У россиян есть масса способов угодить за решетку: Особенная часть Уголовного кодекса РФ содержит более трехсот статей — на любой вкус. Но, пожалуй, самый легкий — это экстремистская деятельность. Для того чтобы быть обвиненным в таковой, собственно, и делать-то ничего не надо. Рамки закона столь широки, что позволяют — при желании — причислить к преступникам практически все население России в возрасте уголовной ответственности. И это отнюдь не преувеличение.
О том, насколько легко попасть под раздачу, свидетельствует история 21-летнего студента Высшей школы экономики Егора Жукова — одного из фигурантов «московского дела». Сперва, как известно, Егору инкриминировалось участие в массовых беспорядках — поводом послужило его присутствие на несанкционированной протестной акции, прошедшей в центре Москвы 27 июля этого года.
Первоначальная версия правоохранителей не нашла подтверждения. Студенту даже смягчили меру пресечения — с СИЗО на домашний арест. Однако в одном флаконе с послаблениями шла новая статья — 280-я ч. 2: публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, совершенные с использованием сети Интернет, — до пяти лет лишения свободы. И вот на этом следствие уже стоит твердо.
«Не позднее 11.10.2017... Жуков Е.С., испытывая чувство политической ненависти и вражды к существующему в РФ конституционному строю, системе государственной власти и к ее представителям, а также действуя по мотиву идейного невосприятия и личной неприязни к ним... решил привлечь неограниченный круг лиц к своей экстремистской деятельности, направленной на дестабилизацию общественно-политической обстановки в РФ,— гласит постановление, подписанное следователем СКР Севериловым. — Для этого Жуков Е.С... разместил в информационно-коммуникационной сети «Интернет» на общедоступной странице своего канала «Блог Жукова» видеохостингового сайта «Ютуб», доступного для общего просмотра, видеозаписи «Митинг 7 октября, или Как сливают протест», «Мирная революция возможна (доказательства)», «Митинги — что дальше», «Бойкот выборов — это лишь начало».
Согласно результатам экспертизы, проведенной экспертами Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ Коршиковым и Осокиной, главное преступление Жукова заключается во фразе: «Нужно хвататься за любые формы протеста». «Формы протеста разделяются на насильственные и ненасильственные, — рассуждают эксперты. — Призыв «приниматься за любые формы протеста» включает в себя и крайние насильственные формы протеста, как одни из возможных форм протеста».
Но по той же логике, как справедливо указывают в своем отзыве на экспертизу ФСБ ученые-филологи РАН, к уголовной ответственности можно привлечь любого воздыхателя, обещающего предмету своей страсти сделать для него «всё». Однако «в нейтральном контексте» такого рода высказывания не трактуются «в том смысле, что человек готов в том числе взорвать соседний дом, чтобы у объекта любви вид из окна стал лучше», отмечают ученые. Кроме того, они решительно возражают против деления протеста на мирный и насильственный: «Это семиотический акт, выражение несогласия или недовольства, решительное возражение. Но выражение недовольства и вооруженный мятеж или насильственный захват власти — это абсолютно разные вещи».
И добро бы еще сам Жуков оставил для блюстителей закона простор для интерпретации. Так нет же, в своих выступлениях он постоянно подчеркивал, что «единственный способ поменять власть в России — это мирное, ненасильственное гражданское сопротивление».
Но ни доводы защиты, ни мнение авторитетных языковедов на Следственный комитет ничуть не подействовали. Иначе бы следователи не просили Басманный суд продлить Жукову нынешнюю меру пресечения: мол, «без обеспечения контроля он может скрыться от следствия и суда и заниматься преступной деятельностью». И суд полностью согласился с такой точкой зрения, заставляя подозревать, что и для него аргументация экспертов ФСБ важнее здравого смысла.
Теплится еще, правда, некоторая надежда, что суд во всем разберется потом, когда дело попадет к нему в руки. Однако уже сам факт того, что человека подвергают уголовному преследованию за ЭТО, то есть, в сущности, ни за что, настраивает на весьма мрачные мысли.
Получается, что от тюрьмы и впрямь никому нельзя зарекаться. Ведь на свободе остается огромная масса людей, которые по логике, явленной нам следователями и привлеченными ими экспертами, виновны ничуть не меньше, а зачастую даже больше, чем Егор Жуков.
Классика экстремизма
Куда большими экстремистами, нежели студент ВШЭ, выглядят, к примеру, — без шуток! — распространители стихов Михаила Лермонтова. Если бы «На смерть поэта» было создано сегодня, то с уверенностью можно сказать, что ни сам автор, ни те, кто сделал репост его произведения — или хотя бы поставил лайк, — сухими бы из воды не вышли.
Перечитайте последние строки стихотворения. И представьте, что поводом для его написания была смерть не Пушкина, а, скажем, Немцова. А адресат, соответственно, — нынешняя власть.
