«Расшифруем» приведенные цифры. Печальную весть о кризисе с рабочими руками в строительстве озвучил в марте этого глава Минстроя России Ирек Файзуллин. «Большое число строителей, которые приехали из ближнего зарубежья, в связи с коронавирусом вынуждены были выехать, — заявил министр. — В ручном управлении мы завозим строителей, но массовый механизм пока отрабатывается, чтобы обеспечить ввоз. Нам еще как минимум 1,2 миллиона нужно возместить на стройках».
В свою очередь директор ФСИН Александр Калашников сообщил о готовности уголовно-исполнительной системы подставить плечо экономике: «Мы реально можем предоставить... Среди лиц, которые содержатся... 188 тысяч имеют право на такое исполнение наказания, как принудительные работы... Это будет не ГУЛАГ, это будут абсолютно новые достойные условия, потому что этот человек уже будет трудиться в рамках общежития или снимать квартиру... получать достойную зарплату».
Ну, насчет достойной зарплаты и прочих достойных условий Калашников, пожалуй, погорячился. Ведь если создать на стройках по-настоящему достойные, конкурентные условия труда, то дефицита рабочих рук не было бы. Не то что мигранты, а и свои на такую работу валом повалят.
Кстати, о своих: по данным Росстата, уровень безработицы в стране составляет сегодня 5,4 процента, в отдельных регионах доходя до 30 и более процентов. Общая численность безработных оценивается статистическим ведомством в 4,1 миллиона. Независимые эксперты уверены, что на самом деле число «неприкаянных» намного выше.
Проблема мнимого кадрового дефицита возникла как раз из-за того, что ни на создание «достойных условий» для рабочего люда, ни на сокращающую трудовые затраты современную технику у соответствующих субъектов хозяйствования денег нет. Остались, судя по всему, лишь на лоббирование своих интересов.
С похожими проблемами страна столкнулась 90 лет назад — в начале эпохи индустриализации. По мнению исследователей, именно экономические нужды явились определяющим фактором создания опутавшей страну сети лагерей, окрещенной Александром Солженицыным в его бессмертном произведении «архипелагом ГУЛАГом» (ГУЛАГ — главное управление исправительно-трудовых лагерей НКВД, а затем МВД СССР).
«Реализация планов ВКП(б) в 30-х гг. требовала концентрации все больших ресурсов (в том числе и трудовых) на строительстве крупных промышленных и транспортных объектов, — пишут авторы справочника «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР: 1923–1960». — Меняющаяся экономическая ситуация в стране была объективной основой серии реформ в системе мест заключения 1929–1941 гг.».
Начало реорганизации положило постановление Совета народных комиссаров СССР от 11 июля 1929 года «Об использовании труда уголовно-заключенных».
«Осужденных судебными органами Союза и союзных республик к лишению свободы на сроки на три года и выше передать и передавать впредь для отбытия лишения свободы в исправительно-трудовые лагеря, организуемые ОГПУ, — гласит этот документ. — ОГПУ для приема этих заключенных расширить существующие и организовать новые исправительно-трудовые лагеря (на территории Ухты и других отдаленных районов) в целях колонизации этих районов и эксплуатации их природных богатств путем применения труда лишенных свободы».
После этого-то все и завертелось. Если к началу 1930 года численность «контингента» исправительно-трудовых лагерей и колоний составляла около 100 тысяч человек, то к 1935 году она превысила 700 тысяч, а к 1938-му преодолела 2-миллионную отметку. Абсолютный максимум был достигнут в 1950 году: на тот момент в системе ГУЛАГа трудились 2,6 миллиона заключенных, а общая численность лишенных свободы превышала 2,8 миллиона.
По оценке историков, за время существования «архипелага» через его «острова» прошли около 20 миллионов человек. За эти годы силами зэков было освоено около 10 процентов капиталовложений в капстроительстве. В целом ряде отраслей значение подневольного труда было еще выше. На узников ГУЛАГа пришлось, к примеру, 15 процентов лесодобычи, 33 процентов добычи золота, 70 — олова, 100 процентов — золота.
