Официальные лица из Москвы, имевшие встречи один на один с президентом Каримовым в период его правления, рассказывали мне, что на этих аудиенциях глава Узбекистана, не жалея времени, неизменно подробно разбирал посвященные его стране публикации российских СМИ и столь же неизменно находил в них поводы для жесткой критики их авторов. При Каримове Ташкент вошел и вышел из прозападного блока ГУУАМ (Грузия, Узбекистан, Украина, Молдавия, Азербайджан) и дважды вступал и дважды покидал патронируемый Москвой оборонный союз ОДКБ. Но любые поиски рано или поздно заканчиваются. После прихода к власти в 2016 году второго президента Узбекистана Шавката Мирзиёева Ташкент таки нашел свою нишу в мировой политике — не обязательно простую, но зато морально для него комфортную.
В марте 2023 года Шавкат Мирзиёев так сформулировал свое внешнеполитическое кредо: «Сейчас очень сложное время. Большие страны говорят: «Узбекистан, ты на чьей стороне? Хватит быть нейтральным, переходи на эту сторону или на ту сторону...» Ответ один — я на одной стороне, я готов умереть за мою нацию, народ, интересы великого Узбекистана». Это выглядит как очень откровенное и убедительное обоснование многовекторного внешнеполитического курса официального Ташкента. И не только выглядит — является таковым. Но этим значение слов Мирзиёева не исчерпывается. «У вас товар, у нас купец. У вас девица, у нас молодец», — гласит знаменитая русская поговорка. Применительно к отношениям Москвы и Ташкента тот же самый принцип выглядит так: у Узбекистана есть проблема, у России есть решение. У России есть проблема, у Узбекистана есть решение.
Звучит слишком благостно, чтобы быть правдой? Нет, это правда — но не вся. Другая, менее приятная часть этой правды состоит в том, что геополитические вызовы, с которыми ближайшие годы столкнутся Ташкент и Москва, носят исключительно сложный и болезненный характер. Недавно Валдайский клуб и Институт стратегических межрегиональных исследований при президенте Узбекистана провели в одном из самых красивых городов республики Хиве специальную конференцию, посвященную этим вызовам. Вот к каким выводам я пришел, выслушав там мнения экспертов.
Ресурс дороже золота
Британский автор Дэниэл Меткалф так описал в своей опубликованной в 2009 году книге «Из степей» то, что он увидел, посетив автономный регион Узбекистана Каракалпакию: «Жизнь, которой каракалпаки жили когда-то, остановилась. В вязкой трясине, в которую превратилось Аральское море, вода так загрязнена, что многие виды рыб вымерли, хотя когда-то море давало одну десятую часть всего рыбного улова Советского Союза. Почва вокруг него тоже отравлена. Соль разъедает все вокруг, ломает двигатели и дает странный привкус чаю. Здесь ничего не растет. Когда-то хороший климат, влажный и умеренный, сегодня стал сухим и болезненно горячим, половина местной фауны вымерла, питьевая вода имеет вкус тяжелого металла, содержит химические отходы и бактерии. Пустыня приближается все ближе».
Причины гибели Аральского моря хорошо известны. Это ошибки сельскохозяйственных стратегов советского времени. Стремясь получить максимально возможный урожай хлопка (очень жадной до воды культуры), они разрушили хрупкий экологический баланс и получили за это «ответку» от природы. Но у экологического кризиса в Центральной Азии в XXI веке появилось еще одно измерение. Регион наглядно почувствовал на себя последствия общепланетарного изменения климата. Климат в Центральной Азии меняется стремительнее и жестче, чем в каких-либо других районах Земли. И нет, здесь все не исчерпывается пресловутым «всемирным потеплением». «Лицо» изменения климата в регионе — это постоянный и все нарастающий экстрим во всем что можно и нельзя.
Раньше для местной погоды было характерно наличие пяти-шести дождливых дней за месяц. Теперь это количество ужалось до одного-двух дней интенсивных осадков, которые приводят к селям и наводнениям. Вскоре, правда, вода отступает — начинается период долгой засухи. Испепеляющая жара летом приводит к росту количества инфекционных заболеваний. В регионе год от года растет количество природных стихийных бедствий. По оценке на 2020 год, они самым непосредственным образом затронули тогда три миллиона человек и привели к убыткам в десять миллиардов долларов.
