Подлая идея: белому вставать на колени перед чёрным. Это моментально развратило, растлило многих чёрных (особенно малообразованных и низкоинтеллектуальных), ибо коленопреклонение и раболепие развращают дурака мгновенно: он всерьёз начинает считать себя высшим существом — повелителем того, кто стоит перед ним на коленях. Для умного раболепие неприемлемо и отвратительно. Дурак же сразу верит в своё величие. Ещё бы: ведь перед ним на коленях не один и не двое — перед ним на коленях (в его пустой голове) вся белая раса.
Это коленопреклонение моментально и убийственно калечит белых. Если они верят в свою вечную вину за рабство чёрных в ХVIII веке, то они просто идиоты. Точно так же только идиот-еврей может верить в свою вину, слыша вечное обвинение: «Вы нашего Христа распяли». Нормальный должен ответить: «Я не распинал. Он — не ваш». Отвечать надо за себя, а не за толпу. Сегодняшняя толпа или двухтысячелетней давности — разницы нет. Толпа — это массовая глупость. Толпа гениев — абсурд, нечто невозможное.
«На колени!» Согласиться — значит признать справедливой коллективную ответственность. За происходящее сегодня она, безусловно, есть. А за прошлые века и тысячелетия… Ну, пойдите утопитесь, если ваш прапрапрадедушка кого-то убил, ограбил, изнасиловал. Или, будучи кроманьонцем, насиловал и ел неандерталок.
Сегодняшний еврей может горько и с ужасом переживать гибель шести миллионов своих сородичей, но требовать, чтобы 20-летний немец встал на колени по той причине, что, может быть, его прадед был в СС… А вдруг нет? Вдруг его прадед был хороший немец?
А вдруг этот белый американец (которого спятившие чёрные и белые американцы сейчас заставляют встать на колени) — потомок евреев, эмигрировавших в США из России в ХХ веке? Его прародители не были и не могли быть рабовладельцами.
За что он встаёт на колени? За свою белую кожу. Значит, при фашизме за длинный нос — в газовую камеру, а при демократии за белую кожу — на колени.
Это просто позор. Это безумие, которое внедрено в пустые головы и слабые души. А когда безумие диктует (и не просто диктует, а торжествует, правит бал), то умные, но слабодушные заставляют себя верить. Они бормочут: «Может быть, сейчас именно в этом сермяжная правда». Так некоторые интеллектуалы заставляли себя верить в правильность линии партии. Кто — в ВКП(б), кто — в НСДАП. «Партия не ошибается! Партия не может ошибаться!»
Может. Партия может лгать, грабить, убивать. Партия — это всего лишь группа людей. Чаще всего: лидер и исполнители, иерархия. А кто во главе? Светоч разума? Или человек, который хочет быть гением всех времён — то есть самым умным. А путь один: всех остальных сделать дураками или заставить покорно притворяться дураками. (Мода — такой же диктатор. Она объявляет: модно быть лесбиянкой. Дурачьё верит, а слабодушные покоряются.)
Массовый человек (участник государственной массовки) даже не понимает, что не сам взбесился, не сам додумался увидеть бесчисленных врагов. Он не понимает, что ему ежедневно прививают бешенство, добавляют «энтузиазма».
Массовый человек не может обойтись без духа и мысли. Он говорит, философствует, пишет, но его мыслительный продукт — извращённый дух, грошовая интеллектуальность. Наш воздух отравлен низкосортными продуктами массовой мысли. Горы малограмотной извращённой литературы давят страну и не дают возможности дышать. Массовый человек присвоил себе право думать, говорить, писать, а всем остальным он заткнул рот и, застраховавшись от возражений, использует своё преимущество таким манером, что в глазах темнеет и хочется проклясть либеральную демократию, которая научила каждого читать и писать. Такое чувство, будто мысли и слова навсегда лишились смысла из-за такого подлого злоупотребления.
Дикарь? При этом слове человек ХIХ века мысленно сразу видел существо в набедренной повязке, сплошь покрытое татуировками, с кольцами в носу и в губе, скачущее под грохот тамтама.
В ХХI веке это называется бикини, пирсинг, дискотека. Но чем больше колец у человека в носу, тем меньше мозга у него в голове, и чем громче грохочет музыка, тем меньше мозги способны думать. Это просто медицинский факт.
