– Сейчас в СМИ активно обсуждается тема иранских беспилотных летательных аппаратов (БПЛА). Иран в этой области сильно преуспел. Россия могла бы воспользоваться этими наработками, закупив иранские БПЛА. И такая информация проходила. Но позже обе стороны отказались ее подтвердить. Как на самом деле здесь обстоят дела?
– Иран действительно в создании беспилотников добился очень хороших результатов. Однако сейчас довольно сложно говорить, что реально происходит между Россией и Ираном в сфере беспилотной авиации. Дело в том, что военно-техническое сотрудничество между нашими странами зачастую носит очень закрытый характер. Какие-либо контракты могут вообще не разглашаться. Бывает, о чем-то становится известно лишь спустя годы, когда скрыть это уже не получается.
Например, более десятка лет назад Россия поставила Ирану несколько радиолокационных станций, о чем стало известно не так давно. Ранее обе страны молчали, так как это было связано в первую очередь с санкциями против Ирана.
Сейчас, учитывая, что санкции объявлены еще и против нас, думаю, ни о каких сделках в военно-технической области никто распространяться тем более не будет. Даже если какие-то конкретные сделки и будут заключены, стороны наверняка по максимуму будут держать их в секрете.
– Если не брать беспилотники, то чем России в области военно-технического сотрудничества может быть интересен Иран, а Ирану – Россия?
– У обеих стран есть что предложить друг другу. Ирану у нас интересны пилотируемые боевые истребители и ударные боевые вертолеты. Ему они очень нужны, так как сам Иран из-за многолетних международных санкций производить их пока не может. Некоторые из санкций были сняты только в 2020 году. До этого Иран не мог практически ничего приобрести за границей для своих ВВС. Техника сильно устарела. И теперь в плане боевой авиации Иран, думаю, проявляет сильный интерес к нашим возможностям.
– А мы к чему проявляем у них интерес?
– Конечно, самая интересная тема для нас – иранские беспилотники. Все последние годы это направление у Ирана было в приоритете. Он создал очень широкую гамму беспилотных аппаратов: разведывательных, ударных и так называемых дронов-камикадзе. Причем у них есть такие уникальные модели, которых нет ни у кого. К примеру, дроны-камикадзе дальнего радиуса действия – своеобразный аналог крылатых ракет, но значительно более дешевый и с минимальной заметностью.
Это было продемонстрировано, когда в прошлом году йеменские хуситы атаковали нефтяные объекты в Саудовской Аравии, используя помимо ракет еще и беспилотники, начиненные взрывчаткой. Системы ПВО, закупленные саудитами в США, их попросту не заметили и пропустили.
– Разве это были беспилотники иранского производства?
– Иран, конечно, опровергает любые обвинения в помощи и поставках вооружения хуситам, но, судя по поступающей с места информации о технических данных дронов, это были иранские беспилотники. По крайней мере, очень на них похожие.
– Кроме беспилотников что из вооружения нам в Иране еще интересно?
– У Ирана есть хорошие модели реактивных снарядов, противотанковых ракет, управляемых ракет. Они могли бы заинтересовать нас именно сейчас, в условиях проведения спецоперации на Украине. Хотя бы просто потому, что это – масштабная операция, расход таких боеприпасов большой.
Наша промышленность хоть и наращивает производство, но это же не делается моментально. Думаю, закупки в Иране такого вооружения нам тоже могли бы быть интересны. У Ирана вообще довольно развита военная промышленность и большой ассортимент выпускаемой продукции.
– Как Израиль относится к развитию нашего военно-технического сотрудничества с Ираном? Вряд ли ему это нравится. У нас с Израилем в этой области тоже ведь были совместные планы?
– Израилю наверняка не слишком приятно такое сближение России и Ирана. Но, с другой стороны, у Израиля существуют собственные ограничения в плане военно-технического сотрудничества с нами, так как в этой области Израиль очень сильно завязан на США. Сейчас ему с нами работать сложно. Намного сложней, чем несколько лет назад.