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Экстремальное вольнодумство поэта не осталось, кстати, безнаказанным и тогда: корнет Лермонтов был понижен в звании и отправлен служить на Кавказ. Но в современной России Михаил Юрьевич не отделался бы ссылкой. Текст содержит признаки сразу нескольких составов преступления. Как минимум — деяния, предусмотренного 282-й статьей УК РФ (ч. 2 п. «а»): действия, направленные на возбуждение ненависти к социальной группе, совершенные публично с угрозой применения насилия (до шести лет лишения свободы).
Достаточно отчетливо просматриваются также статья 205.2. (публичное оправдание терроризма — до семи лет), 318-я (угроза применения насилия в отношении представителя власти — до пяти лет) и уже упомянутая 280-я, жуковская (призывы к экстремистской деятельности).
Не сошел бы, безусловно, с рук поэту, будь он не классиком, а современником, и другой, не менее возмутительный стих:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Взглянув на произведение глазами современных российских блюстителей закона, мы без труда обнаружим «возбуждение ненависти либо вражды по признакам национальности, происхождения, а также принадлежности к социальной группе». «Первоходам» за такое деяние светит максимум 15суток административного ареста. Ну а рецидивистов карают уже по полной уголовной программе: ч.1 ст. 282 УК — до пяти лет лишения свободы.
И если кто-то думает, что Лермонтов — единственный нарушитель антиэкстремистского законодательства среди русских литературных классиков, то он слишком хорошего о них мнения. Экстремист здесь на экстремисте сидит и экстремистом погоняет! Начиная с «нашего всего». Одна его «Ода вольности» тянет минимум на пятерку. Ну а как вы хотели? По головке, что ли, гладить гражданина Пушкина А.С. за такое? Вслушайтесь только:
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты Богу на земле.
Счастье Пушкина А.С., что он не дожил до нашей просвещенной эпохи. Иначе сидел бы, как пить дать, на соседних нарах с Владиславом Синицей. Для справки: последнего приговорили недавно к 5 годам лагеря за сообщение в Twitter, расцененном следствием и судом как угроза в адрес силовиков, которые разгоняли протестные акции, и членов их семей (ст. 282 ч.2 п. «а» — возбуждение ненависти с угрозой насилия).
И это еще в самом благоприятном для солнца русской поэзии случае — если бы попал к доброму следователю, а защищать его взялся адвокат уровня Анатолия Кучерены. Иначе запросто могли бы пришить оправдание терроризма вкупе с призывами к оному. Или даже, учитывая тесную связь классика с декабристами, с их тайными обществами, — участие в деятельности организации, признанной террористической (ч. 2 ст. 205.5. УК — до двадцати лет лишения свободы).
На этом фоне строфа из «Евгения Онегина» может показаться невинной шалостью:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой...
Но и эти строки, безусловно, не остались бы без внимания российских правоохранительных органов, ибо налицо — распространение информации, выражающей в неприличной форме, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность, явное неуважение к органам, осуществляющим государственную власть (ст. 20.1. КоАП РФ — до пятнадцати суток административного ареста).
Но, быть может, более законопослушен другой Александр Сергеевич — Грибоедов? Увы, надежда напрасна:
Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве (ч. 1 ст. 282 УК).
Могли бы возникнуть вопросы и к Белинскому, по мнению коего, Россия «представляет собою ужасное зрелище страны», в которой «нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей» (ч. 1 ст. 282 УК). И ко Льву Толстому: «Рабство людей происходит от узаконений, узаконения же устанавливаются правительствами, и потому освобождение людей от рабства возможно только через уничтожение правительств» (ст. 280 УК). И к Бальмонту: «Наш царь — убожество слепое» (ст. 20. 1 КоАП)...
Труднее, словом, сказать, кто невиновен. Что говорить о записных правдорубах, если даже невиннейший, казалось бы, Аполлон Майков и тот сумел сочинить вирши, не растерявшие за полтора века после написания экстремистский задор:
Бездарных несколько семей
Путем богатства и поклонов
Владеют родиной моей.
Стоят превыше всех законов,
Стеной стоят вокруг царя,
Как мопсы жадные и злые,
И простодушно говоря:
«Ведь только мы и есть Россия!»
Совершенно непонятно, куда смотрит Министерство просвещения, допуская эту банду разнузданных экстремистов в школьную программу. С точки зрения строгих критериев, которыми руководствуются штатные борцы за народную нравственность, их произведения — настоящий яд для неокрепших умов.
«Пока свободою горим, пока сердца для чести живы...» Хорошо, если юные оболтусы отнесутся к этим виршам как к оторванной от жизни замшелой нудятине. А ну как примут близко к сердцу? Сегодня он читает Пушкина, а завтра протестовать пойдет на «Пушку» — Пушкинскую площадь столицы. А куда рванет, ознакомившись со «Что делать?» Чернышевского или «Матерью» Горького, страшно себе даже представить.
