СПРАВКА «МК»
Николай Александрович Шахов родился 10 апреля в 1931 году в Юринском районе Республики Марий Эл. Окончил Казанский химико-технологический институт имени Кирова по специальности «инженер химик-технолог». Работал в Перми в НИИ-130, занимался разработкой твердотопливных ракетных двигателей. С 1967 по 1991 год в оборонном отделе ЦК КПСС. В должности заместителя заведующего оборонным отделом ЦК КПСС курировал вопросы создания новых видов вооружений. В этот период армия и флот получили, в частности, ракетоносцы Ту-160, истребители МиГ-29 и Су-27, стратегические ракеты РС-20 «Сатана», авианесущие крейсеры и атомные подводные — носители ядерного оружия.
— Николай Александрович, система управления оборонной промышленностью сильно изменилась?
— Судите сами. В СССР было 9 оборонных министерств. Сейчас — ни одного. Осталась Военно-промышленная комиссия, которую возглавляет президент Путин. Но я не уверен, что в нынешнем виде она способна решать те задачи, за которые отвечала Военно-промышленная комиссия (ВПК) Совета министров СССР. Тогда ВПК координировала работу оборонных министерств, Минобороны, Госплана, Академии наук, а также отраслевой науки. Оборонный отдел ЦК госорганы не подменял, занимался в основном подбором кадров. Как результат — мы были первыми в космосе, в ряде других военных направлений.
— Удается следить за оружейными новинками последнего времени?
— Конечно. Тем более мне есть с чем сравнивать. Мне это интересно.
— Какое новое оружие, на ваш взгляд, можно считать прорывным?
— Прорывным можно считать оружие, которое создавалось у нас еще в советские годы. Сейчас то оружие в основном модернизируется. Прежде всего за счет улучшения характеристик управляемости, точности попадания, поскольку в нынешнее время уровень электроники совсем другой, чем тогда, когда я занимался проблемами разработки новых видов оружия, особенно ракетного.
Все новшества абсолютно справедливы и уместны. Среди современных разработок я бы выделил как очень перспективные и наиболее подходящие для Министерства обороны реактивные системы залпового огня, высокоточное оружие. Мощность боезаряда и эффективность оружия значительно выросли. По существу, одним снарядом можно сделать то, для чего раньше потребовался бы целый залп. Появляются новые составы взрывчатых веществ. Это я вам как химик-технолог по первому образованию говорю.
— То есть советский военно-технический задел все еще в ходу и востребован?
— Безусловно. И не только те наработки востребованы, но они являются базовыми. Например, базовые танки, по существу, сделаны еще в советские годы — Т-72, Т-80. Сейчас, конечно, техника модернизируется с учетом того, что у нас появилась новая радиоэлектроника.
— Нередко можно услышать, что сегодня слабое место нашей оборонной промышленности — это засилье менеджеров и ослабление роли генеральных и главных конструкторов. Вы с этим согласны?
— Абсолютно справедливая, с моей точки зрения, критика. Значение генеральных конструкторов, главных конструкторов сейчас снизилось. Внимания к ним меньше стало со стороны руководящих органов.
Я в свое время постоянно встречался с генеральными и главными конструкторами, начиная с Сергея Павловича Королёва, Петра Дмитриевича Грушина, Александра Давидовича Надирадзе и многих других, с которыми работал. Они играли величайшую роль во всех проектах. К их мнению прислушивались. Никаких менеджеров, ничего подобного не было. По существу, была прямая связь между генеральным или главным конструктором и Министерством обороны, главными управлениями Минобороны. С генконструкторами напрямую был контакт, никакой прослойки, никаких посредников не было. У нас сейчас, по-моему, очень раскручена система бюрократии.
— Многие руководители-оборонщики жалуются на то, что государство практически не вкладывается в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Фирмам говорят: вы разрабатывайте за свой счет, а мы потом посмотрим, что у вас взять. Наверное, это тоже не совсем правильно?
— Конечно. В наше время Министерство обороны имело специальные финансовые бюджетные средства на опытно-конструкторские работы и даже на научно-исследовательские. На эти цели деньги предусматривались. А сейчас, к великому сожалению, в Минобороны таких средств нет. Поэтому очень плохо обстоит дело с точки зрения научно-технических заделов на будущее.
Суть ведь не только в опытно-конструкторских и научно-исследовательских работах. Нужно фундаментальные исследования вначале проводить. У нас цепочка была такая: сначала мы финансировали фундаментальные работы в Академии наук, затем результаты этих работ подхватывали оборонные наши отрасли и отраслевая наука. Затем в министерствах шли непосредственно прикладные исследования применительно к конкретному виду оружия. И только после этого начиналась опытно-конструкторская работа, которая завершалась принятием конкретных систем на вооружение. Сейчас эта цепочка, по существу, исчезла, к великому сожалению.
— Логика топ-менеджеров, в чьих руках финансирование оборонных программ, примерно такая: не стоит давать бюджетные деньги на разработки, потому что их израсходуют и скажут, извините, что шли в неправильном направлении, ошиблись с вектором развития. Они правы?
— Разумеется, не правы. Для этого в наше время на всем пути — от идеи до воплощения в конкретное оружие — был контроль со стороны военных представительств. Военные представители следили за тем, чтобы в процессе разработки не повышалась себестоимость научно-исследовательских или опытно-конструкторских работ. Военпреды отслеживали всё.
Был жесткий контроль со стороны Военно-промышленной комиссии. Она занималась непосредственно новыми видами вооружений.
А тут получается, что раз контролировать разучились — давайте обрежем финансирование. Это неправильно. А контролировать разучились, потому что очень мало настоящих профессионалов в руководящем звене. Менеджеры и коммерсанты победили генеральных конструкторов. Отсюда и проблемы.