Полно вам, Сергей Викторович! «Оговориться или что-то ляпнуть» можно один раз, но ни в коем случае не два. Я уже писал о том, что формула Борреля — это отражение принципиально новой политической линии Запада по отношению к конфликту на Украине. А сейчас имеет смысл поговорить о том, какими опасностями чревата эта новая политическая линия.
Один из ведущих российских экспертов в сфере санкционной политики, программный директор Российского совета по международным делам Иван Тимофеев в интервью РИА «Новости» только что сделал заявление в стиле «у меня две новости: одна хорошая, другая не очень».
Сначала «хорошая новость». Запад уже ввел против России такое количество «экономических репрессий», что в его санкционной копилке почти ничего не осталось — во всяком случае, из того, чем можно пошуровать, не порезав при этом самого себя.
В чем тогда состоит плохая новость (на этот раз без кавычек)? А вот в чем: «Каждая новая волна санкций позволяла «засчитывать» очередной раунд давления на Россию. Когда этот инструмент затупится, потребуются другие, ведь конфронтация уже набрала высокую скорость. А значит, давление будет все больше концентрироваться в военно-политической сфере».
По мнению Ивана Тимофеева, в дальнейшем могут быть сделаны шаги, которые «еще в начале марта казались опасными самим членам НАТО, — например, базирование украинской авиации на аэродромах отдельных стран — членов альянса».
К этому ли ведет дело дядюшка Боррель? Я полагаю, что не совсем.
Шеф европейской дипломатии подобен хлюпику, который пришел на боксерский матч, удобно устроился там на трибуне с бутылкой пива и истошно кричит тем, кто осыпает друг друга ударами на ринге: «Вмажь ему по полной! Вмажь ему еще!» Высокопарно заявляя: «Да, обычно войны выигрываются или проигрываются на полях сражений», — Боррель не имеет в виду прямое участие государств Европейского союза в этих самых «сражениях». Вместо этого, согласно утечкам, которые уже появились в западных информационных агентствах, он призывает к передаче официальному Киеву «всего того оружия, о котором он просит». Но вот точно ли государствам ЕС при таком подходе удастся остаться в стороне — на трибуне для зрителей с пивом в руках? Я бы не считал подобное развитие событий абсолютно гарантированным.
Где именно проходит та грань, которая отделяет участника конфликта от «активного болельщика»? С течением времени эта грань может стать все более размытой. Особенно серьезный характер риск чего-то подобного приобретет, если он будет нарастать параллельно с нарастанием другой серьезной угрозы.
На днях в приграничных с Украиной регионах России был повышен уровень террористической опасности. Не буду спекулировать на том, на основании каких именно данных были приняты такие решения. Думаю, что вы и так понимаете ход моих мыслей.
Если официальный Киев попытается тем или иным способом (специально использую эту осторожную формулировку) перенести противостояние с Россией на российскую же территорию, получая при этом активную помощь со стороны государств — членов НАТО и Европейского союза, то слова Лаврова о существенном изменении правил игры наполнятся новым содержанием. Москве придется реагировать — и реагировать жестко, гораздо более жестко, чем она действует сейчас.
Не хочу ничего нагнетать. Но при этом не могу и не напомнить о важном заявлении, которое бывший президент, бывший премьер, а ныне заместитель Путина в Совете безопасности РФ Дмитрий Медведев сделал в конце прошлого месяца: в случае акта агрессии против России и ее союзников, когда под угрозой окажется само существование страны, Москва может пойти на применение ядерного оружия — даже если ее противник такое оружие против ее не применял.
Дмитрий Анатольевич описал чисто гипотетический сценарий? Очень на это надеюсь. Но что из того, что происходит сейчас, не казалось «чисто гипотетическим вариантом развития событий» год или даже полгода тому назад?
Глава дипломатии ЕС — да и весь Европейский союз в целом — играет с огнем. Играет, словно подросток, который нашел гранату и сейчас думает: интересно, что будет, если я сейчас выдерну чеку? Возможно, Жозепу Боррелю стоит еще раз обдумать свои заявления «о полях сражений» — и вот в каком конкретном ключе: хочу ли я оказаться в центре этого самого «поля сражения»? Что-то мне подсказывает, что в этом случае милитаристских наклонностей у шефа внешнеполитической службы ЕС резко поубавится. Но инстинкт подсказывает мне и другое: думать в «этом конкретном ключе» в европейских столицах пока не готовы.