Раньше мы тоже пытались держать определенный баланс в области военно-технического сотрудничества с Израилем и с Ираном. Но теперь ясно, что от Израиля мы будем отдаляться и развивать более тесное сотрудничество именно с Ираном. Если в свое время мы купили у Израиля лицензию на производство разведывательных беспилотников Searcher – у нас они выпускались под наименованием «Форпост», – теперь такие контракты в принципе невозможны, США Израилю этого не позволят. Израильтяне прекрасно понимают, что со своей стороны они никакой альтернативы предложить нам не могут. Но тогда какие могут быть обиды?
– А если говорить о чисто военном сотрудничестве с Ираном – здесь есть у нас перспективы?
– Военное сотрудничество с Ираном у нас и раньше развивалась достаточно активно. К примеру, в Сирии мы выступили на одной стороне. Действовали там как союзники в борьбе с терроризмом. Это сотрудничество до сих пор продолжается.
С Ираном у нас время от времени проводятся совместные военные учения. В первую очередь – военно-морские. Кроме того, сейчас Иран проходит процедуру принятия в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), где также имеется компонент безопасности между странами – членами ШОС.
– Вступление Ирана, видимо, даст серьезный толчок в развитии этой организации?
– Безусловно. Подключение Ирана к ШОС – знаковое событие и с политической, и с военной точки зрения. Иран находится на границе Ближнего и Среднего Востока. Получается, в ШОС вступает первая страна, которую можно отнести к региону Ближнего Востока, что очень важно. А если вспомнить, что Иран планирует присоединиться еще и к странам БРИКС, то значение нашего двустороннего сотрудничества еще более возрастает.
– Недаром эта встреча вызывает такое серьезное беспокойство на Западе. Как вы думаете, какая роль в Тегеране отводится Турции и ее лидеру Реджепу Эрдогану?
– Встреча проходит в рамках Астанинского процесса, где Россия, Иран и Турция являются гарантами мирных процессов в Сирии. Сотрудничество в таком формате длится не один год. Россия и Иран здесь выступают как союзники сирийского правительства, а Турция – как главный гарант, выступающий в интересах сирийской оппозиции. Турция де-факто защищает провинцию Идлиб на севере Сирии, там стоят турецкие войска. Несмотря на то что мы здесь преследуем различные цели, сотрудничество и контакты наших трех стран продолжаются.
Эрдоган не хочет ради интересов Вашингтона нарушать интересы Турции – США далеко. К тому же Штаты прикрывают курдов на северо-востоке Сирии, а у Эрдогана с курдами свои проблемы. И в этом плане ему очень важны контакты с Ираном и Россией. Тем более что это ближайшие к Турции региональные центры силы.
Эрдоган уже неоднократно доказывал, что он – независимый сильный игрок на международной арене. Даже сейчас, когда США так сильно давят на все страны в попытке изолировать Россию от мира, Эрдоган не хочет поступаться интересами Турции ради США. И если ему для этого будет нужно пойти против США и НАТО, он это сделает, что уже доказал.
Впрочем, точно так же, если ему потребуется, он наступит на интересы России и Ирана. Но в любом случае это человек, с которым можно вести дела и договариваться.
– Чего, на ваш взгляд, можно ожидать от нынешней встречи в Тегеране?
– Встреча очень важная. К ней сейчас приковано пристальное внимание многих стран. Для Владимира Путина – это один из немногих зарубежных визитов с начала специальной военной операции.
Он показателен в том плане, что нашего лидера невозможно изолировать от международных дел, как того пытаются добиться США. И сам по себе этот визит наверняка даст значительный толчок в развитии наших взаимоотношений, в первую очередь с Ираном. Там могут быть достигнуты договоренности, о которых, вполне вероятно, в ближайшее время мы и не узнаем, но они будут весьма важны уже в ближайшие годы. И это касается не только транспортного коридора Север-Юг или вопросов торговли. Кроме политических и экономических у нас имеется также много военных и военно-технических аспектов для возможного взаимодействия.