— Валерий Александрович, насколько Всеобщая декларация прав человека, юбилей которой отмечается в этом году, всеобщая?
— Вопрос о правах человека очень многосторонний. Сама по себе Декларация хороша. И пафос Декларации заключаются в противоборстве угнетению и тирании. И с этим согласны все. А когда смотришь на конкретную реализацию идеологии прав человека, а это и есть идеология, мощнейшая идеологическая система, то возникает вопрос частностей. Некоторые начали говорить об империализме идеологии прав человека. Потому что эта идеология позволяет вмешиваться во внутренние дела других стран. Таких примеров много. Например, печальные события в той же Ливии. Что там у вас, тиран? Давайте мы его свергнем, и у вас будут свобода и демократия. Диктатора свергли, убили — ни свободы, ни демократии. Вялотекущая, а иногда и не вялотекущая, гражданская война.
Да, возникает вопрос, насколько эти права человека всеобщие и насколько они могут быть инструментом для воздействия на другие страны. И тогда возникает следующий вопрос, что такое суверенитет. На Западе многие говорят: давно пора сбросить покров суверенитета. А наш президент говорит о суверенитете. Это главное его политическое концептуальное понятие. И на самом деле мы недооцениваем позицию нашего президента, когда он говорит о суверенитете. Это не слова. Это идейная концепция, противостоящая внешнему вмешательству. Одним из инструментов этого вмешательства является идеология прав человека. Это жесткая международная политическая идейная борьба.
— Но не отменять же теперь Декларацию прав человека?
— Нет. Но надо разобраться с региональными деталями. Вот, скажем, семья. Очень разное понимание сейчас семьи. Мы привыкли, что семья — это мужчина, женщина и дети. На Западе теперь говорят: нет, семья это другое. Подавляющим образом развивается идеология ЛГБТ. Вот эту ЛГБТ можно вставить в азиатский мир, в арабский мир, исламский? Мало того, что вставить нельзя. Там еще и другое представление о семье. Семья во многих странах может быть такая — мужчина и много женщин. Мы будем против этого выступать или нет, если они так живут столетиями? Полторы тысячи лет. Мы будем исправлять их жизнь, указывать им, что они живут неправильно? Я думаю, что нет, не будем.
— Но это же происходит?
— Происходит. Был такой недавно ушедший из жизни социолог Инглхарт. Он организовал грандиозное социологическое исследование, лет 30 оно уже идет. Более чем сто стран участвуют. Он исследовал ценности. Смысл этого исследования примерно такой: есть страны, поддерживающие прогрессивные ценности, например ЛГБТ, чайлдфри, эвтаназию. А есть архаичные, не поддерживающие. Но, говорил Инглхарт, мир идет по пути прогресса. И скоро мы все будем поддерживать ЛГБТ, чайлдфри, эвтаназию. Ну а если не будем поддерживать, нас будут бомбить? Как Ливию? Я не отвечаю да, но этот ответ напрашивается. И на самом деле — этот проект, конечно, не социология, а пропаганда.
Очень важный вопрос, как сделать так, чтобы основы жизни целых цивилизаций не выбивались из единого прогрессивного тренда? В Декларации первым пунктом записано «право на жизнь». А в знаменитой арабской хартии так: «каждый человек имеет право на жизнь и на достойное захоронение». И для них это очень важно — для них захоронение не менее важно, чем жизнь человека, поскольку это переход в другой, иной мир. В Африке считается, что индивидуум невозможен без общества — человек без общины никто, он как бы не существует. В Европе же не так. В Европе идеология автономного индивидуума. Мы должны друг другу навязывать свои позиции?
Если сам пафос Декларации разделяем всеми, то деталей очень много. Когда ее принимали, все были согласны с пафосом. несмотря на то, что идеология автономного индивида — это основа западной идеологии. Но тогда это не мешало жить. А теперь начинает мешать жить. Потому что с помощью этой идеологии сильные мира сего, американцы в первую очередь, вмешиваются в чужие дела. Это нужно убрать. Декларация должна объединять, а не служить инструментом раздора.
— Что происходит с правами человека в связи с тотальной цифровизацией?
