Спецназовцы встретили нас более чем гостеприимно. На столе бутерброды, чай с конфетами, даже домашнее варенье из абрикосов. Гости здесь явление не частое, а потому особенно приятное. Парни все простые, улыбчивые. В разговоре делятся, что успели побывать практически на всех направлениях СВО.
Заходили еще в начале специальной военной операции на киевское направление. «Киев в бинокль рассматривали», - вспоминает один из бойцов.
Были росгвардейцы и на Харьковском направлении. Успели также поработать практически во всех освобожденных городах на территории Луганской народной республики - в Рубежном, Северодонецке, Лисичанске...
Офицер Росгвардии с необычным позывным рассказывает, что в зоне проведения специальной военной операции спецназ идет вторым эшелоном. Бойцы закрепляются на освобожденных территориях и покинутых противником позициях, зачищают их.
- Нам преимущественно приходится работать с местным населением, - поясняет офицер. – Оказываем им помощь любого характера, поддерживаем порядок, боремся с мародерством, что, к сожалению, явление не редкое. Доходит порой до того, что, если у людей нет еды, то отдаем свою, делимся медикаментами. Была ситуация, что бабушку пришлось хоронить - некому было могилу выкопать.
По словам спецназовца, время на зачистку территории зависит от многих факторов, в том числе от обстановки, настроя населения. Шаблона нет.
- Бывает, быстро зашли, отработали, потом пришла группа закрепления, которая нас сменяет, а мы уходим дальше. Ну, а порой приходится задержаться.
На вопрос, где было сложнее всего, говорит: везде свои сложности. Однако через пару секунд добавляет, что, наверное, все же в самом начале было труднее. Причем не физически, а морально.
- Мы видели, что происходит, - вспоминает офицер. - По сути, братский нам народ оказался брошен своей властью на произвол судьбы. У людей не было ни еды, ни воды, ничего. Была ситуация, еще во время первой командировки, когда в одном из населенных пунктов мы освободили двести с лишним человек. «Айдаровцы» (организация «Айдар» признана экстремистской и запрещена в РФ – «МК») загнали этих людей в подвал, и утром должны были всех расстрелять. Мы зашли в поселок вечером, успели волей случая. Тут же начали искать нацбатовцев, удалось выявить шестерых. Но они не захотели сдаваться в плен и открыли огонь, завязался скоротечный бой, где противник был уничтожен.
- С наемниками приходилось сталкиваться?
- Конечно, здесь этого добра хоть отбавляй. В основном поляки и прибалты. Один раз взяли в плен чернокожего, но он по-русски вообще не говорил и ничего не понимал. Передали его военной контрразведке.
- Насколько наемники горят желанием вступать в бой?
- По-разному бывает. Кто-то сразу здраво оценивает ситуацию, понимает, что деваться некуда, выбрасывает автомат и выходит с поднятыми руками. Есть те, кто готов умереть. Мы ведь тоже не нацелены стрелять направо-налево, наши бойцы заточены на выполнение конкретной задачи. Если противник готов сдаться – он будет взят в плен, если выбирает - отстреливаться до конца, то извините, вопрос уже не к нам.
Одной из ключевых задач, по мнению офицера, является как раз налаживание отношений с местными жителями. Открытых угроз в адрес бойцов практически нет.
Почти сто процентов личного состава подразделения - это люди с боевым опытом. За спиной у них участие в вооруженных конфликтах в Чечне, Дагестане, Ингушетии. Опыт работы с мирным населением нарабатывался годами. Помогает в этом и взаимодействие с местными силовыми структурами, которые располагают информацией о потенциальных агентах СБУ и ВСУ.
- На кого можно опереться среди местных жителей?
