Про «Артдокфест» и его перманентные беды россиянам, увлекающимся кинематографом в жанре нон-фикшн, разумеется, хорошо известно. Но, учитывая, что круг этих граждан не так чтобы сильно широк, поясним: «Артдокфест», международный фестиваль авторского документального кино, появился на свет в 2007 году. В этом году показы предполагалось провести в трех городах: в начале апреля – в Санкт-Петербурге и Москве; в конце апреля и начале мая – в Риге.
И вот петербургская часть программы полностью сорвана. 3 апреля Роспотребнадзор опечатал залы Дома кино, лишив фестиваль его главной питерской площадки. «Конечно же, никакой политики, – иронично прокомментировал действия чиновников президент фестиваля Виталий Манский. – Роспотребнадзор с полицией определили, что расстояние между зрителями критично». Видимо, оно значительно более критично, чем на некоторых государственных мероприятиях.
Ну а вторая площадка, Открытая киностудия «Лендок», вышла из игры сама. Честно заявив: «Мы приняли решение об отмене показов программы Artdocfest – во избежание провокаций и закрытия нашего культурного центра. Приносим искренние извинения зрителям».
Да и в Москве дела у «Артдокфеста» не слишком веселы: «под давлением обстоятельств» организаторы вынуждены были снимать с показа один фильм за другим. «Смотрите, как монолитно и агрессивно выстраивается линия нападения на фестиваль: националисты SERBа, полиция, сотрудники Роспотребнадзора, представители нынешней чеченской власти, – возмущается Манский. – Ощущение, что фестиваль проходит в ощерившемся враждебном окружении».
Корень проблем «Артдокфеста» виден, что называется, невооруженным глазом: фильмы, которые на нем показываются, дают картину мира, резко отличающуюся от картинки гостелеканалов. «Свернуть, запретить Артдокфест – это все равно что заколотить последнее окно с чистыми стеклами, через которое мы хоть что-то могли рассмотреть», – считает журналист, доцент НИУ ВШЭ Светлана Сорокина, входившая состав жюри фестиваля в 2011 году. И с этим образом вполне можно согласиться.
Ну, с той поправкой, что имеются все-таки, справедливости ради, и кое-какие другие оконца. Но то, что таковых все меньше (а оставшиеся – все мутнее), – бесспорный факт. С ограничениями политической природы сталкиваются сегодня все уголки творческой сцены: и кинематограф, и театр, и литература с книгоизданием, и даже – уж поверьте на слово! – пресса. Не говоря уже о сцене собственно политической.
При этом истинные мотивы запретов практически никогда не называются. Ибо истинные мотивы совершенно несовместимы с действующей Конституцией. Даже ее исправленная в прошлом году версия категорически запрещает цензуру, установление единой государственной идеологии и гарантирует каждому свободу мысли и слова.
Возможно, когда-то этот камуфляж и имел смысл, но сегодня расхождение между нормами Основного закона и жизнью столь вопиюще, что игра в свободы уже никого не может обмануть. Лишь раздражает. Причем раздражает уже, похоже, и самих слуг народа.
Неслучайно в коридорах власти все чаще раздаются призывы ввести цензуру «настоящим образом», де-юре. Последний по времени – страстная речь сенатора Ольги Ковитиди на недавнем «круглом столе» в Совфеде. Этот крик души стоит того, чтобы привести его полностью:
«Мы сегодня просто-напросто, ну, как орлы без крыльев. Мы не можем сегодня реализовывать все то, о чем мы говорим, без надлежащей информационной политики. Вот у меня четверо детей. И все четверо у меня находятся сейчас в наших социальных сетях. Я у них забираю телефоны, чего-то лишаю. Но так или иначе сегодня тиктоки и непонятные каналы, которые мы сегодня не можем контролировать, формируют будущее поколение России. Цензура – этого слова все мы боимся. Нужна ли цензура в государстве Российском? Пусть она непопулярна, но она нужна. Именно в той части, которая будет противоречить национальным интересам и здоровому воспитанию будущих поколений».
Несколько удивляет, правда, что власть все еще ощущает себя бескрылой в этом отношении. Но сенатору, конечно, видней. Если уж в Моссовете, ну, в смысле в Совете Федерации возникают проблемы с увлечением отпрысков неподконтрольными источниками информации, то что тогда говорить об остальной стране?
Есть, безусловно, есть еще резервы для закручивания гаек. И, пожалуй, можно согласиться с тем, что без легализации цензуры закрутить гайки до конца – так, чтобы не осталось никакого просвета и продыху, ничего несанкционированного, неподконтрольного, – трудно.
