Таксист-киргиз спросил: «А что будет, зачем столько полиции?» Объяснила, как умела, и мы обсудили бесславный конец задержанного экс-президента Киргизии Атамбаева.
- Жээнбеков, Атамбаев - все одинаковые, - сказал таксист. - Я человек маленький, что я могу. Зарабатываю тут - и хорошо.
- Вы после пяти лучше не ездите в центр.
- Да я уже понял.
За рамки начали пускать ровно в час. На каждой рамке висели камеры наблюдения. Если кто точно знал, сколько людей пришло на Сахарова - так это они.
У парня лет 16 нашли в рюкзаке перочинный нож. «Ты только не забудь потом забрать», - произнес полицейский, изымая. «Спасибо, заберу», - парнишка был тоненький, как прутик, и уже весь мокрый от дождя.
Мимо везли в коляске женщину-инвалида - в желтом плаще и с плакатом в руках. Из автобуса высадили оперативников в штатском. Треники, кроссовки, худи - все, как у других, до степени смешения. Кроме лиц.
У барьеров перед сценой стояли солдатики, простые ребята из провинции, за ними - полицейские. Рации работали громко: «На Каланчевской толпа выходит на дорогу, реагируем». Сбоку грузно пробежал ОМОН. Народ сзади уже подпирал. Барьеры оказались свежепокрашенными и пачкали куртки. Хороший ход.
Из колонок грянула музыка - солдатики оживились, перемигнулись: «Дискотека!»
На сцену вышел незарегистрированный кандидат в депутаты Соловьев. Звук стал прерываться на каждой фразе, его долго налаживали. Потом будут разбираться - подрядчики напортачили или кто-то перерезал кабель. Колонки посередине Сахарова так и не работали весь митинг. Но это не имело значения. Людям было важно просто прийти.
До тех, кто не слышал, что говорил Парфенов, как читала стихи Улицкая, волной докатывались только кричалки: «Допускай! Отпускай!». Лучше всего выходило «Нет!» - казалось, от этого резонировали стены домов. Волны кричалок катились и к сцене: сзади начинали скандировать, подхватывали все.
«Кто эта девушка? Кто ведет митинг?» - спрашивал друга студент. «Не знаю, какая разница. Допускаай!» Студентку рядом подняли на плечи посмотреть на проспект - так в лесу лезут на дерево, чтобы поискать путь. «Сколько видно людей?» «Все забито, за поворотом тоже».
Связь работала с перебоями. Но работала. Не слышавшие звук смотрели трансляции и читали новости в мобильниках. «А видел, Дуров потёр из Телеги базу данных на участников митингов?» «Да, он красава». База, впрочем, успела широко разойтись. В ней журналисты «МК» нашли и свои данные.
Мне дозвонились друзья. «Как там у вас, весело?» «Нет, не весело. Это не Первомай».
Высоко на крыше офиса сидели люди в черном. Что у них в руках? И зачем они в шлемах? Ах да, дождь.
Внизу полиция ловила не знаю чей дрон, снимавший Сахарова сверху. На него нацелили подобие пушки с антенной. Маленький дрон замер, но еще минуту не сдавался - они с пушкой как бы вели немую беседу.
- Предупреждаю вас о незаконности полетов в местах массового скопления.
- Отстань от меня, чудовище!
Дрон поймали, прилетел другой, большой. Очевидно, он был родным братом камер на рамках - его не ловили. Для полноты отчетности невзрачный мужик безостановочно снимал от сцены первые ряды через барьер. Капюшоны не скрывали лиц, а зонты выворачивал ветер.
В микрофон сказали нелестное про силовиков. Солдатики сделали брови домиком и захихикали - судя по реакции, для них это было внове. В первый раз они обернулись к сцене, когда вышел комик Данила Поперечный. Ну да, у них нет Телеграма, но Ютьюб они смотрят.
