СПРАВКА "МК"
Аксючиц Виктор Владимирович. Философ, богослов, публицист, политик. Родился в 1949 году в селе Вардомичи Молодечненской области Белорусской ССР. Учился в Рижском мореходном училище, служил в ВМФ СССР. В 1978 году окончил философский факультет МГУ.
В 1990–1993 гг. — народный депутат России. Создал и возглавлял депутатскую группу «Российское единство». В 1990–1997 гг. — лидер Российского христианского демократического движения.
В 1997–1998 гг. — руководитель группы советников заместителя председателя правительства России Бориса Немцова. Государственный советник РФ I класса.
— Виктор Владимирович, часть российских монархистов с большим воодушевлением восприняла «первую более чем за 100 лет свадьбу Дома Романовых на родной земле» — цитирую интернет-канал «Царьград ТВ». Но, как справедливо сообщает тот же источник, у некоторых монархистов это событие вызвало совершенно иную, резко негативную реакцию. В чем причина этого конфликта и на какой стороне баррикад находитесь вы?
— Я являюсь убежденным монархистом и, конечно же, надеюсь, что рано или поздно в России возродится монархия. Но я считаю, что Кирилловичи, Мария Владимировна и ее сын, не имеют никаких прав называть себя Российским императорским домом.
— Почему? Вы тоже считаете, что эта династическая линия загрязнена морганатическими браками?
— Да, если строго следовать законам Российской империи, то члены так называемого Российского императорского дома не могут претендовать на трон. Но дело не только в этом.
После совершенно уникального, беспрецедентного в мировой истории террора, предпринятого против Дома Романовых — были физически истреблены все родственники царя, до которых смогли дотянуться большевики, — требовать полной юридической чистоты в этом вопросе бессмысленно.
Понятно, что если мы хотим обрести в качестве монарха кого-то из Романовых, нам придется перешагнуть через многие положения Акта о престолонаследии. В том числе закрыть глаза на какие-то морганатические браки. Невиданный террор оправдывает это.
Но тут встает другой вопрос: что собой представляют претенденты в человеческом, нравственном, духовном, государственном смысле? Насколько они достойны быть наследниками трона Российской империи?
Я много лет наблюдаю за деятельностью этого семейства и давно пришел к убеждению, что они не обладают должными моральными качествами. Поражают их безудержные амбиции, отсутствие всякого чувства меры.
Приведу такой пример: в 1998 году, когда шла подготовка к захоронению останков царской семьи, Мария Владимировна прислала в правительство письмо с требованием, чтобы во время церемонии им был предоставлен особый статус — как Российскому императорскому дому.
То есть их должны были встречать какие-то знаковые лица, они должны стоять рядом с президентом, общаться с ним... Ну и так далее в том же духе. Естественно, правительство ответило, что законных оснований для этого нет. После чего они отказались участвовать в церемонии. На которую, кстати, приехали почти все Романовы.
Я не могу себе представить, чтобы на троне могли оказаться лица, отказавшиеся присутствовать на похоронах своих родственников, семьи российского императора.
И эта амбициозность чувствуется во всем. Чего стоит раздача ими так называемых императорских орденов! Они объясняют свое поведение несением культурной традиции. Ни на что большее, мол, не претендуют. Но все их действия — в том числе помпезное до пошлости венчание — говорят о другом.
Обратите внимание: невеста идет в платье, на шлейфе которого находится российский герб. И этот герб стелется по полу, практически попирается ногами. Но особенно, конечно, возмутило участие в церемонии почетного караула, который может привлекаться только на государственные церемонии. Значит, что бы они ни говорили, они делают заявку на государственный статус.
Это венчание выводит Кирилловичей на новый уровень деятельности. С помощью приближенных фактически создана политическая партия, которая, складывается впечатление, намерена добиваться восстановления монархии, пусть даже ограниченной, символической, — во главе с Георгием Романовым-Гогенцоллерном.
— Ну, что касается размаха торжеств, тут не меньше вопросов к власти. Хотя должностные лица, принявшие решение о выделении почетного караула, привлечены, как сообщается, к дисциплинарной ответственности, осадочек остался. Есть ощущение, что у Российского императорского дома есть неслабое лобби в российских властных структурах. Согласны?
— Согласен. Ордена из рук Марии Владимировны получили, напомню, очень многие высшие государственные чины современной России — министры, депутаты, военачальники, губернаторы, судьи Верховного суда... Хотя я не стал бы все-таки преувеличивать значимость этого лобби. Смотрите: никого из представителей российской власти на этом венчании не было. Как и значимых представителей российского культурного слоя.
