С Александром Николаевичем Бучиным мы познакомились, когда он позвонил в редакцию после выхода моей статьи, в которой был упомянут его отец, один из первых автомобилистов-гонщиков дореволюционной Москвы. «Я тоже по шоферской линии пошел, — обмолвился Бучин. — Во время Великой Отечественной возил самого Жукова».
Именно отец-профессионал научил юного Сашу Бучина премудростям управления автомобилем. Эта наука очень ему пригодилась, когда призвали в армию.
— У меня уже имелись водительские права, а потому и был определен на службу шофером. Доверили возить самого командира дивизии, — рассказал Александр Николаевич. — После демобилизации решил продолжить работу за баранкой. А устроился в итоге в Наркомат внутренних дел. Там меня оформили на должность «шофер-разведчик 1-го класса».
В реальности ничего «этакого» по службе делать не приходилось. Назначили в «общий наряд». Водил машины с охраной, сопровождавшей партийных бонз.
Вскоре после начала войны получил новое назначение — оказался в «группе обслуживания» генерала Жукова.
— Какие обязанности у вас были? С Георгием Константиновичем часто приходилось напрямую общаться?
— Поначалу видел его лишь издалека. Во время автомобильных поездок Жукова я вел «эмку» с тремя охранниками, держась за генеральской машиной. А кроме того, получал разовые поручения: отвезти такого-то туда-то. Именно одна из таких поездок и стала, как я предполагаю, причиной моего превращения в личного водителя Жукова.
В один из сентябрьских дней 1941 года понадобилось отвезти его порученца, генерала П.И.Кокорева, на линию обороны наших войск. Во время этой поездки мы попали в зону, которую накрыла немецкая авиация. Мне удалось тогда вывести «эмку» из-под налета. Видимо, действия мои в этой заварушке Кокорев оценил и доложил своему начальнику, а тот сделал соответствующие выводы о моих профессиональных навыках. Буквально на следующее утро подходит ко мне начальник жуковской охраны Николай Бедов: «Повезешь самого».
С той поры я на протяжении без малого семи лет колесил по дорогам России и нескольких стран Европы за рулем машины, на соседнем сиденье которой сидел Жуков — генерал, потом маршал.
— Георгий Константинович не пробовал вас в поездках «отстранить от работы» и сам сесть за руль? Вон Леонид Ильич Брежнев, говорят, часто этим грешил...
— Сам Жуков не водил машину. Однако во время поездок он все-таки порой «принимал участие» в ее управлении. Бывало, хочется ему, чтобы мы ехали побыстрее, так он вместо команды просто нажимал сапогом на мою правую ногу, находящуюся на педали газа. Признаться, любил Жуков прокатиться с ветерком. Но при этом — чтобы без ненужного риска. Если чувствовал, что чересчур разогнались, командовал по-кавалерийски: «Укороти!»
— В аварии с Георгием Константиновичем приходилось попадать?
— Нет. Хотя бывали опасные случаи. Однажды, помню, возвращались мы из армии Баграмяна и чуть к немцам не угодили. Прикомандированный проводник — капитан из штаба армии — что-то напутал и вывел наш автомобильный кортеж прямиком к нейтральной полосе. Георгий Константинович тогда первым сориентировался в обстановке. Приказал мне поворачивать назад. Зато под Курском ситуация была куда серьезнее. Там мы заехали ненароком в зону наступления немецких танков. Разворачиваться некогда да и негде. Пришлось задним ходом выбираться…
В памяти остался и случай, когда чуть не угробились в тылу из-за плохой дорожной обстановки. Ехали зимой на трофейном «Хорьхе» по шоссе, вроде бы позволявшем хорошо разогнаться. Но вдруг машина попала на обледеневший участок... Как я умудрился тогда выровнять крутанувшегося по гололеду тяжелого «немца» — до сих пор удивляюсь.
— На каких «моторах» ездил полководец?
— Поначалу возить Жукова по фронтовым дорогам довелось на «эмке» с двумя ведущими осями — ГАЗ-61. Это был прекрасный внедорожник. Но комфортной езду на этой машине назвать было никак нельзя. На ухабах она козликом скакала. А главное, отсутствовало отопление. Зимой, отправляясь в дальнюю поездку, впору было надевать тулуп…
Конечно, негоже в столь суровых условиях генерала армии возить. А тут подвернулся случай сменить генеральского «коня» на более подходящую Жукову по статусу машину. В декабре 1941-го выяснил, что в Москве в одном из спецгаражей простаивают без дела автомобили, брошенные германским посольством при срочном выезде из страны. Мне удалось туда попасть. Среди других легковушек обнаружился полноприводной «Хорьх».