— Моя позиция здесь в том, что я вижу огромную опасность в исчезновении самого права человека на тайну частной жизни. Это может повлечь за собой антропологические изменения. Тайна частной жизни — это не изобретение нынешнего века. Она была всегда. В племенные времена у человека была тайна частной жизни. А в 2011 году Цукерберг заявил, что право на тайну частной жизни уже не входит в современное содержание общественного договора. То есть прямо сказал: мы, хозяева крупнейших IT-компаний, отменяем право на тайну частной жизни. А у нас оно записано в Конституции. Мы под Цукерберга будем Конституцию менять? Теперь вопрос, а почему их смущает тайна частной жизни?
Миллиарды людей находятся в Интернете. И там оставляют о себе гигантский объем информации. Это называют «поведенческий излишек». Это вроде не нужно, чтобы почитать какое-то СМИ в Сети или заказать билеты, но люди оставляют о себе эту информацию. Владельцы IT-компаний догадались, что это огромный капитал. Именно поведенческий излишек позволил им получать новые гигантские прибыли.
— Здесь всплывает тема манипуляций.
— Частные компании, а вслед за ними и государственные институты начинают манипулировать людьми для достижения каких-то целей. В самом невинном случае — для того чтобы человек что-то купил.
Но это невинный случай.
Мы же не задумываемся: когда мы набираем поисковый запрос, нам присылают огромный объем информации. Но эта информация поисковиком отцензурирована. И по какому алгоритму подстраивается эта информация под конкретного человека, мы не знаем. Но это и есть манипуляция. В соцсетях по неким алгоритмам создается круг друзей. Подсовываются «друзья», картинки, которые способны сдвигать человека в идеологическом поле. Создаются так называемые эхо-камеры, когда вокруг человека собираются такие же, как он, и человек начинает думать, что мир — это и есть те, кто вокруг него. И мир для человека оказывается крайне искаженным, причем как он искажается, человек даже не знает. Это все надо прекратить.
— Как?
— Можно мягко, можно требовать раскрытия алгоритмов. У меня позиция радикальная. Я считаю, что надо идти к запрету на коммерческую и не только коммерческую эксплуатацию поведенческого излишка.
— Но запрет рекомендательных алгоритмов сделает сети неудобными.
— Значит, люди выйдут из соцсети. А если вы спросите, как будут зарабатывать корпорации, то как раньше зарабатывали, так и будут. Значит, просто не будут зарабатывать на нашем поведенческом излишке. Будут меньше нами манипулировать. А если соцсети не смогут зарабатывать на рекламе, ничего страшного. И даже следующий шаг — пусть соцсеть закроется. Люди будут чаще ходить в гости друг к другу, «френды» превратятся в реальных друзей.
— Граждане наши, однако, добровольно делятся персональными данными и не видят связи между тем, что они где-то оставили данные, и звонками мошенников «из службы безопасности банка».
— Текст предупреждения должен быть на первой странице соглашения, которое подписывает человек. Не мелким шрифтом где-то сзади «а теперь я даю вам право как угодно пользоваться моими персональными данными», а на первой странице. Надо написать большим жирным шрифтом: «Когда вы подпишите это, ваши данные могут попасть к кому угодно, в том числе и к преступникам. Утечки очень нередки, или ваши данные могут продать тем компаниям, которые будут вас доставать рекламой...». Ну и так далее. Пусть что-то в таком духе будет написано. Нужна разъяснительная работа.
— И как эти опасения могут быть сняты с помощью Декларации прав человека?
— Мы в начале этой работы. Большое серьезное обсуждение будет на юридическом форуме в Санкт-Петербурге в мае. Я не решусь сейчас говорить, какие нужны правовые решения. Но они будут, в этом году мы подготовим наброски. И я надеюсь, что наши предложения будут столь разумны, что мы сможем даже подготовить доклад президенту. Это одна из обязанностей СПЧ — готовить доклады президенту по животрепещущим темам.
— В защите цифровых прав тоже противостояние — между нашим миром и глобализацией, для которой как раз нужна отмена тайны частной жизни.
— Что касается глобализации. Она в той форме, в которой существовала последние десятилетия, в форме, выгодной Западу, закончилась. Вот сейчас закончилась. А если конкретно: 24 февраля прошлого года.