Микрофон опять засбоил, захрипел. Я стала пробиваться обратно к выходу, чтобы обогнуть митинг и зайти со стороны сцены - там было место для прессы и выступающих.
Пожилые, молодые, ребенок в коляске, навальнисты, коммунисты, анархисты, яблочники, ЛГБТ, москвичи, приезжие, картонные фигуры незарегистрированных кандидатов (буквально картонные, тех, кто задержан), живые люди, просто люди - как Балтийское море осенью, хмурые, в сером дожде. Прилив все шел: от трех вокзалов, от Садового по переулкам. ОМОН стоял вдоль Каланчевки, зачем-то направился в отель «Хилтон». «Пообедать?» - предположили прохожие.
У Садового - цепи полиции и черный броневик, за сценой - еще два ряда ОМОНа. «Можно пройти?» Сдвигают плечи в щитках, слышен стук дешевой пластмассы. Шлемы закапаны дождем, видно им плохо. Командир велит пропустить.
Возле сцены неприкаянно бродит Андрей Нечаев, министр экономики в правительстве Гайдара. Это его, Нечаева, партия выдвигала Собчак в президенты - сейчас с трудом и вспомнишь. Гайдаровские реформы помнят крепче.
Одиноко стоит яблочник Митрохин. Мосгоризбирком рекомендовал регистрировать его на выборах, но окружная комиссия дала от ворот поворот - теперь он будет судиться. Митрохин враждует с Гудковым и заявителем митинга Азаром - но пришел и выступил.
Больше известных лиц, кроме журналистов, не вижу. А нет, еще 17-летняя Оля Мисик, которая читала ОМОНу Конституцию и попала на учет в комиссию по делам несовершеннолетних. Оля крохотная, кроссовки у нее совершенно промокшие. Конституция тоже вымокла.
Все ждут музыкантов - рэпера Face, ICE3PEAK и «Кровосток». Верней, ждут, задержат их или нет, выступать им не рекомендовали: такой музыки «не было в изначальной программе». Не задержали (к выходу их вели от греха организаторы и пресса), выступили. И это не стало,выражаясь словами солдатиков, дискотекой.
Проводящая вакации за границей вдова Малашенко Божена Рынска, великого разума женщина, написала потом: группа «Кровосток» на митинге была «безобразно немузыкальна».
А они и не пытались завести зал - они просто пели. Им было так же грустно, как всем пришедшим. Их услышали - даже без звука.
«Дудь, Дудь, выступит Дудь?» - тоже все ждали. Накануне он позвал подписчиков на Сахарова. Появился, закутанный в российский флаг, постоял в толпе, ушел, не выступив. И тоже кинулись шельмовать за это Дудя. А не надо. Его услышали - даже без выступления...
Дождь кончился. Журналисты стояли по группкам - тут свои, там чужие.
- Я понимаю, может стать хуже, чем сейчас, если... Майдан - ведь это ужас. Но я же не могу не возмущаться тем, что происходит, - говорил один другому.
- Что ты хочешь, это проблема русской интеллигенции. В девятьсот пятом они тоже не могли не возмущаться, а получили девятьсот семнадцатый.
- Но можно же как-то эволюционно?
Тут случилось страшное - активист со сцены позвал идти в центр. Это у него вышло довольно тихо. «А кто он, кто он?» - зашелестели передние ряды. Задние не разобрали вообще ничего. Активиста Золотаревского, естественно, свинтили.
Ровно в 16:30 к оргам подошел полицейский, стукнул пальцем по часовому стеклу: хорош, время вышло.
Море безнадежности, разбавленное каплей надежды, поколебалось, отхлынуло. Распалось на людские реки, на ручейки. Ребята с плакатами под мышкой шли к Чистым прудам, говорили на тему «куда линять». «Ха, на дачу!» «Да ну тебя, блин. В Германию надо». «Так язык придется учить и деньги нужны».
У метро щетинился ОМОН. «Россия будет свободной!» - крикнул молодой голос.
А будет?