Главным результатом переговоров в Москве стало возобновление режима прекращения огня на фоне фиксации текущей линии соприкосновения между разношерстными силами, противостоящими Башару Асаду и поддерживаемыми Турцией, с одной стороны и правительственной Сирийской арабской армией, за спиной которой Россия и Иран, — с другой.
Российская и турецкая стороны на публике продемонстрировали свою приверженность тому, что принято демонстрировать «в приличных домах», — суверенитету и территориальной целостности Сирии. Хотя, как показывает практика, сохраняя разное при этом их понимание.
Насчет Астанинского формата политического урегулирования, включающего кроме России и Турции еще и Иран, ситуация остается неясной. Турция отчетливо дает понять, что настроена разговаривать по Сирии в первую очередь именно с Россией. Будем реалистами: пока еще настроена… И лишь потому, что Турции, невзирая на все предпринятые попытки, еще не удалось заручиться никакой реальной поддержкой ни США, ни ЕС, ни НАТО.
У турок свой взгляд на произошедшее в Идлибе, а также на желаемое будущее для Сирии и для региона, сильно отличный от российского.
В сознании турецкого руководства маячит призрак так называемого «Большого Курдистана». Его образованию из территорий компактного проживания курдов в близлежащих странах (включая Сирию) турки пытаются всеми силами помешать, в частности, формируя буферную зону вдоль всей 911-километровой турецко-сирийской границы.
Но не это главное: Турция все последние годы оформляет заявку на то, чтобы стать региональной сверхдержавой. В этом смысле для нее Сирия — это ее «ближнее зарубежье».
Сегодня турки прочертили карту своих стратегических интересов и демонстрируют готовность к тому, чтобы отстаивать их не только за дипломатическим столом, но и с оружием в руках. Собственно, они это уже делают в Сирии и Ливии. Кроме того, турки обозначают свои самые серьезные намерения в Восточном Средиземноморье, не желая быть обделенными при разделе обнаруженных там богатых газовых месторождений в районе острова Кипр.
Этим нынешний турецкий внешнеполитический курс, предполагающий кроме «мягких» инструментов еще и жесткую силу, принципиально отличается от всего того, что Турция делала до сих пор, включая пресловутую политику «ноль проблем с соседями», которая благополучно канула в Лету.
Поэтому понятно, что при таком подходе в воздухе витал лишь один вопрос: когда и где Россия и Турция столкнутся «кость в кость» и что будет после такого столкновения?
Случилось это в сирийском Идлибе, но справедливости ради заметим, что Идлиб был далеко не единственным кандидатом на то, чтобы подсуропить российско-турецким отношениям. У двух стран достаточно противоречий и на Кавказе, и в Центральной Азии. С другой стороны, отношения между Россией и Турцией во многих сферах до сих пор являлись образцом подлинных успехов.
Однако вернемся к итогам встречи на высшем уровне в Москве.
Формально именно Россия 5 марта выглядела на них сильной стороной и вышла из переговоров победительницей. Именно президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган приехал в Москву, а не наоборот. Владимир Путин «не моргнул», то есть не сдвинулся с места даже в сторону Сочи, не говоря уже о Стамбуле или Анкаре. Ни о каком отступлении сил Дамаска на изначально определенные границы зоны деэскалации Идлиб, как требовал Эрдоган, и речи не шло — зона, контролируемая противниками Асада, сжалась как шагреневая кожа. Произошло разблокирование трасс М4 и М5, имеющих для экономики САР ключевое значение. Стороны договорились о совместном патрулировании трассы М4 и продолжают дальнейшие «технические консультации» в рамках Сочинского соглашения. Чего же больше?
Но проблема состоит в том, что Турция сегодня в глазах международного сообщества — легальная сторона вооруженного конфликта в Сирии, подвергшаяся нападению со стороны «агрессивного кровавого режима официального Дамаска». Про террористический интернационал, засевший в Идлибе, международное сообщество предпочитает в эти дни не говорить.