Разумеется, это самым негативным образом сказывается на сельском хозяйстве Центральной Азии. В регионе поступательно сокращаются доступные запасы воды. Это уже привело к появлению такого явления, как климатическая миграция. И вот что особенно тревожит экспертов: в рамках этой миграции разбухает количество жителей тех регионов, которые уже являются перенаселенными, — например, Ферганской долины. При этом будущее не сулит ничего особенно хорошего. Водозабор на душу населения в бассейне Аральского моря (интересно: самого моря уже практически нет, а вот бассейн у него остался) уже снизился с 3500 до 1900 кубических метров в год. Для понимания: уровень так называемого водного стресса — 1000 кубических метров на душу населения в год. А количество потенциальных потребителей воды в регионе только растет. По прогнозам, уже к 2035 году дефицит воды в Центральной Азии будет составлять от 17,3 до 20 кубических километров.
Еще одна грань проблемы — ускоренное таяние ледников, что тоже приводит к сокращению доступных запасов воды и стихийным бедствиям: оползням и селям. Самый крупный очаг обледенения в Узбекистане расположен в бассейне реки Пскем, что течет в Ташкентской области. В 1960 году площадь ледников составляла там 115,9 кв. км, в 2010 году — уже 102,5, а в 2020 году — только 88,2. Тенденция к таянию ледников совсем не обязательно продолжится. Изменения климата непредсказуемы. Есть некоторая вероятность того, что их площадь может начать вновь расти. Кроме того, Центральная Азия еще много чего может сделать в плане более бережного расхода воды и внедрения водосберегающих технологий. Но вот оценки авторитетных экспертов в Узбекистане: приблизительно до 2050–2060 годов Центральная Азия еще будет способна справляться с проблемой дефицита воды собственными силами. Но к 2070 году регион войдет в активную фазу того, что на профессиональном жаргоне именуется «водным стрессом».
И что тогда? То, что совсем не обязательно понравится (поправка: точно обязательно не понравится) российским гражданам. В силу природных ограничений у Центральной Азии есть только один потенциально доступный источник воды: это водные ресурсы российской Сибири. В сентябре 2010-го тогдашний президент Казахстана Нурсултан Назарбаев заявил об этом открытым текстом на форуме межрегионального сотрудничества в Усть-Каменогорске в присутствии занимавшего в тот момент пост Президента РФ Дмитрия Медведева: «Почему бы, как мы с вами обсуждали сегодня и вчера, не вспомнить проект переброски вод сибирских рек в южные регионы России и в Казахстан? В перспективе, Дмитрий Анатольевич, эта проблема может оказаться очень большой, необходимой для обеспечения питьевой водой всего Центрально-Азиатского региона».
Тринадцать лет тому назад на официальном уровне идея Назарбаева не получила своего продолжения. Я специально уточнял: ни президент, ни Правительство России не рассматривали и не рассматривают это предложение даже в сугубо теоретическом плане. Но рассчитывать на то, что такая идея «умерла или умрет своей смертью», не приходится. И вот еще что надо понимать. Очень понятный в человеческом плане импульс — сказать партнерам в Центральной Азии: друзья, мы вам очень сочувствуем. Но жертвовать нашими реками мы не готовы. Найдите, пожалуйста, способ самостоятельно решить свои проблемы! Но то, что является понятным и привлекательным в человеческом плане, далеко не всегда является возможным в стратегическом и в политическом отношениях. Россия и Центральная Азия — это, по сути дела, один и тот же макрорегион. Если Центральную Азию накроет волна кризиса из-за острого дефицита воды, то России не удастся отсидеться в стороне.
Уже после распада Советского Союза себя во весь рост проявила тенденция: значительная часть конфликтов в четырехугольнике Узбекистан–Таджикистан–Киргизия–Казахстан была вызвана именно спорами из-за воды. А теперь давайте попытаемся представить себе, что произойдет в случае, если конфликты из-за воды в регионе будут носить уже не локальный, а универсальный характер. Два очевидных последствия: поток «водных» беженцев и возникновение очагов острых, в том числе вооруженных, конфликтов. Вопрос на засыпку: куда побегут все эти беженцы и куда начнут перемещаться очаги всех этих вооруженных конфликтов, которые запросто могут приобрести и межнациональный, и межрелигиозный характер? Еще одна крайне важная для понимания всей сложности ситуации деталь: Центральная Азия — это регион, который находится в стадии демографического взрыва. Тех, кто попадет в переплет, будет не просто много, а очень много.