На этом красавце я возил Георгия Константиновича в течение следующих двух лет, но потом, когда немецкий автомобиль поизносился, ему понадобилась замена.
Тогда Георгий Константинович пересел на новенький «Виллис». Американцы поставляли в СССР по ленд-лизу эти внедорожники с открытым кузовом. Однако для Жукова наши умельцы приспособили на заокеанскую машину самодельный фанерный кузов для защиты от непогоды. Впрочем, и это все-таки было чересчур примитивно. Хотелось найти автомобиль, более соответствующий высокому положению Жукова в армии.
Осенью 1944-го начальник охраны Бедов посоветовал выбрать для Георгия Константиновича одну из трофейных машин, оставшихся в гараже немецкого военного атташе в Софии. Я туда поехал и выбрал бронированный «Мерседес». Спустя несколько месяцев именно на этом «Мерседесе» я привез Жукова в только что взятый Берлин.
В те дни в распоряжении маршала были и другие автомобили. Например, хорошо помню, что на торжественную церемонию подписания Акта о капитуляции гитлеровской Германии мы отправились на «Паккарде».
Кроме того, для Жукова держали еще пару лимузинов в Москве — «Бьюик», еще один «Паккард». На них я возил его с аэродрома в Кремль, в Генштаб, на дачу.
Запомнился день 24 июня 1945 года. Вернее, утро этого дня, когда я привез Георгия Константиновича в Кремль за несколько минут до начала Парада Победы. Мы въехали через Боровицкие ворота, пересекли всю территорию. Чтобы маршалу не тратить лишнее время на ходьбу, я его доставил почти к самым Спасским воротам. Там уже держали наготове белого коня, на котором он должен был принимать парад. Увидев Жукова, жеребец к нему радостно потянулся: ведь до того Георгий Константинович несколько дней тренировался в верховой езде, вот животное и успело к нему привыкнуть. Маршал сразу же ловко сел в седло и направил скакуна к выезду на Красную площадь, где уже построились войска. А я отогнал маршальскую машину в помещение гаража особого назначения и, сидя там, слушал трансляцию парада по радио.
По окончании торжественной церемонии отвез Георгия Константиновича на дачу. Он был в явно приподнятом, даже возбужденном состоянии и, помнится, несколько раз спрашивал у меня и у находившегося на заднем сиденье Николая Бедова, как прозвучала его речь с трибуны Мавзолея. Услышав наши одобрительные отзывы, он явно был доволен.
— В те долгие часы, что вы провели в дороге, сидя с Георгием Константиновичем на соседних местах в машине, возникали между вами какие-то неформальные разговоры? Были ли случаи, когда ваше общение с ним выходило за рамки строгой военной субординации?
— Сразу хочу сказать, что о делах военных в поездках разговоров не вели, даже если Жуков приглашал в машину кого-то из военачальников. Если возникала беседа, то на бытовые темы — о погоде, о дороге... Иногда маршал спрашивал попутчика о семье: где, как...
Еще отмечу, что ко мне Жуков всегда обращался на «ты», но обязательно по имени-отчеству, хотя было мне тогда немногим больше двадцати...
Никаких вольностей в поведении он себе не позволял. За те несколько лет, что я у него прослужил, помню лишь один случай, когда Георгий Константинович, что называется, расслабился. Было это на День артиллерии, 19 ноября 1944-го. Георгий Константинович приехал в штаб армии Чуйкова, и, видимо, там его пригласили отметить праздник.
«Отметили» очень хорошо. Во всяком случае, когда пришла пора возвращаться, маршал просто-таки ввалился на сиденье «Мерседеса». Тронулись, едем. И вдруг Георгий Константинович обнял меня со словами: «Саш-шка! Я тебя люблю...» Говорю ему: «Товарищ маршал, не мешайте, а то угодим в кювет!». Жуков отодвинулся и задремал. Об этом эпизоде мало кто знает, хотя начальник охраны Бедов, ехавший с нами, наверняка доложил потом своему начальству из госбезопасности.