Подлинно известных, статусных людей мы не видели. Кстати, из Романовых тоже никто не приехал. Позиция Объединения членов рода Романовых, как мне сообщил Алексей Андреевич Романов — правнук Ксении Александровны, родной сестры Николая II, — остается неизменной: «Организация «Российский Императорский Дом» не действует от имени царствовавшего дома Романовых».
То есть мероприятие при всей его помпезности никак нельзя считать удавшимся. Неслучайно это венчание имело такой негативный резонанс в российском обществе. По сути, оно явилось провокацией, направленной против возрождения монархии в России. Странно, что сами Кирилловичи этого не почувствовали.
— Но зато церковь присутствовала, что называется, по полной программе. Церемонию почтили присутствием не менее десятка архиереев, а чин венчания совершил сам митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий.
— Участие церковных иерархов в этом шоу не делает им чести, говорит о том, что патриархия тоже втянута в политическую игру. Но началось это далеко не вчера. Уже в начале 1990-х церковное руководство стало величать Марию Владимировну в своих официальных обращениях «Ваше Императорское Величество».
Эту практику начал патриарх Алексий II и продолжил патриарх Кирилл — притом что никаких оснований для этого не было и нет. Церковь не является источником власти, не может назначать императоров. Кроме того, решения о поддержке царских амбиций Кирилловичей принимались патриархами единолично, без согласования и консультаций с мирянами и духовенством.
— Парадокс, кстати: внучку и правнука двоюродного брата Николая II они практически моментально, без долгих раздумий, признали наследниками престола, а останки самого Николая II до сих пор не признают.
— Ну, сейчас-то вынуждены будут признать. Но это, безусловно, была позорная глава в истории патриархии. Подчеркиваю — не всей церкви, а отдельных ее иерархов. Когда эти иерархи заявляли, что Русская православная церковь не признает подлинность останков, они подменяли понятия. Не церковь не признавала — не признавали именно они, патриарх Кирилл и его окружение, имея на руках все доказательства подлинности. Точно так же неадекватно и их отношение к императорскому дому.
— Вам самому приходилось общаться с Марией Владимировной или с Георгием?
— Я общался только с Леонидой Георгиевной (Леонида Георгиевна Багратион-Мухранская, мать Марии Владимировны, скончалась в 2010 году. — А.К.). Это было в 1997 году. Я тогда был руководителем группы советников первого вице-премьера Бориса Немцова. Леонида Георгиевна попросила Немцова о встрече — он согласился.
В ходе этой встречи она подняла вопрос о статусе Российского императорского дома. Стала рассказывать, что во многих европейских странах, отказавшихся от монархии, королевские дома тем не менее имеют официальный статус. Что это не претензия на престол, а исторический, культурный феномен.
Она попросила Немцова ходатайствовать перед президентом о том, чтобы такой же статус был придан Российскому императорскому дому. Мол, это облегчило бы их приезд, пребывание здесь и деятельность на благо России. Немцов там же мне сказал: «Виктор, готовь указ президента». Леонида, кстати, тут же пообещала мне дворянство.
— Президент уже был в курсе этих планов?
— Не знаю. Я сам впервые услышал об этом от Леониды Георгиевны. Но я ведь был белой вороной в структурах власти. Немцов сам мне говорил, что все — и Ельцин, и Татьяна Дьяченко, и Юмашев, и Чубайс — выразили недовольство относительно моего назначения. Поэтому я особенно не погружался в эти интриги. Меня просто не ставили о них в известность. Я занимался только поручениями Немцова. Больше всего, конечно же, тем, что было связано с огромной работой по идентификации и захоронению останков императорской семьи.
— Просто тот факт, что Немцов отреагировал так быстро, наводит на мысль, что почва была подготовлена.
— Это как раз ни о чем не говорит. Это было в стиле Немцова: он всегда быстро принимал решения.
— Однако указ, насколько я понимаю, так и не появился. Почему?
— Ну теперь-то уж я могу сказать: это произошло по моей вине. Я стал изучать вопрос и увидел, что ни правовых, ни моральных оснований называть себя Российским императорским домом у этого семейства нет. Да и монахи Оптиной пустыни, куда я периодически ездил, тоже просветили меня в этом отношении.
Словом, я решил, что допустить появления указа нельзя. И устроил провокацию: рассказал об этом проекте на собрании православной общественности, прекрасно понимая, каковы будут последствия.
У большинства российских монархистов уже тогда было резко отрицательное отношение к Российскому императорскому дому, к Марии Владимировне и ее сыну, который, строго говоря, не Романов, а Гогенцоллерн. Поднялся жуткий скандал, и вопрос, как говорится, замяли.
