«Мне он нравится»
Когда Тереза Мэй объявила о своей будущей отставке, в соцсетях пользователи начали не только издеваться над уходящей без особой славы госпожой премьер-министром, но и изгаляться на тему ее грядущего сменщика. И многие еще до всяких партийных выборов у тори в качестве такового начали высмеивать Бориса Джонсона, размещая его фотографии с выпученными глазами и волосами вразлет. Посыл этих постов был таков: неужели во всем Соединенном Королевстве не нашлось кого получше?
Кому-то, наоборот, не до смеха. Достаточно посмотреть на заголовки алармистских статей, предупреждающих о том, что на политическом олимпе Великобритании собирается угнездиться популист, «новый Трамп». «Бориса Джонсона часто сравнивают с Трампом, но он еще опаснее — и вот почему», — так озаглавлен, к примеру, материал в Independent. А Financial Times разместило статью «Дональд Трамп, Борис Джонсон и уроки из 1930-х», в которой оба современных политиков не то чтобы сравнивались с Гитлером и Муссолини, но инстинктивно настораживают автора.
«Мне он нравится... Думаю, у нас с ним будут отличные отношения», — заявил на днях Дональд Трамп о Борисе Джонсоне. И тем самым, кажется, обозначил готовность забыть прошлые обиды. Ведь когда Джонсон был лондонским мэром, он «одарил» Трампа (в то время только собиравшегося стать президентом) несколькими энергичными характеристиками. В 2015 году Трамп говорил, что некоторые районы Лондона стали «настолько радикальными», что полиция там боится за свою жизнь». Джонсон же отвечал, что Трамп демонстрирует «совершенно ошеломляющее невежество, которое делает его, честно говоря, неспособным занимать должность президента Соединенных Штатов». А потом еще добавил: «Я бы пригласил его приехать осмотреть весь Лондон и походить по городу, если бы я не боялся подвергать лондонцев риску встречи с Дональдом Трампом».
Но кто старое помянет... Во всяком случае, во время последних дебатов со своим конкурентом-тори Джереми Хантом Борис Джонсон (как, впрочем, и его соперник) воздержался от прямого осуждения «расистских» выпадов Трампа в адрес женщин-демократок, представляющих этнические меньшинства. Не стал Джонсон и поддерживать британского посла в Вашингтоне сэра Кима Даррока, который после публикации его антитрамповской переписки впал в немилость у главы Белого дома и вынужден был покинуть свой пост.
Определенно, у Джонсона и Трампа есть немало общего — и это не только их характерные прически. Станет ли Джонсон той фигурой, которая разделит британцев на его ненавистников и обожателей? Лохматый, несуразно выглядящий блондин, он у многих жителей Британии (про Россию деликатно промолчим) вызывает чувства далекие от обожания. Шут, фигляр, клоун да просто черт-те что! И это лицо Лондона (он был мэром британской столицы)? И это лицо дипломатии Британии, владычицы морей (он был главой Форин офиса)? И это лицо Соединенного Королевства (он станет теперь ее премьер-министром)? Но ведь есть немало британцев, которые любят и уважают его. И доверяют ему.
Раньше его звали «Ал»
Борис не всегда был Борисом. Точнее так: 19 июня 1964 года в Нью-Йорке родился младенец, получивший имя Александр Борис де Пфеффел Джонсон. В семье его называли, да и называют по первому имени — Ал.
Как пишет издание Guardian, за первые четырнадцать лет своей жизни Ал (он же Борис) 32 раза менял место жительства, курсируя вместе с отцом между Новым и Старым светом. Его мать Шарлотта пыталась воспитать в нем артистичные черты, отец же Стенли настаивал на взращивании в семье сверхконкурентных навыков. Приоритетом сделалось быть первым во всем — и Ал с младых ногтей настроился на то, чтобы стать «царем мира».
С одной стороны, Борис Джонсон — это квинтэссенция английскости. Как писал (хотя не про него) Стивен Фрай: «Англичанин! Такой же английский, как майское дерево! Английский, как пытка! Английский, как ханжество, педерастия и парламент».