...Равенство? Что вы имеете в виду, произнося это слово? Даже сорта селёдки не равны по вкусу и цене. Запретить названия «камбала», «окунь», «бельдюга», оставить общее для всех — «рыба». Слова «икра» и «молоки» тоже запретить, ибо они говорят о половом неравенстве и могут кого-то обидеть.
Давно следует уничтожить списки нобелевских лауреатов. Там сплошное неравенство. Евреев — 23% при том, что в населении Земли их 0,2% (стократная диспропорция). Женщин (о, ужас!) — 5,5%, а не 50%, как требует «справедливость». Если же уточнить — всё ещё хуже: среди нобелевских лауреатов по физике женщинам достался ровно 1 процент, а 5,5 набралось «в среднем» — за счёт таких специфических премий, как премия мира (15,4%) и премия по литературе (12,4%).
* * *
Уступить бешеной толпе? Отказаться от права думать? Согласиться, что не имеешь права высказывать свои мысли, если они неприятны толпе — то есть демократическому большинству? Это и значит встать на колени.
Сознание опасности? Да, могут заблокировать, заткнуть рот, назвать идиотом.
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдёт минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечёт тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
Да, плевать они умеют. Но резвость их, увы, совсем не детская. Толпа сожгла уже столько еретиков, распяла столько инакомыслящих, что оказаться в их числе — событие заурядное. Но это лучше, чем встать на колени перед подонками. Я не вставал.
Я знаю одного человека, которому в 1952-м было семь; он жил в Москве, и гулять ему приходилось во дворе, и в школу ходить через двор. А на дворе (в смысле эпохи) был самый разгар государственной борьбы с безродными космополитами. Борьба эта звучала из каждого репродуктора, пёрла из каждого номера каждой газеты, и дети впитывали её с молоком матерей и перегаром отцов. Этому, о ком я вспомнил, было семь, и стоило ему выйти во двор — его окружали мальчики постарше и поумнее и орали: «Жид, вставай на колени — благодари, что живёшь на нашей земле!» А их мамы и бабушки стояли у них за спиной и сочувствовали общей беде, повторяя: «Гитлер вас не дорезал». Это было странно: Гитлер же страшный враг, а эти тёти жалели, что он не успел убить некоторых советских людей.
Он упирался, а они плевали ему в лицо. Ему было жутко и отвратительно до рвоты, но на колени он почему-то встать не мог. Теперь он говорит: «Если я в семь не встал на колени, зачем мне делать это в 77? Лучше, когда тебе плюют в лицо, чем ты сам плюнешь в своё. Вот уж от чего не отмоешься».
...Мы не знаем, как сейчас ведут себя храбрые чёрные мальчики, когда в каком-нибудь дворе Америки им попадается плохой белый мальчик — плантаторское отродье.
* * *
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчёта не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи…
Диктатура лидера или диктатура твиттера — не всё ли нам равно? Они требуют думать одинаково — или затыкают рот. Сегодня в России уже запрещены или вот-вот будут запрещены исторические сравнения советской истории с историей нацизма. Но обратной силы этот закон иметь не может, поэтому мы вправе цитировать каких-нибудь нобелевских лауреатов прошлого века. Например:
«Поджог Рейхстага может быть приписан и коммунистам, и гитлеровцам, ибо граница между ними в духовном и личностном отношении столь же размыта и нечётка, как граница между национал-социализмом и коммунизмом вообще. Я склонен усматривать близость, родство, даже идентичность национал-социализма и коммунизма.
Результатом будет доведение до абсурда ненависти и идиотской страсти к уничтожению друг друга. По существу же этого вовсе не требуется; они лишь различные (так различаются между собой братья) формы одного исторического явления, одного и того же политического мира. Символические акты, такие, как поджог Рейхстага, мы ощущаем как их общее дело».
Это написал нобелевский лауреат, немец Томас Манн 24 ноября 1933 года.
Ещё не случилась «ночь длинных ножей», ещё не было еврейских погромов и концлагерей. До Мировой войны оставалось шесть лет. До нападения Гитлера на СССР — семь с половиной.
Гитлер ещё не захватил Австрию, а в СССР ещё не начался Большой террор (хотя ГУЛаг уже жрал людей, а раскулаченных эшелонами везли на Север и выгружали в снег). Но речи и политика воцарившихся негодяев не оставляли умным людям сомнений в «идиотской страсти к уничтожению друг друга», а дуракам очень нравились.
P.S. Абзац, который начинается словами «Массовый человек», а кончается словами «подлого злоупотребления», написал Томас Манн весной 1935 года под впечатлением от событий в родной Германии.