Как выяснилось из исследования Высшей школы экономики, людей с подобными взглядами в России очень много. Около четверти граждан РФ считает коронавирус наглой «выдумкой заинтересованных лиц». А самое тревожное состоит в том, что число таких скептиков постоянно растет.
5 апреля в то, что никакой эпидемии нет, не было и не будет, верило 10,4% людей. К 12 мая их число возросло почти вдвое — до 20,7%. В течение следующих двух недель рост замедлился, но не остановился. На 26 мая показатель составил 23,2%.
Во что верить и во что не верить — это, как известно, индивидуальное дело каждого. Но есть и другой основополагающий принцип: индивидуальные права и свободы личности заканчиваются там, где они начинают грубо нарушать индивидуальные права и свободы других людей. Эпидемия коронавируса очень ярко высветила эту коллизию.
Как человек, которому даже в голову не приходит подвергать сомнению существование COVID-19, я абсолютно убежден: размах и длительность эпидемии в России самым прямым образом зависит от способности власти поддерживать общество в мобилизованном состоянии. Постепенное снятие ограничений в Москве на фоне падения числа заболевших не должно вызывать у нас состояния самоуспокоенности. А между тем такое состояние самоуспокоенности нас, похоже, накрывает.
Выводы экспертов ВШЭ гласят: «Оценка населением опасности вируса в России продолжает снижаться и составляет сейчас 5,02 балла из 10. Это самый низкий уровень с середины марта, когда прошла первая волна исследования.
В целом лишь четверть опрошенных считает, что пик эпидемии в России еще впереди. Месяц назад таких было половина. 16,3% считают, что пик эпидемии пройден и она сейчас пойдет на спад».
Не будем валить все на излишний оптимизм самого населения. Вера рядовых граждан в то, что самые черные дни уже впереди, подпитывается и статистикой, и заявлениями с самого верха. Но есть и другая статистика. Благодаря благодушному президенту Бразилии Болсонару, который, похоже, пообщался с тем же самым «фээсбэшником», что и продавщица нашего мясного магазина, и совсем забил на борьбу с вирусом, Россия уступила вторую позицию в списке стран с наибольшим количеством заболевших.
Но в смысле возможности заразиться мы по-прежнему находимся в «красной зоне». Более того, площадь этой зоны, возможно, возросла из-за нашей неизбежной психологической демобилизации.
В самом конце марта моя супруга всерьез рассматривала возможность несколько месяцев не выходить из квартиры вообще никуда, включая даже магазин. Сейчас мне, напротив, приходится сдерживать ее порывы поскорее сбросить с себя опостылевшие оковы ограничений.
Самоизоляция — это нечто совершенно чуждое человеческой природе. Смириться с ней среднестатистический человек может лишь на ограниченный отрезок времени — пока страх перед чудовищной новой угрозой не сменится привыканием к ней. Власти прекрасно понимают принцип работы этого встроенного в нас психологического механизма. Еще пару недель назад один из ближайших соратников Путина заявил мне на полном серьезе: «Если ограничения вскоре не начнут смягчаться, люди могут просто начать нас посылать куда подальше!»
Сказано грубо, но очень верно. Одна из главных опасностей состоит сейчас в возможности перехода событий в неконтролируемую плоскость, в образования зияющего разрыва между бюрократической реальностью, где все неудобные ограничения неукоснительно соблюдаются, и той реальностью, которая на самом деле есть на наших улицах.
Произойдет это или нет, самым прямым образом зависит о того, в какой степени власти удастся сохранить то, что называют английским словом credibility — способность вызывать доверие, умение говорить понятным и убедительным языком. Если такого умения нет, то возникает то, что специалисты называют credibility gap — кризис доверия. В некоторых регионах России так, собственно, и произошло.
За несколько дней до личного вмешательства Владимира Путина в ситуацию в Дагестане я с изумлением прочитал интервью очень уважаемого мной главы республики Владимира Васильева — прочитал первый раз, потом второй, потом третий, но все равно никак не мог избавиться от чувства глубокого недоумения.
Из цифр, называемых главой республики, следовало, что в Дагестане достаточно успешно борются с СOVID-19, но никак не могут справиться с бушующей параллельно эпидемией внебольничной пневмонии. Все это оставляло впечатление некой недосказанности, вынужденной бюрократической эквилибристики. Путин с его манерой называть вещи своими именами не оставил от этой эквилибристики камня на камне. Но некоторые «бюрократические завалы» в Дагестане, с моей точки зрения, по-прежнему не разобраны.
А разобрать их необходимо, потому что малейшая щель, в которую может поселиться пресловутый credibility gap, должна быть сразу наглухо зацементирована. Если этого не делать, то сомнениям не будет конца. Если вопросы вызывают цифры из одного региона, то можно ли с доверием относиться к цифрам из другого?
Власть не должна бояться признавать свои ошибки и просчеты. Приятного в признании своих ошибок, конечно, мало. Но я не знаю другого способа уменьшить количество тех, кто считает, что коронавирус — это выдумка, кроме абсолютной, пусть даже жестокой честности. А уменьшать количество таких людей абсолютно необходимо. Вот еще одна порции статистики от ВШЭ. Среди тех, кто верит в существование коронавируса, только 11,85% продолжали встречаться с друзьями во время действия режима самоизоляции. А вот среди тех, кто не верит, доля таких людей составляет 41,39%. Расшифровывать, что означают эти цифры, наверное, не требуется.
В силу объективных исторических причин отношения между властью и обществом в России часто основаны на взаимном антагонизме и недоверии. В условиях эпидемии выгодополучателем от такого положения дел однозначно является коронавирус. Об этом стоит подумать всем. И тем в обществе, кто продолжал и продолжает жить так, как будто вокруг не происходит ничего особенного. И тем во власти, кто, бывает, рубит сплеча и принимает не совсем реалистичные и не до конца продуманные решения.