Все это, естественно, вовсе не призыв к возрождению скандально известного проекта разворота сибирских рек советских времен (лично я отношусь к этой перспективе с крайней тревогой). Это призыв быть готовыми к тому, что тема разворота сибирских рек в уже не столь далеком будущем вновь появится в повестке дня. Еще раз повторяю: есть вероятность того, что это не произойдет. Но, надеясь на лучшее, надо быть готовыми к любым реалистичным сценариям. А тот сценарий, что описан выше, точно является вполне реалистичным. Вот несколько ключевых деталей о том, что может ждать нас впереди. Речь идет о строительстве канала длиной приблизительно три тысячи километров, глубиной 16 метров и шириной около 150 метров. По меркам современных технологий такое строительство является вполне возможным. Сибирь — регион, которому предлагается стать водным донором Центральной Азии, — сталкивается сейчас с проблемой переизбытка водных ресурсов, что приводит в том числе к экстремальным паводкам и заболачиванию рек.
В перспективе — по мере повышения температуры и истончения ледяного покрова Северного Ледовитого океана — проблема переизбытка водных ресурсов в Сибири может стать еще более значительной. Скажу о своих личных ощущениях: ничего из этих рациональных аргументов не делает проект разворота сибирских рек чем-то желательным в моих глазах. Но человек предполагает, а природа и климат располагают. Следующие поколения граждан РФ — и следующие поколения лидеров России — должны быть морально и политически готовы к очень непростым решениям.
Неизбежность миграции
Американский исследователь Джефф Сахадео из Карлтонского университета привел в своей книге «Голоса советских окраин» о жизни южных мигрантов в Ленинграде и Москве в период СССР следующую трагикомическую историю: «Шухрат Казбеков приехал в Ригу в 1986 году с несколькими русскими друзьями. Вскоре его группа обнаружила, что любую просьбу, произнесенную на русском языке, встречало гробовое молчание. В отчаянии он попросил у продавца билеты в театр на узбекском языке. Женщина улыбнулась и ответила ему на чистом русском языке. Он с иронией отмечал: я, узбек, фактически стал переводчиком для своих русских друзей в Латвии. Его тактика оказалась единственным способом забронировать место в ресторане, обсудить товар в магазине или купить билет на культурные мероприятия».
Сегодня Узбекистан, как и ряд других стран, вновь стал экономическим «переводчиком» и посредником между Россией и частью окружающего ее мира. И речь, кстати, идет не только о Западе. Через Узбекистан проходят или будут скоро проходить многие крайне важные для России новые транспортные коридоры. Но у сотрудничества двух стран есть и еще одна, крайне важная составляющая. Это миграция. Узбекистан — донор трудовых ресурсов. Россия — их получатель. По официальным данным, в РФ сейчас находится около трех миллионов трудовых мигрантов, доля граждан Узбекистана среди которых составляет 42%. В неофициальных разговорах эксперты-демографы признают, что цифра в три миллиона занижена и что реальный показатель ближе к четырем миллионам. Еще несколько цифр. Из всех покидающих Узбекистан трудовых мигрантов 70% выбирают Россию. Из всех денежных переводов, поступающих в Узбекистан от частных лиц, 85% идет из России.
Говорить о теме миграции, не впадая в состояние эмоционального накала, сложно, если вообще возможно. Сказать, что миграция из южных республик бывшего СССР не особо популярна в российском обществе, — ничего не сказать. Но есть реальность. И вот о чем она нам «говорит». Еще одна цитата из книги Джеффа Сахадео: «Среди характеристик глобальных городов — их парадоксальность: как бы они ни стремились получить контроль над странами и континентами (и в какой степени достигали этого), все же они в значительной степени были не в состоянии контролировать передвижение людей в собственных же границах. «Ни одно правительство не ставило перед собой задачи построить этнически разнообразное общество с помощью иммиграции», — пишут Стивен Каслс и Марк Дж. Миллер. Но ни у одного правительства не было и четкого плана, как предотвратить этот процесс».
Не было, нет и, я боюсь, не будет. Вот как этот процесс выглядит на практике. Недавняя статья в британской The Guardian: «Когда консерваторы пришли к власти в 2010 году, размер иммиграции составлял 257 тысяч человек в год. Это был самый высокий показатель в истории, зарегистрированный на тот момент. Он привел к печально известному обещанию (нового премьер-министра. — «МК») Дэвида Кэмерона снизить его до «десятков тысяч». В прошлом году размер иммиграции достиг экстраординарных 745 тысяч человек. Даже с учетом разовых потрясений, таких как беженцы из Украины и решение распространить право на проживание в Великобритании на десятки тысяч гонконгцев, этот показатель по-прежнему будет находиться очень далеко от уровня 300 тысяч человек в год».