— Что подразумевал статус, о котором хлопотала Леонида Георгиевна?
— Прежде всего официальную регистрацию этой организации, признание ее государством как культурно-исторической институции. Это открывало бы возможности для взаимодействия с различными государственными инстанциями и с общественными организациями, для выхода с различными инициативами.
Кроме того, Леонида Георгиевна прямо сказала, что они рассчитывают получить какое-то здание в качестве официальной резиденции. Кстати, встреча проходила на госдаче, предоставленной им в пользование на время их визитов в Россию. В первом приближении все это выглядело довольно безобидно. Но кто знает, как бы потом повернулось дело.
— По слухам, в тот период всерьез рассматривалась и возможность полномасштабного восстановления монархии. Якобы был план сохранения Ельцина у власти в качестве регента при малолетнем наследнике Георгии. Это всего лишь слухи?
— Мне тоже приписывали участие в этом кремлевском проекте, приходилось встречать подобные публикации. Заявляю: я не имел к этому никакого отношения.
— Но проект все-таки существовал?
— Точной информации у меня нет. Но судя по тому, что нам известно, такой проект существовал. Наряду с другими проектами. После президентских выборов 1996 года Ельцин и его окружение, находясь в состоянии паники — они же понимали, что не выиграли эти выборы, знали истинное отношение к президенту в народе, — рассматривали различные варианты передачи власти в подконтрольные им руки.
— То есть это был один из запасных планов?
— Скорее всего, да.
— Как вам кажется, за прошедшие годы Россия отдалилась или приблизилась к восстановлению монархии?
— Сложно сказать. Идут процессы и pro, и contra. С одной стороны, число сторонников монархии постепенно растет — и в правящем слое, и в народе в целом. А с другой — деятельность Марии Владимировны и ее семейства, дискредитирующая саму идею монархии. «Это и есть наши будущие цари? — спрашивают себя люди. — Нет уж!»
Но в целом, думаю, мы, хоть и медленнее, чем хотелось бы, все-таки движемся вперед. Чем больше в правящей элите и в обществе возрождается то, что я называю национальным самосознанием, тем быстрее растет понимание того, что наиболее органичной для России формой государственности является монархия.
— Трудно рассматривать идею монархии абстрактно, отдельно от личности монарха. Если не Кирилловичи, не Мария Владимировна с Георгием, то кто? Какие еще есть варианты?
— Кроме Кирилловичей есть и другие Романовы. Всего около ста человек, разбросанных по всему миру. Потомки Николая I, Александра II, Александра III... Поскольку, повторяю, в результате большевистского террора Российский императорский дом был в значительной мере истреблен, при поиске кандидата на престол следует учитывать не только наследственные, но и моральные, духовные моменты.
Абсолютное большинство Романовых даже не говорят по-русски, практически полностью ассимилированы. Степень их незнания России, отчуждения от страны совершенно запредельная. Одна из представительниц рода, присутствовавшая в 1998 году на захоронении останков царской семьи, впоследствии рассказывала, что когда их попросили встать у стен Петропавловского собора, чтобы сфотографировать, она испугалась: не будут ли их сейчас расстреливать? Это факт. Но в этой массе могут быть свои исключения.
— Вам известны эти исключения?
— Я не буду называть имена, чтобы не давать повода для мифологии. Но знаю, что такие есть. Это достойные молодые люди, которых вполне можно рассматривать как кандидатов на престол. Но только, подчеркиваю, как кандидатов, а не как готовых претендентов. Процедура тут должна быть такой же, как в 1613 году, когда учреждалась династия: выборам царя на Земском соборе предшествовали достаточно длительные поиски достойного кандидата.
— Насколько я знаю, некоторые российские монархисты видят будущим монархом нынешнего Президента России. Как вам такой сценарий?
— Ну, если бы вопрос о выборе царя встал прямо сейчас, то я бы сказал, что президент Путин — наиболее оптимальная кандидатура.
— Насколько реален, на ваш взгляд, этот вариант?
— Отвечу так: он маловероятен, но реален. Дело в том, что мы, я имею в виду все человечество, переживаем в настоящий момент глобальный исторический слом. Мы совершенно не знаем, что будет завтра, тем более послезавтра. Все может быстро измениться — так же, как 30 лет назад, в 1989–1991 годах. Помните, как это было? Стремительно менялись обстоятельства, стремительно менялись люди, их сознание.
