог "дожить" до распада СССР.