— Спецорганы «приглядывали» за прославленным военачальником?
— Еще бы! Почти весь штат «группы обслуживания» во главе с Бедовым состоял из сотрудников госбезопасности. Я ведь тоже имел чин лейтенанта ГБ, хотя и велено было носить для маскировки форму танкиста... А на исходе войны в окружении Жукова появился генерал Серов (в будущем председатель КГБ). Он много времени проводил среди наших штабных работников, среди обслуги. Интересовался поступками, разговорами маршала.
К слову сказать, в первые послевоенные недели Серов, занимая формально пост заместителя Жукова в советской оккупационной зоне, неоднократно пробовал всучить маршалу крупные суммы — якобы для представительских расходов. Сначала 50 тысяч марок, потом 500 тысяч, и наконец заявил, что «товарищ Берия разрешил товарищу Жукову дать столько денег, сколько ему понадобится»! Но Георгий Константинович всегда отказывался.
— В послесоветское время было сделано немало «сенсационных открытий», относящихся к легендарным героям войны и военачальникам. Вот и про Жукова стали говорить, например, что он был верующим человеком, посещал во взятых у немцев городах православные храмы, а в машине всегда возил с собой икону...
— Категорически отвергаю такие «сенсации». За годы нашего с ним постоянного общения Георгий Константинович никогда и ни в чем не проявил себя как верующий человек. Иконы в его автомобиле никакой не было. Хотя церкви в отвоеванных у врага городах действительно порой посещал... Например, когда взяли Ельню, оказалось, что от всего города уцелел только православный храм, все остальные постройки гитлеровцы сожгли. Около этого сохранившегося здания толпилось несколько десятков местных жителей, вот Жуков и велел подъехать к ним, вышел, произнес маленькую речь... Как видите, и намека нет на какие-то религиозные чувства.
— Вы продолжали быть личным шофером Жукова и после Победы. А почему потом расстались? Это была его воля?
— Отвечая на вопрос, начну с того, что летом 1946-го, во время очередной поездки по Москве, маршал удивил меня неожиданным вопросом: «Александр Николаевич, ты Черное море любишь?» Я непонимающе кивнул, а Жуков улыбнулся грустно и говорит: «Ну тогда поехали со мной в Одессу!». Оказывается, национального героя Сталин «удостоил чести» командовать Одесским военным округом!
Там, на юге, я прослужил у Георгия Константиновича еще почти полтора года. Наше расставание произошло не по его и не по моей воле. «Товарищи» из органов постарались.
За годы моей службы у Жукова меня не раз приглашали на беседы в «соответствующие инстанции», и там сотрудники ГБ настоятельно убеждали сотрудничать. Они хотели, чтобы я стал их информатором, доносил о всех разговорах, поступках маршала. Но я отказывался. В итоге терпение у «товарищей с Лубянки» лопнуло, и они решили такого упрямца отправить подальше от Жукова.
В январе 1948-го Георгий Константинович вдруг пригласил меня к себе и огорошил: «Убирают тебя от меня, Александр Николаевич! Отзывают в Москву, в распоряжение отдела кадров МГБ». Вслед за тем упомянул, что написал письмо начальнику Главного управления охраны Власику с просьбой оставить ему опытного шофера Бучина. Однако никакого ответа на свое послание не получил.
Я вынужден был подчиниться и уехал в столицу. Спустя несколько дней, 19 января, вышел приказ о моем увольнении из МГБ «за невозможностью дальнейшего использования».
— Встречаться с Георгием Константиновичем впоследствии вам доводилось?
— Когда в 1957-м Хрущев снял Жукова со всех постов, я решил попробовать встретиться с прославленным полководцем, может, как-то поддержать его... С трудом удалось узнать номер дачного телефона. Позвонил. Георгий Константинович обрадовался, пригласил к себе в гости. Посидели, вспомнили прошлое. Жуков потом перевел разговор на свои нынешние проблемы, посетовал, что Хрущев вбил себе в голову, что он, Жуков, якобы хочет стать первым человеком в стране... «Ты же знаешь, Александр Николаевич, я царем не собирался быть!..» Позднее еще несколько раз приезжал к Георгию Константиновичу, когда получал от него приглашения.