В своем недавнем интервью моей уважаемой коллеге из «Коммерсанта» Елене Черненко директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин выдал одну очень точную и важную формулировку: «У нас существует относительно стабильный политический режим, но его устойчивость в решающей степени зависит от способности первого лица легитимировать политическо-экономическую систему в глазах большинства населения и одновременно являться непререкаемым арбитром во внутриэлитных спорах. Эта способность, однако, не передается вместе с постом президента». В этой последней фразе Тренина — «не передается вместе с постом президента» — и заключена вся соль.
Почему, как вы думаете, Украина старательно тянет время и ничего реально не предпринимает для вывода из тупика кризиса в Донбассе? Потому, что киевские политики «пересиживают Путина». В украинской верхушке действуют в рамках следующей логики: нынешнего Президента РФ мы не додавим и не переиграем. Но Путин не вечен. Рано или поздно он уйдет, и тогда Россия вполне может скатиться в смуту. Конечно, она может в нее и не скатиться. Но, учитывая всю предыдущую российскую историю, шансы на смуту весьма высоки. Поэтому будем сидеть и ждать у моря погоды — или, если быть более точным, пересменки в Кремле.
Мысль «после Путина вполне может быть новая смута» прочно сидит в подкорке и у российской элиты. И поэтому устами Володина она выдает свой политический рецепт: «Нам всем необходимо сделать все, чтобы он оставался нашим президентом как можно дольше. При нем Россия станет еще сильнее, люди будут жить лучше, без потрясений и войн. А если даже возникнут проблемы, как сейчас с санкциями, то мы пройдем их намного менее болезненно, чем в предыдущие периоды нашей истории».
Верю, Вячеслав Викторович, однозначно верю — но в то же самое время недоумеваю. Чуть дальше вы сказали про Путина: «Он много делает для страны, и вряд ли кто-то может быть более эффективным президентом, чем он». Мое связанное с этими словами спикера недоумение состоит в том, что, как и все остальные, Путин — это всего лишь человек. В силу хотя бы того, что люди не могут жить вечно, ВВП рано или поздно покинет пост президента. И что тогда? Неужели самые лучшие годы в истории России останутся позади? Неужели нас не ждет еще более светлое будущее? И точно ли сам Владимир Владимирович желает именно такой судьбы для нашей страны?
Задавая все эти риторические вопросы, я открываю себя для обвинений в словесной эквилибристике. Виноват, Вячеслав Викторович, есть такое. Как очень опытный политический игрок, вы выразились очень аккуратно: «Сегодня в мире политика сильнее Путина нет». Это фигуральное «сегодня» рано или поздно закончится, а в метафорическом «завтра» в России вполне могут появиться политики, которые как минимум будут «равновеликими ВВП». Но вот ключевой вопрос современной российской политики: когда именно наступит искомый рубеж между условными «сегодня и завтра»?
В частных разговорах в Кремле говорят, что Путин не собирается быть пожизненным президентом и ждет лишь момента, когда передача верховной власти не будет угрожать стабильности страны. И снова я, безусловно, в это верю. Но наступит ли в принципе подобный идеальный момент? Вернемся, например, в 2008 год. В момент перехода президентских полномочий от Путина к Медведеву в мае того года горизонт российской политики казался безоблачным. Но уже в августе в результате авантюры Саакашвили и войны с Грузией все заволокло грозовыми тучами. Еще через несколько недель и вовсе начинается ураган в виде мирового экономического кризиса.
Можно, разумеется, сказать, что 2008 год в плане потрясений выдался особо невезучим. Но закон падающего бутерброда никто не отменял. Политическая ситуация в долгосрочной перспективе всегда развивается по принципу «покой нам только снится». Одни опасные вызовы и угрозы уходят в прошлое, но на смену им приходят новые — неожиданные, непредсказуемые, но не менее опасные. И что же России делать — цепляться за Путина как можно дольше? Но ведь это «как можно дольше» тоже когда-нибудь закончится. И что тогда? А вот тогда нам все скажет Путин. Но вот что именно — этого, как я подозреваю, пока не знает даже сам Вячеслав Володин.