- На самом деле грань в этом вопросе очень тонкая. Тоньше лезвия. Бывает, люди сами приходят, якобы хотят нам помочь, а потом выясняется, что так они пытаются решить свои соседские конфликты. И получается, что человек, может, изначально был хорошо настроен по отношению к нам, и тут мы к нему приходим с полной адресной проверкой. А это, скажу я вам, достаточно специфическое мероприятие. Представьте, к вам в дом заходят люди с полным вооружением, командуют не двигаться, лечь на пол. Фонари мерцают. Мало кому такое понравится.
- Но не реагировать на подобные сообщения вы ведь тоже не можете? Вдруг пропустите серьезный сигнал.
- Конечно, не можем, поэтому проверяем. Но если, кроме слов соседей, других доказательств причастности человека к преступлениям нет, то первоначально проверку проводим поверхностно. В большинстве случаев, когда «в адрес» заходишь, по человеку уже видно. Поведение выдает, жесты, мимика.
Вот многие ошибочно думают, что офицер спецназа может только дверь сломать, в окно зайти или гранату бросить. Скажу без лишней скромности, среди моих офицеров очень много настоящих интеллектуалов. Практически все прекрасно разбираются в психологии. В первую очередь, стараемся определять человека по его поведенческой модели.
- Приходилось выявлять так называемые «спящие ячейки», агентуру противника или предотвращать террористические акты?
- Мы здесь находимся уже далеко не первый месяц. Моментов было много и разных. Доводилось работать против диверсионных групп ВСУ, расчетов «кочующих» минометов. Находили, купировали. На нашем счету есть операция по задержанию двоих корректировщиков, которые реально пытались с помощью сотовых телефонов передать координаты находящихся поблизости российских подразделений.
По моей просьбе офицер также немного рассказал, как происходит проверка помещений и брошенных позиций, где недавно располагались украинские военнослужащие. Оказалось, здесь тоже есть много нюансов, на которые необходимо обращать внимание, поскольку цена халатности может быть слишком высока.
По словам офицера, при отступлении ВСУ минируют практически все, начиная от подходов, заканчивая брошенным вооружением. Много находят наши военные украинских мин-ловушек, сделанных по такому принципу: если сам человек не подорвется, то спровоцирует своими действиями взрыв устройства, находящегося на расстоянии. Каждый подход к трофею можно сравнить со спецоперацией, на которую уходит от десяти до тридцати минут.
- Есть такой принцип: все, что положено не тобой, должно быть поднято тоже не тобой. Поэтому прежде, чем зайти на позицию, наш взрывотехник проделывает огромную работу, - поясняет офицер.
- Насколько происходящее на Украине отличается от предыдущих командировок в «горячие точки»?
- Я бы сказал, что сейчас специальная военная операция проводится не против вооруженных сил Украины. Она приобрела уже иные масштабы. Мы находим большое количество трофеев, в большинстве своем западного производства. Находили противотанковые ракетные комплексы Javelin, NLAW, натовские бронемашины, боеприпасы, ручные гранаты. Очень много экипировки, оптических приборов.
- Что больше всего запомнилось за время СВО?
- Героических ситуаций было много и людей, которые сейчас с честью выполняют свой долг - тоже немало. Расскажу лучше комичный случай. Во время одного из заданий мы жили в лесу в палатках, вокруг, естественно, были вырыты окопы и противоминометные щели.
В один прекрасный момент над нами прошел российский самолет, который как раз перешел на сверхзвуковую скорость. Раздался сильный хлопок, а так как это было раннее утро, и все еще спали, то толком ничего не поняли и думали, что начался обстрел. Все вскочили, побежали занимать боевые позиции, а у одного бойца заела молния на спальном мешке. Расстегнуть никак. Что делать? Не лежать же.
В общем, он из палатки выползал, как гусеница. Парни это все увидели, подбежали и затащили его в блиндаж. Не бросили, одним словом, боевого товарища. Потом уже, конечно, мы поняли, что в реальности произошло, но над этой историей смеялись долго. Так что здесь всякое бывает...
Москва – Донбасс – Москва.