Забыли, однако, что в августе 1991 года многочисленные танки в Москве не стреляли, а через два года, в октябре 1993-го, уже стреляли, и не куда-нибудь, а по «офису» народных избранников, которые за сутки до этого, правда, повели людей свергать «антинародный режим» Ельцина (захват здания бывшего СЭВ, штурм «Останкино» и т.п.).
В августе 1991 года погибли три человека, в октябре 1993 года — уже 158. Но это три в Москве, а сколько потом в Вильнюсе, Баку, Абхазии и Южной Осетии, Чечне? Не считали.
Где и как в СССР (и конкретно с кем из политических фигурантов) поработала «мировая закулиса», уже давно определено и сказано.
Но почему в августе 1991 года никто из «неполитиков» всерьез не поддержал ГКЧП? С тех пор ученый мир не углубился сколько-нибудь в сферу чувств граждан СССР, определяющих их поведение, и граждан уже России (1993 год), когда возникает проблема выбора в критической ситуации.
Философы (чаще с юридическим образованием) утверждают, что «ключи к истории идей всегда лежат в истории чувства» (М.О.Гершензон). Доктор права И.В.Гете утверждал, что: «…все дело в чувстве, а названье лишь дым, в котором блеск сиянья без надобности затемнен» («Фауст»).
Многие вспомнят, какое чувство преобладало с конца 80-х до начала 90-х — чувство свободы. Слабнет давление официальной коммунистической идеологии, еще немного, и языком поэта — «декабристам»… «свобода вас встретит радостно у входа».
Будучи старшим офицером в системе МВД СССР, я частенько захаживал в церкви на службы, но с конца 80-х наш куратор от КГБ перестал мне делать замечания за это (дружим по сей день).
Затем весной 1991 года мне неожиданно предложили поучаствовать в замещении должности начальника государственно-правового отдела Моссовета, где я предстал перед оригинальной комиссией, возглавляемой полковником из Академии МВД — депутатом Моссовета Ю.П.Седых-Бондаренко, в ней армейский полковник и еще один некто. Один из первых вопросов: «Вы член КПСС?» Отвечаю — да, принят во время срочной службы в армии. Партбилет с собой? Да, как все иные документы. Так порвите его прямо сейчас. Отвечаю: рвать не буду, это на сегодня дешевый трюк. Армейский полковник встает, достает свой партбилет и рвет его с возгласом: «Вот так надо, а вы не приняты». Правда, меня другие люди отвели к Г.Х.Попову, который, выслушав меня, предложил завтра же выйти в Моссовет на работу.
Заседания Моссовета напоминали ежедневные выборы Юлия Цезаря в психиатрической клинике. Например, ну как можно узаконить независимый статус воздушного пространства и недр на территории Краснопресненского района г. Москвы? Ведь уже был в истории бунта начала прошлого века ломовой извозчик Козалуп, создавший в Москве республику «Самотека». В общем, на заседаниях Моссовета меня увольняли три раза в неделю (правда, вместе с Поповым и Лужковым).
Здесь уже не история чувств, а «клиника психологии» и ее медицинская часть — психиатрия (кстати, 11 депутатов так и состояли, вполне законно, на психиатрическом учете).
Но в воздухе пахло грозой. В начале августа 1991 года депутаты Моссовета выбрали (именно выбрали) нового начальника ГУВД г. Москвы из числа преподавателей Академии МВД СССР, не согласовав (даже) это с руководством МВД России. Ю.М.Лужков поручил мне пойти ко вновь назначенному министру Б.К.Пуго и заручиться его поддержкой против кандидата, избранного Моссоветом. Но предупредил, что он лично с Б.К.Пуго разговаривать не может и не будет. Это опять не вопрос чувств (они не были знакомы), а вопрос информированности о том, что будут у «демократической революции» противники и уже есть. Сам Б.К.Пуго обещал решение Моссовета не поддерживать, поскольку нельзя назначать на такую должность человека без опыта практической работы, и уверен, что обещание он бы выполнил, т.к. имел репутацию исключительно порядочного человека.
Ну вот и 19 августа 1991 года. То ли М.С.Горбачев, то ли Б.Н.Ельцин (или оба сразу) разрешили патриарху Алексию II провести впервые с 1918 года службу в Успенском соборе Кремля. Пригласили в Москву эмигрантов первой волны (и их родных из России), гарантировав безопасность. Много было из нашей творческой интеллигенции, например, народный артист СССР И.С.Козловский.
Я с вечера нагладил милицейскую форму, т.к. в добрые времена действующие офицеры должны были быть на службах исключительно в парадной форме. Утром рано встал — служба начиналась в 8 утра — и не включал ни радио, ни телевизор.
Хорошо не знать дурных новостей. Пустая Москва, у Кутафьей башни меня встретил протопресвитер Матвей (Стаднюк) и удивил вопросом: «А будет ли служба? Ведь какой-то путч, переворот». Я отшутился, и мы пошли в Кремль.