Что характерно, произошла упомянутая легитимация в первую очередь благодаря России. Именно Россия вовлекла Турцию в Астанинский процесс в 2017 году, подписала с Турцией Сочинское соглашение в 2018-м, подразумевающее создание вокруг Идлиба турецких наблюдательных пунктов, а также вспомнила о «поросшем мхом» турецко-сирийском Аданском соглашении от 1998 года, дающем туркам легальную возможность проводить трансграничные антитеррористические операции на территории САР.
Мотивация российской стороны понятна: Москва всеми правдами и неправдами пыталась заставить Анкару признать официальный Дамаск. Заход был таким: если вы руководствуетесь Аданским соглашением, то и правопреемников тех, кто подписывал это соглашение — читай официальный Дамаск, — вы тоже, получается, автоматически признаете.
Задумка изящная, однако «Васька слушает, да ест». В том смысле, что представившимися возможностями турецкое руководство воспользовалось в полной мере, но Дамаск так и не признало. А после гибели турецких военнослужащих об этом вообще не может быть уже и речи. Даже внутритурецкая оппозиция — кемалисты Народно-республиканской партии, ранее настаивавшие на необходимости налаживания Анкарой прямого диалога с Дамаском, теперь вынуждены встать на позиции турецкой власти.
Сегодня турецкие вооруженные силы стоят в Идлибе. Дамаску больше не противостоит разношерстный конгломерат так называемой «умеренной оппозиции» и террористов. Дамаску противостоит Турецкая Республика. И понятно, что Сирийская арабская армия — не чета второй по численности армии НАТО. И лишь поддержка России и Ирана обеспечила Дамаску на этом этапе продвижение в глубь Идлиба, но лишь до трасс М4 и М5.
А вот дальше — ступор…
При турецком подходе к тому, что «Асад должен быть свергнут», политический процесс без окончательного решения идлибского вопроса невозможен. Если раньше можно было строить иллюзии на тему того, что Эрдогана с Асадом можно усадить за переговорный стол, то после событий начала 2020 года с этими идеями можно окончательно распрощаться.
А окончательное решение идлибского вопроса невозможно без очередного кризиса между Россией и Турцией. Чудо вообще, что до сих пор не случилось военного столкновения. Тем более при наличии потенциальных бенефициаров в лице США и ЕС, а также блока НАТО, которые видели российско-турецкое сближение последних полутора десятков лет исключительно в жанре ночного кошмара.
Таким образом, мартовская встреча в Москве заморозила текущую ситуацию на полях сирийских сражений, однако не проложила пути к урегулированию. Политический процесс в рамках международно признанных границ Сирийской Арабской Республики зашел в тупик.
Есть буферная зона вдоль турецко-сирийской границы, контролируемая, с теми или иными оговорками, турками. Есть Идлиб, который оказался под контролем турецких вооруженных сил в результате операции «Весенний щит». Есть восточный берег Евфрата и нефтеносные поля, удерживаемые американской армией.
Следует признать, что территориальная целостность Сирии, невзирая на пятилетние титанические усилия России, по состоянию на 2020 год оказывается под жирным знаком вопроса. Страна буквально расползается на различные «анклавы» и «ленды». К тому же вернуть международное признание президенту Башару Асаду на правах победителя в гражданской войне в нынешней обстановке — задача та еще.
Представляется, что изначально российский план по спасению официального Дамаска не подразумевал того, что его будут реализовывать ценой российских отношений с Турцией. Но и отступить Россия тоже не может. Что ставит ее отношения с Турцией в неустойчивое положение «воевать нельзя дружить», которое со всей неизбежностью должно закончиться простановкой запятой.
Решение этой «орфографической» задачи в Москве российской и турецкой сторонами найдено так и не было. Оказалась решена лишь задача-минимум — договорились о прекращении огня, но развешанные ружья с взведенными курками со стен пока снимать не стали…
Читайте также: Эрдоган пригрозил России перейти к односторонним действиям в Идлибе