Сейчас мы приближаемся к периоду такой же турбулентности. Нельзя исключать, что ситуация сложится таким образом, что единственным вариантом спасения российской государственности будет учреждение монархии с утверждением в качестве монарха Владимира Путина.
— Трудно спорить с убежденным монархистом о пользе монархии, но все же попробую. В своей работе «Уроки прошедшего для будущего. О грядущей государственности России» вы выдвигаете такие аргументы в пользу возврата к монархической форме правления: «Местное и общественное самоуправление отсутствует... Суды, бюрократия и силовики коррумпированы... Президентский режим держится на харизме Владимира Путина...» Не свидетельствуют ли перечисленные вами неустройства как раз об обратном — о том, что нам не хватает демократии?
— Ну, мы с вами вот уже 30 лет, с 1991 года, прививаем западный образец демократии. И совершенно безуспешно. Вообще все западные «прививки» были гибельными для России, начиная с так называемого прорубания Петром «окна в Европу». Никакого «окна» на самом деле он не рубил. Оно было прорублено еще его отцом и дедом.
Но Петр сделал другое — упразднил традиционные русские формы народного самоуправления, установив абсолютную монархию западного образца. С Петра I императору принадлежала вся полнота государственной власти — законодательной, исполнительной, судебной, военной и религиозной. Вся элита, весь правящий слой с рождения говорили на иностранных языках и ориентировались на Европу.
Все это в итоге привело к катастрофе 1917 года. И результат нынешнего «прививания», если этот процесс вовремя не остановить, будет, боюсь, точно таким же.
— Но сейчас-то у нас далеко не демократия западного образца. Нет ни реального разделения властей, ни сменяемости власти. Как можно утверждать, что блюдо плохое, если мы его толком даже не попробовали?
— Настоящую демократию не попробовали пока по большому счету и западные страны. Давайте вспомним последние президентские выборы в Америке, то, что там творилось во время голосования и после него. Это демократия?! Демократией в этом ее оазисе называют бесконечную борьбу пауков в банке, перманентное противостояние двух олигархических партий: национальной, республиканской и транснациональной — демократической. Демократия на Западе — это фиговый листок на олигархическом режиме. Вы это предлагаете заимствовать?
— Как говорил Черчилль, демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных. В демократической системе если руководитель оказывается не на высоте положения, его меняют, система обновляется и остается более-менее стабильной. А государство с единовластным правителем, как бы он ни назывался — царь, генсек, президент или фюрер, — в этом случае просто рушится. Мы неоднократно проходили это в XX веке, и есть ощущение, что уроки на этом не закончились. Что мы, как у нас любят говорить, можем повторить?
— Ну, династия Романовых просуществовала все-таки 300 лет. И непосредственной причиной ее краха стала очередная западная «прививка» — попытка внедрить многопартийную парламентскую демократию. Еще раз говорю: европейская, североамериканская и подражающие им модели государственного устройства являются не демократическими, а олигархическими. Может быть, там действительно более жизнеспособны олигархические режимы. Но в России, как показывает история, более устойчивы авторитарные.
Да, в монархической системе действительно много зависит от личности монарха. Поэтому, я считаю, что нам нужна не просто монархия, а то, что Иван Солоневич называл народной монархией, — форма правления, сочетающая наследственную монархию и народное представительство, широчайшее местное и общественное самоуправление. Об этой модели государственного устройства я подробно рассказываю в своей процитированной вами работе.
Эта модель предохраняет как от опасностей, связанных с единоличным правлением, в том числе от роковых случайностей династического наследования, так и от произвола общественных стихий. Иными словами, защищает страну и от тирании, и от слабого монарха, и от охлократии.
— Вам не кажется, что эта идеальная, народная монархия — такая же утопия, как и идеальная, не замутненная олигархическими «разборками» демократия?
— Нет, конечно. Это нельзя назвать утопией хотя бы потому, что похожая модель существовала в нашей истории, в допетровской Руси. До Петра I цари согласовывали свои решения с высшей аристократией, Боярской думой, и народным представительством, Земским собором. Очень высок был и уровень развития местного самоуправления.
— То есть вы предлагаете, так сказать, вернуться к истокам?
— Я, разумеется, не предлагаю полностью воспроизвести эту историческую модель. Это было бы невозможно. Я предлагаю концепцию, основывающуюся на работах известных исследователей российской государственной традиции, которая учитывает опыт всех периодов нашей истории и отвечает вызовам и требованиям современной эпохи.
— Неужели вы действительно верите, что это осуществимо?
— Я уверен, что мы к этому придем. Лишь народная монархия, по моему глубокому убеждению, может обеспечить стабильное развитие России.