Откуда взялась эта цифра — 300 тысяч человек в год? А вот откуда. Спустя тринадцать с лишним лет беспрерывного пребывания Консервативной партии у власти в Лондоне до такого уровня обещает снизить размер иммиграции нынешний премьер и лидер этой партии Риши Сунак. Но всем уже ясно: шансов на выполнение этого обещания примерно столько же, сколько было у знаменитой клятвы Никиты Хрущева «построить коммунизм к 1980 году». Попытаемся теперь найти причины столь зрелищного фиаско. Факторов много. Но не последнее место среди них занимает «диктатура» экономики, которая в ультимативной форме требует для себя дополнительные объемы рабочей силы.
Россия тоже, мягко выражаясь, не свободна от подобного «диктата». Прогнозы демографов говорят сами за себя. Численность трудоспособного населения России к 2030 году может сократиться на 10–13 миллионов человек. Еще одна тенденция — старение населения. Доля людей старше 60 лет увеличится в нашей стране к тому же самому 2030 году с нынешнего уровня в 19% до уровня в 25%. Тяжелые, болезненные для восприятия цифры. А еще очень типичные — и для развитых, и для наиболее успешно развивающихся государств мира. Дословная цитата одного из светочей демографической науки: «Единственной развитой страной мира, население которой не сократится к 2050 году, будут США, приток мигрантов в которые составляет не меньше миллиона человек в год. Население Индии начнет стареть начиная с 2045 года. Население всей Земли начнет сокращаться начиная с 2075 или 2080 года».
Речь снова идет об общепланетарном явлении. Но России от этого не легче. Даже учитывая возможное повышение производительности труда, роботизацию, искусственный интеллект и прочие современные чудо-технологии, самой большой стране мира, чтобы не падать экономически, будут требоваться потоки новой рабочей силы. И потенциальный источник этой рабочей силы находится у России под боком. Это самая населенная страна Центральной Азии — Узбекистан. Население этой республики растет со скоростью 2% в год. На профессиональном экспертном жаргоне такой рост принято именовать «демографическим взрывом».
Еще несколько цифр, дающих зримое представление о масштабе этого «взрыва». 1950 год, численность населения Узбекистана — 4 миллиона 714 тысяч человек. Узбекистан в 1991 году — в момент получения независимости — 20 миллионов 418 тысяч человек. Узбекистан в декабре 2022 года — 36 миллионов одна тысяча человек. Получается, что за годы независимости население республики почти удвоилось — или скоро удвоится уже без «почти». А теперь самое важное с точки зрения официального Ташкента: внутри Узбекистана нет и не может быть такого количества новых рабочих мест. Если бы у страны не было возможности экспортировать рабочую силу — преимущественно в Россию, — то Узбекистан столкнулся бы с неминуемой угрозой социальной, экономической и политической дестабилизации. Если смотреть на ситуацию с точки зрения Ташкента, то Россия выполняет функцию предохранителя, клапана, который регулирует выпуск пара.
Вряд ли что-то из этих фактов сильно успокоит тех в России, кто не в восторге от нарастающих объемов миграции из Центральной Азии в нашу страну. Но вот единственная ободряющая вещь, которую я могу сказать этим людям (впрочем, почему «этим людям»? всем нам!). Занимавший в разгар Великой мировой экономической депрессии в 1929–1933 годах пост лидера республиканского большинства в американском сенате Джеймс Уотсон сказал как-то на искаженном английском: «If you can’t lick’em, jine ’em» («Если ты не можешь кого-то победить, возглавь их»). Самому сенатору Уотсону не удалось ни победить, ни возглавить тот страшный экономический кризис. Но сформулированный им управленческий принцип не раз доказывал с тех пор свою эффективность.
Россия и Узбекистан и не могут, и не хотят «победить» миграцию. Но они могут ее «возглавить» — в смысле, попытаться по максимуму упорядочить этот процесс. В России — с полным на то основанием — принято жаловаться на различные правонарушения со стороны мигрантов (расшифровывать не буду — все и так все знают). В Узбекистане тоже принято жаловаться — часто с не меньшим основанием — на то, что мигранты становятся в России жертвами различных мошенников, недобросовестных работодателей и нечистых на руку государственных служащих. Все это две стороны одной и той же медали (если, конечно, с помощью слова «медаль» можно описать такое совсем не заслуживающее медали явление).
Возможно, призывая к совместной борьбе Москвы и Ташкента с двумя гранями одного и того же зла, я проявляю избыточный идеализм или даже наивность. Но другого имеющего шансы на успех способа справиться с порождаемыми массовой миграцией проблемами (или хотя бы их сгладить), нет и быть не может.