Советский опыт, доказывающий, что нет таких проблем с нехваткой рабочих рук, которая не могла быть решена с помощью отечественной юстиции, заставляет с некоторой, мягко говоря, настороженностью отнестись и к нынешним планам «замещения».
Тут ведь стоит только начать — дальше настроенная и мотивированная соответствующим образом система «сама пойдет». Не остановишь. Как говорил в свое время товарищ Сталин, критикуя неизжитую практику досрочного освобождения осужденных: «Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо».
И пропагандисты, брошенные на информационное сопровождение проекта, не только не развеивают, а лишь усугубляют эти опасения. Скажем, колумнистка известного государственного информагентства в своей наделавшей шуму статье, вместо того чтобы показать принципиальные различия между нынешней затеей и советской практикой, нашла, напротив, многочисленные — и весьма радующие ее! — родственные черты. Что явствует уже из первоначального варианта заголовка: «В России готовятся возродить ГУЛАГ».
После того как разгорелся скандал, заглавие заменили на менее вызывающее: «Российские заключенные заработают на квартирах». Но содержание осталось тем же — колумнистка-пропагандистка убеждает читателя, что ничего страшного в «возрождении ГУЛАГа» нет, поскольку ничего ужасного не было и в самом ГУЛАГе. Мы, мол, находимся в плену «страшилок» и «навязанных нам мифов».
«Нельзя забывать и общий уровень жизни в Советской России после Гражданской войны, — просвещает аудиторию памятливая госпожа Никифорова. — Для столичных интеллектуалов, для бывших купцов и кулаков лагерные нары были зачастую кошмаром. А вот для крестьянина-бедняка, для городского люмпена, для беспризорника — людей, которые буквально голодали всю свою жизнь, — трудовой лагерь предоставлял еду три раза в день, теплое жилье и какую-никакую медпомощь...
На стройках века бывший уголовник получал высокооплачиваемую рабочую специальность, которая была ой как востребована во времена индустриализации. Да, для элитариев ГУЛАГ представлял неприятный контраст с «Асторией» и «Метрополем», но для сотен тысяч простых людей он становился... социальным лифтом».
Что тут скажешь? «Гвозди бы делать из этих людей...» Перед таким уровнем «политической зрелости» меркнут все вербальные средства убеждения. Посоветовать автору перечитать — вернее, прочитать, поскольку книг этих она явно еще не открывала, — «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, произведения того же Солженицына? Так наверняка будешь «послан лесом». Все это, мол, мифы, страшилки и русофобия.
Не убедят, скорее всего, даже братские могилы на месте бывших сталинских лагерей — наглядное подтверждение тому, что ГУЛАГ и впрямь служил «лифтом». Возносящим, правда, не в вышележащие социальные страты, а прямиком на небеса: по официальным данным, с 1930-го по 1956 год умерли 1 миллион 607 тысяч заключенных.
Но больше все-таки беспокоит не превратное отношение к прошлому, а будущее. «Такое впечатление, что оголтелая критика всего и вся — особенно с упоминанием Сталина и ГУЛАГа — сводится к тому, чтобы затормозить развитие нашей страны», — тревожится колумнистка Никифорова. Колумнистка, в принципе, права: «оголтелым критикам» действительно очень не хочется, чтобы страна шагала в том направлении, за которое ратуют Никифорова и Ко.
В отличие от Никифоровой и Ко, критикам слышится в этой поступи не бодрая песнь про летящий вперед паровоз, а куда более минорный мотив. Напоминающий известную композицию Криса Ри «The Road to Hell» («Дорога в ад»). Впрочем, если остановкой в первом случае мыслится «возрожденный ГУЛАГ», то существенной разницы между этими маршрутами, пожалуй, нет.