Но нельзя не видеть еще одну очевидную проблему для чиновного люда от сохранения цензуры в ее нынешнем, неузаконенном виде. Назовем ее морально-психологической. Хотя для кого-то, возможно, она приобрела уже медицинский масштаб. Ведь, если подходить к этой теме всерьез, без иронии или цинизма, запросто может поехать крыша.
Одновременно приходится преследовать взаимоисключающие цели. Характерный пример – принятое 27 января этого года заявление Совета Федерации «в связи с нарушением принципа свободы слова глобальными американскими интернет-компаниями».
«Сенаторы Российской Федерации, – говорится в этом примечательном документе, – считают недопустимой позицию американских интернет-компаний, которые подвергают жесткой цензуре неугодные политические мнения, при этом не выполняя свои обязательства по борьбе с распространением недостоверной информации, в том числе активно стимулирующей российских граждан принимать участие в несанкционированных протестных акциях».
То есть в одном и том же предложении заокеанские сетевые корпорации обвиняются сенаторами: а) в политической цензуре; б) отсутствии политической цензуры.
В знаменитом романе-антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла способность одновременно держаться двух противоположных убеждений названа «двоемыслием». Это краеугольный камень созданного фантазией автора государства-монстра: «Верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь... логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия – блюститель демократии... Двоемыслие – душа ангсоца, поскольку партия пользуется намеренным обманом, твердо держа курс к своей цели, а это требует полной честности».
Впрочем, даже в оруэловской Океании далеко не всем чиновникам удавалось овладеть этой изощренной системой мышления. Нашим же слугам народа это, пожалуй, и вовсе не дано. Нет, когда они говорят о необходимость все более жесткого отпора «тлетворному влиянию» и «идеологическим диверсиям», это еще выглядит более-менее естественно.
Хотя и в этом случае нет-нет да и мелькнет подозрение, что имярек озвучивает не свои мысли, а заложенную в него кем-то программу. Как герой щедринской «Истории одного города» Дементий Брудастый – градоначальник, у которого вместо головы имелся органчик, исполнявший две «нетрудные музыкальные пьесы»: «Не потерплю!» и «Разорю!».
Но когда же эти господа начинают распинаться, убеждая в своей приверженности демократии и гласности, в искренность их не верится, как модно сейчас говорить, от слова «совсем». У некоторых страдания от выдавливания из себя «инородных» идеологем нарисованы прямо на лице. Прямо чувствуешь: и рад бы человек сказать что-то более близкое сердцу – на худой конец промолчать, – а нельзя. Надо, Федя, надо!
А ведь ко всему эта ложь во спасение реноме власти крайне вредна и с точки зрения спасения души. Ну, если считать, что традиционные ценности для нас все-таки что-то значат, что Бога в Конституцию мы поместили не ради красного словца.
Теме лжи посвящена немалая часть Священного Писания – как Ветхого, так и Нового Завета: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего... Кто говорит ложь, не спасется... Лучше вор, нежели постоянно говорящий ложь... Всякая неправда есть грех... Мерзость пред Господом – уста лживые... И не войдет в него <Царство Небесное> ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи...» И прочая, и прочая, и прочая.
Чем, как не произнесением «ложного свидетельства на ближнего твоего», то есть нарушением девятой заповеди Божьей, является преследование оппозиционных политиков, общественных активистов, журналистов, деятелей культуры под надуманными, не имеющего ничего общего с истинными мотивами предлогами? Разве не «мерзость пред Господом» – уста, которые втайне дают указания приструнить «зарвавшихся писак», а публично поют осанну свободе слова?
В общем, пора, давно пора покончить с богопротивным, несовместимым с райскими кущами двоемыслием. Перестать притворяться и официально возродить Главлит. Благо еще живы и бодры многие ветераны советского цензурного ведомства, и они, конечно же, с радостью поделятся административным опытом.
Ну и до кучи дополнить УК современными аналогами статьей «Антисоветская агитация и пропаганда» и «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Чтобы было совсем уж по-честному.
Нет, теоретически рассуждая, поправить дело можно и другим способом – приблизить практику к конституционным стандартам. Так оно вышло бы даже богоугоднее. Но к чему мечтать о несбыточном? Неслучайно же возникла такая пропасть между Конституцией и реальностью. Значит, что-то в нынешней системе власти мешает претворению в жизнь норм Основного закона. Что-то совершенно непреодолимое.
Ситуация чем-то напоминает старый анекдот: «Сколько денег нужно, чтобы превратить студенческую общагу в публичный дом?» – «Две копейки. Чтобы позвонить туда и сказать: «Переходим на легальное положение».