Завет Ислама Каримова
В своей книге воспоминаний «На перевале» бывший вице-президент и премьер-министр Киргизии Феликс Кулов так описал один из эпизодов своего общения с первым лидером независимого Узбекистана Исламом Каримовым в начале 90-х годов прошлого века: «Перед началом нашего с ним разговора он неожиданно обратился к своим подчиненным: «Знаете, вы меня очень сильно расстроили. Я сейчас узнал: оказывается, дважды в день люди стоят в пробках и часами ждут, когда я проеду. Нельзя все организовать по-умному, чтобы людей не мучить? Они меня, наверное, матерят из-за того, что движение перекрывается задолго до моего появления, да еще и так бестолково...» Потом, после нашей встречи, он сел в свою машину, сказал охране и ГАИ: «Оставайтесь!» И уехал один, оставив всех озадаченными».
Не спешите радоваться за ташкентских автолюбителей из прошлого. Найденное в конце концов Каримовым «решение» проблемы перекрытия дорог было, мягко говоря, специфическим. Как разъяснили мне знатоки, с которыми я обсуждал этот эпизод, ташкентская трасса, по которой первый президент Узбекистана перемещался между своей жилой резиденцией и своим офисом, была де-факто отдана в его личное пользование. Для рядовых граждан дорогу открыли только при новом президенте Мирзиёеве. Короче, не получилась у меня метафора. Но вот что я хотел сказать с ее помощью. Продекларированное первым президентом Узбекистана требование бережно относиться к рядовым автомобилистам столицы своей страны должно стать руководящим принципом отношений между Москвой и Ташкентом.
В очень значительной степени так оно уже и есть. Я профессиональный журналист, чьей задачей является рассказывать о самом интересном, а не прятать это «самое интересное» в закоулках своей памяти. Поэтому меня глубоко раздражает то, что я не могу рассказать здесь о многих известных мне эпизодах отношений Владимира Путина и Шавката Мирзиёева и вынужден ограничиться лишь общей констатацией: доверительность этих отношений носит прямо-таки исключительный характер.
Но взаимопонимание двух президентов не отменяет периодическое несовпадение интересов и действий тех государств, которые они возглавляют. Реальный тест для отношений России и Узбекистана — это то, как они «управляют» неизбежно возникающими между ними разногласиями и стараются гармонизировать свои интересы. Только один пример. Многие далекие от реального процесса принятия решений наблюдатели в Москве считают, что главная угроза позициям нашей страны в Центральной Азии исходит от США. Но недавно я, к своему изумлению, узнал, что если говорить не о громких заявлениях, а о реальных многоходовых политических комбинациях, то гораздо более опасными для наших традиционных партнерских отношений являются действия Европейского союза.
Европейцы не трясут (или, вернее, не так сильно трясут) большой дубинкой. Мол, не смейте нарушать наши санкции против России, а не то мы вас как огреем! Они действуют тихой сапой: завлекают Ташкент и другие столицы Центральной Азии перспективой доступа на свои действительно очень привлекательные рынки, щедро разбрасывают различные торговые преференции и искусно вплетают в эти самые преференции политические мины-ловушки.
Дьявол, как известно, скрывается в деталях. В деталях скрываются и капканы от Европейского союза. Европейцы пытаются опутать партнеров Москвы в Центральной Азии сетью, казалось бы, «технических» договоренностей, обязательства в рамках которых вступают в противоречия с обязательствами стран региона в отношении России. При этом в качестве «морковки» используется стремление Узбекистана и некоторых других соседних стран вступить во Всемирную торговую организацию. Эти мины-ловушки следует поступательно разминировать, что, насколько мне известно, и делается в непубличном порядке.
Во время своего первого визита в Россию в качестве избранного президента Узбекистана в апреле 2017 года Шавкат Мирзиёев заявил: «Хочу искренне в конце сказать, что на самом деле та атмосфера, та открытость и доверительность сегодняшней нашей встречи — это основа всего. И во многих чувствительных вопросах мы нашли очень полезное друг для друга и нашли понимание друг у друга». Иногда (слишком часто, на мой вкус) подобная риторика на высшем уровне является всего лишь риторикой. Но, как я же отметил выше, основанные на фундаментальном совпадении интересов двух стран нынешние отношения Москвы и Ташкента это совсем не тот случай. И пусть он как можно дольше остается не таким. Встречаясь с Шавкатом Мирзиёевым в Кремле в минувшем октябре, Владимир Путин заявил, что связи России и Узбекистана носят «характер союзнических». Союзников у нашей страны в данный момент мировой истории не сказать чтобы сильно много. И тем более ценным и важным является каждый из них.