Ашрафи училась в Ташкенте, но уже два года как вернулась домой. После учебы работала в Кабуле, но где именно – не говорит: боится.
– Сейчас талибы шерстят по Интернету, пытаясь понять, кто работал на «врагов и оккупантов», чтобы их наказать, – поясняет моя собеседница. – Конечно, все пытаются замести следы: уничтожают контракты на работу, аккаунты в соцсетях, контакты американцев и европейцев. Мне тоже пришлось удалить страничку, хотя очень жалко: столько фоток пропадет!
– А я слышала, что талибы – это дикие люди, которым религия запрещает не только Интернет, но даже обычный телефон!
– Это заблуждение. Конечно, среди рядовых боевиков есть даже неграмотные, они все проходят через пакистанские религиозные школы, а это по сути военно-полевые лагеря. Но в верхушке у них есть люди с блестящим западным образованием и высокопрофессиональные айтишники. Поэтому никто у нас Интернет не вырубает, как пишет западная пресса. Все провайдеры работают, ведь Сеть нужна самим талибам, они с ее помощью усыпляют бдительность мировой общественности. Сами в тряпки завернуты, а под ними – самые дорогие модели американских смартфонов и такие сканеры, какие нашей полиции даже не снились.
– Зачем сканеры?
– Считывают отпечатки пальцев и сверяют по базе со списком сотрудников спецслужб, работавших на Гани, который им уже кто-то любезно предоставил (действительно, в СМИ появились новости об утечке биометрической база данных, которую в Афганистане использовали американцы. – Авт.). А также тех, кто сотрудничал с американскими военными или просто состоял с ними в добрых отношениях. Всех, короче. Американцы 20 лет тут базировались, и некоторые их специалисты все эти 20 лет прожили в Кабуле, обзавелись домами, семьями.
– Неужели женились на афганках?
– Нет, это очень редко. Но в нашем районе (один из самых фешенебельных в Кабуле. – Авт.) многие их дети выросли вместе с нашими, американские дети болтают на дари (афганский фарси, похожий на таджикский. – Авт.) или на пушту, а афганские – по-английски. Сейчас новая власть «облака» в Сети шерстит, ищет «сотрудничавших и друживших».
По словам моей собеседницы, бежавшие из Кабула американские боссы пытаются помочь своим экс-сотрудникам, но только советом: напоминают, что лучше уничтожить все следы взаимодействия. Причем не только если афганец или афганка работали, скажем, менеджерами торговой компании или переводчиками у иностранцев, но даже если они приходили в их офис рано утром до прихода сотрудников со шваброй, чтобы помыть пол.
– А уборщики чем помешали? Они, по мнению захватчиков, могут быть завербованы западниками?
– Ну что вы, нет, это чаще всего пожилые женщины, не умеющие даже читать. Но в глазах «Талибана» они все равно предатели, погрязшие в разврате прислуживания шайтану в лице американцев.
– В наших новостях прозвучало, что афганские женщины уже вышли на демонстрацию за свои права и захватчики ее не разогнали.
– С воскресенья с улиц исчезли все женщины! И даже нарисованные: хозяева магазинов замазывают витрины, в которых есть фото моделей с оголенными частями тел. И даже без оголенных: в их учении фото вообще запрещены, любые.
Лично я не помню предыдущий приход талибов, мне было всего 5 лет. Но моя семья тогда сразу бежала через Пакистан в Европу, потом мы еще в Узбекистане жили, а домой вернулись только в середине нулевых. И жутких рассказов родителей мне вполне достаточно, чтобы не заблуждаться насчет тех, кто нас захватил.
Если было видео с женской демонстрацией, то, может, они женщин заставили или подкупили знакомых — точно не скажу, не знаю, но среди нормальных женщин дур нет, чтобы на улицу выходить. Хотя лично мы, в нашем районе, никаких «массовых казней» и «похищений несовершеннолетних девочек из домов», о которых пишет западная пресса, не наблюдали, но у нас даже за хлебом и продуктами сейчас выходят только мужчины. Собственно, в нашем районе только пекарни и работают. Еще фруктовые развалы и два «супера». Возле них мужчины встречаются и обсуждают новости, а потом нам приносят.
– А женщины все по домам сидят? И что делают?
– Ну перед телевизором теперь не посидишь, там с утра до вечера поет мулла. Работа встала. Ну вот интернет есть, сплетничаем сидим, планы строим...
– Такое ощущение, что вы не напуганы?
– Честно? Я очень напугана! Как и мои родители! Но у нас есть план и паспорта. Можно я подробности не буду пока говорить, а то вдруг еще сорвется? Но нам легче. У нас есть паспорта, узбекские визы, машина и родня на узбекской стороне. Если все пойдет по плану, то скоро мы с ней увидимся. Хуже бедным, у кого нет паспортов и денег. Чтобы легально пересечь границу, даже пешком, нужен паспорт, а сделать его стоит от $500, для местных это громадные деньги.
– Правда ли, что в Фарьябе (провинция на афгано-туркменской границе. — Авт.) боевики убили мать четверых детей за то, что она отказалась готовить им еду? А в Тахаре (провинция на афгано-таджикской границе. — Авт.) за то, что вышла без хиджаба?
– Это далеко от нас, так что проверить я не могу, а в Интернете правду от выдумок не отличишь. Про афгано-туркменскую границу я точно знаю одно: официально через нее наших беженцев не пропускают. У нас есть знакомая семья, у них родня в Серхетабаде (город на юге Марыйского велаята Туркменистана в 4 км от афганской границы). У них и паспорта есть, через афганскую границу их выпустили, а через туркменскую не впустили, пришлось назад идти.
Какой-то проводник предлагал их за $100 перевести в пустынном месте (кроме одного КПП, афгано-туркменская граница – это более 800 км в безжизненной пустыне). Но они испугались, у них дети, а родственники с той стороны говорят, что каждую ночь подскакивают от стрельбы в пустыне.
Читайте интервью «Сестра талиба: «Они боятся женщин»