Пора, пора нашим чиновникам сбросить Пушкина и прочих «классических экстремистов» с парохода современности. Ну или пересмотреть отношение к «преступлениям» Егора Жукова и его товарищам по несчастью. А то какие-то, право, двойные стандарты: одним за «оды вольности» воздвигают памятники, других же за куда меньшие прегрешения сажают в тюрьму.
Слово и дело
Впрочем, судя по настрою власти, она скорее готова пополнить список экстремистских материалов Пушкиным и Лермонтовым, нежели признать невиновными студента Жукова и таких, как он. И если школьные учителя могут пока особенно не заморачиваться по поводу экстремизма в учебниках и программах — за их содержание отвечает вышестоящее начальство, — то у университетских преподавателей, которым предоставлен несколько больший простор для самовыражения, уже сегодня возникают опасения такого рода.
«Что сейчас делать профессорам? — поделился недавно своей тревогой с обозревателем «МК» профессор ВШЭ, политолог Алексей Макаркин. — Во многих классических текстах говорится о праве народа на восстание. В американской Декларации независимости это есть, у Джона Локка, у Ивана Ильина... Ну и как теперь зачитывать эти тексты студентам? Предупреждать, чтобы они ни в коем случае не относились к ним всерьез?»
Добавим, что при желании к экстремистским материалам можно отнести и намного более современную Всеобщую декларацию прав человека, принятую в 1948 году. Уже в своей преамбуле этот документ провозглашает право на «восстание против тирании и угнетения», сиречь в терминологии российского Уголовного кодекса — на «массовые беспорядки, сопровождающиеся оказанием вооруженного сопротивления представителям власти».
Да и российскую Конституцию нельзя считать абсолютно безгрешной в этом смысле. Во-первых, она называет составной частью нашей правовой системы «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ», то есть в том числе — «экстремистскую» Всеобщую декларацию.
Есть и целый ряд других сомнительных положений. Например такое: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления»? Что значит «непосредственно»? Получается, не так уж не правы оппозиционеры, скандируя на митингах: «Мы здесь власть»?
Кстати, про необходимость согласовывать митинги с властями в Основном законе тоже ничего не говорится. Просто декларируется право «собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». Что вкупе с утверждением, что, мол, «права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими», вполне может быть расценено как подстрекательство к нарушению «установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования» (ст. 20.2 КоАП РФ).
Словом, куда ни кинь — всюду клин. А если заглянуть в программные документы некоторых российских партий, то можно обнаружить не просто угрозу «существующему строю», а готовый деликт.
«Российская история полностью подтверждает взгляд на роль революций как локомотивов истории, — сообщает, к примеру, программа КПРФ. — Спасение Отечества — только в возрождении советского строя... КПРФ выступает за мирный переход к социализму.
Вместе с тем, как сказано во Всеобщей декларации прав человека (опять она! — А.К.), принятой Генеральной Ассамблеей ООН, власть обязана заботиться о нуждах народа, чтобы он «не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения». Сложившийся в стране режим, проводя антинародную политику, сам роет себе могилу».
Если кого-то и это не убеждает в грозных намерениях российских коммунистов, то вот на десерт слова партийного гимна:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим —
Кто был ничем, тот станет всем.
Это есть наш последний
И решительный бой...
Да-да, это все тот же старый и очень-очень недобрый к классовым врагам — они здесь названы «сворой псов и палачей», «вампирами» и «паразитами» — «Интернационал». Как видим, годы, прошедшие с момента утраты компартией статуса правящей, ничуть не изменили ни декларируемых ею целей, ни музыкальных пристрастий. Почему же в таком случае на скамье подсудимых сидят сегодня Жуков и его единомышленники, а не президиум ЦК КПРФ во главе с Геннадием Андреевичем Зюгановым? Где логика?
Единственно возможное объяснение: не все из тех, чьи взгляды формально подпадают под критерии экстремизма, кажутся чиновникам одинаково опасными. Определяющими здесь являются не слова, а то, в какой мере они соответствуют внутренним убеждениям.
Вот к высказываниям Жукова и иже с ним наша «вертикаль» относится очень серьезно, поскольку верит: они действительно хотят изменить страну. И, пожалуй, могут — дай им волю. Поэтому слова споро претворяются в уголовные дела. Напротив, зажигательные речи и песни в исполнении Зюганова и его соратников воспринимаются властью — и не без основания — как дежурный ритуал, никак не связанный с реальной политикой.
Собственно, лишь такой дифференцированный подход и позволяет удерживать кампанию в относительно умеренных рамках, не пересажать всех. При тотальной бескомпромиссной чистке за решеткой бы оказались не только смирные системные оппозиционеры, но и, чего доброго, немалое число обитателей верхних этажей «вертикали». Ведь с высоких трибун в последние годы тоже много было сказано о праве народа на восстание, на вооруженное сопротивление власти. Если это народ одной соседней незалежной страны, а власть — «антинародная», «бандеровская».
В общем, как говорил в подобных случаях следователь Максим Подберезовиков, герой бессмертной рязановской комедии «Берегись автомобиля», «это нога — у того, у кого надо нога».