Служба шла своим чередом. Собор полон народа: элегантно (не по-советски) одеты дамы, мужчины, дети. Ближе к концу меня позвали в алтарь к патриарху, который сказал, что не сможет призвать к молитве «о властях», ибо не знает, какая сейчас власть, а меня попросил прибыть в Свято-Данилов монастырь для обсуждения ситуации.
Выходя из Троицких ворот Кремля, видишь, что творится на Арбате, у Манежа, и куда ни глянешь — стояли танки.
Около выхода из Кутафьей башни стояли два лейтенанта из комендатуры Кремля и танкист в полевой форме. Лейтенанты указывали танкисту на меня. Подойдя ближе, увидел, что танкист — генерал-лейтенант. Но он первым сделал шаг вперед и отдал мне честь. Я, как учили, четко ему. Его текст: «У меня приказ занять Кремль. Через Спасскую башню нас на танках не пустили. Можно ли проехать здесь? И вообще: кто будет моих танкистов поить, кормить?» Стало понятно, что это не переворот по типу большевистского или чилийского, иначе со мной и с лейтенантами никто бы не стал разговаривать. Генерал просто не хотел проникать в Кремль.
Вопрос о «пропитании» мы с генералом решили обсудить у городских властей, куда и направились. Генералу, очевидно, был не по душе приказ, чувственный ключ к коммунистической идее уже отсутствовал.
На улице мы с ним увидели, что и чувства зарубежных гостей и москвичей не на пользу идеям ГКЧП. У ближайшего танка со вкусом одетая дама лупила зонтиком по танку, плакала и кричала перепуганным танкистам: «Вон отсюда! Зачем вы пришли?»
У другого танка, напротив, полное братание: женщины угощали чаем и бутербродами танкистов.
Более чем через два года, в октябре 1993 года, примерно та же ситуация. Силы собирали по крупицам, а известная Софринская дивизия устами дежурного офицера объявила мне (тогда помощнику коменданта режима ЧП), что подъехать в Москву сможет, но с единой целью, чтобы «влупить» и официальным властям и тем, кто на них напал. Причина? Нет зарплат, нет квартир и т.п.
Но это материальная сторона. Наполеон Бонапарт был прав: «Народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую». Поиском общих «объединяющих чувств» в октябре 1993 года занимался Святейший Патриарх Алексий II и несколько членов Священного Синода, но в итоге согласия со стороны представителей Верховного Совета РФ (именно с их стороны я участвовал, все видел и слышал) так и не встретили.
По прошествии 25 лет армию и полицию худо ли, бедно, но кормим. Сейчас у нашего патриарха и президента устойчиво добрые отношения, но лишь персонально, и то потому, что В.В.Путин «личность христианская».
В целом же у государственной власти со своими гражданами ничего идейно общего, консолидирующего чувства, нет. Церковь от секуляризованного государства отделена (некоторые прежние и современные мыслители считают, что это и хорошо) и поэтому политически бессильна, а ее нравственные усилия разбиваются о стену равнодушной либеральной толерантности и засилья эгоистических чувств, навязываемых официально необязательной, но фактически реальной идеологией потребительского экономизма.
Один из наших писателей (участник «белого дела») в эмиграции Н.Е.Марков мудро заметил, что Российская империя пала «не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были защитники». Слабы духовно. Так же пал и официально атеистический СССР.
Сегодняшняя Россия, в которой ценности духовные старательно подменяются ценностями государственными (прежде всего т.н. «конституционными»), также находится в состоянии неустойчивого равновесия. В 1993 году именно несоответствие указа президента 1400 этим «ценностям» стало официальным основанием конфликта Кремля и Верховного Совета РФ. Актриса Лия Ахеджакова в ночь штурма «Останкино» на «Эхе Москвы» верно сказала, что Конституция — не та дама, из-за которой надо убивать друг друга. Находящиеся при власти демократы не смогут поверить наиболее цитируемому в Посланиях Президента РФ Федеральному собранию философу и правоведу И.А.Ильину (пережившему падение империи и предвидевшему распад СССР), что только одних экономических интересов и одной только психологической воли для объединения граждан и государства недостаточно, т.к. «лишенная святости воля — это социально опасная сила. Именно эта дурная воля подрывает и подтачивает демократию, именно она измыслила и провела в жизнь идею тоталитарного государства. Но своего последнего слова эта лишенная святости воля пока еще не сказала» (И.А.Ильин, Соб. соч., т. 8, с. 349).
В августе 1991 года сотни людей пришли к Белому дому защищать «демократию» от танков ГКЧП. Было умилительно видеть М.Ростроповича с автоматом в руках, который он держал как виолончель. В октябре 1993 года тысячи москвичей пришли к зданию мэрии Москвы (с детьми) защищать опять же демократию от всего того же «красного колеса». Если, не дай и бог, что-то опять. Придут ли вообще, и куда, да и что защищать?
Свет преображенного Христа «демократии» так и не коснулся. Должен коснуться человеческих душ, но как они преобразились? Опять будем знать об этом через непрофессиональный дискурс с танкистами и бойцами спецподразделений.