С другой — какой же он англичанин? Родился на Манхэттене, что повлекло за собой приобретение по праву рождения американского гражданства — помимо британского, само собой. Прапрадед по отцу у Джонсона — турецкий журналист (да еще с черкесскими корнями), некоторое время даже бывший министром внутренних дел Османской империи Али Кемаль. По матери прадедом был Элиас Авери Лёв, специалист по палеографии, еврей родом из Российской империи. Добавим к этому набору родственников еще и британского короля Георга II. И неудивительно, что Борис Джонсон сам себя характеризует как «плавильный котел в лице одного человека»: в его жилах смешалась христианская, мусульманская и иудейская кровь.
Да это еще что! Среди предков Джонсона нашлась недавно даже... мумия. Дело в том, что в Базеле (Швейцария) в 1975 году при реставрации одной из церквей нашли мумифицированные останки женщины, богатой — судя по одежде и месту захоронения. Экспертиза показала, что эта женщина, Анна Катарина Бишофф, умершая в 1787 году, была прабабкой в седьмом колене Бориса Джонсона.
Из Брюсселя, где жили Джонсоны, Ала отправили в подготовительную школу. И друзья семьи вспоминают, что Алу пришлось нелегко. Ему доставалось за его турецкие корни и за то, что он жил в Бельгии. В качестве самозащиты, пишут авторы его жизнеописаний, он начал оттачивать английскую эксцентричную личность, казалось бы, неуклюжую фигуру в невзрачной одежде, скрывающую тонкий ум, настроенный на выживание. Довершила трансформацию молодого человека смена имени с Ала на более экзотического Бориса (это имя родители дали ему в честь знакомого эмигранта из России). В 1983 году Джонсон поступил в Оксфорд — изучать классическую литературу и историю. Сделался членом скандально известного «Буллингдонского клуба», состоящие в котором представители высшего общества напивались, а потом устраивали дебоши и акты вандализма.
«Представитель фейковой журналистики»
По окончании учебы Борис Джонсон стал журналистом — семейные связи помогли устроиться в «Таймс». Правда, на руководство персона Джонсона большого впечатления не произвела. Молодому сотруднику поручали работу, не требующую большого мастерства и не обещавшую ни славы, ни успеха. И карьера в «Таймс» закончилась скандально — в статье про археологическую находку, сделанную во дворце короля Эдуарда II, Джонсон привел фальшивую цитату, приписанную историку Колину Лукасу (крестному отцу Бориса). Когда о подлоге узнал редактор, журналиста уволили из газеты.
Джонсон перебазировался в газету The Daily Telegraph, где редактором работал его однокашник по Оксфорду Макс Гастингс. Здесь талантам Джонсона нашлось применение. Его статьи были нацелены на консервативную читательскую аудиторию среднего возраста и принадлежащую к среднему классу.
25-летнего Джонсона назначили собкорром The Daily Telegraph в Брюсселе, где он на протяжении пяти лет освещал деятельность Европейской комиссии. И тут он дал развернуться своему евроскептицизму по полной программе. В изображении Джонсона, все, что исходило от ЕС было либо глупым, либо опасным. Его не раз укоряли в том, что критикуя работу Еврокомиссии, он не гнушался откровенной дезинформацией, распространяя мифы о том, что ЕС собирается запретить чипсы с креветками и английские колбаски, а также регулировать размер презервативов. Как потом сказал экс-комиссар ЕС по внешней политике Крис Паттен, Джонсон «был одним из величайших представителей фейковой журналистики». (Наверное, им будет о чем поговорить в этой связи с Трампом, ругающим фейковые СМИ.)
«К концу своего пребывания в Брюсселе его искаженные истории подорвали его авторитет среди сверстников в Европе, но дома его имя стало притчей во языцех, — пишет Guardian. — Впервые он почувствовал вкус власти и наслаждался им».
В Британии вернувшегося из Брюсселя Джонсона ждала слава — появление в ТВ-шоу, газетные колонки, скандалы, интриги...
Самый большой скандал разразился, когда в 1995 году гласности был предан состоявшийся за пять лет до того телефонный разговор между Джонсоном и его оксфордским другом Дариусом Гуппи. Гуппи, узнавший, что его незаконные дела расследуются журналистом издания News of the World Стюартом Колльером, попросил Бориса достать ему адрес журналиста, чтобы потом избить того. Джонсон помочь с информацией пообещал, но выразил беспокойство, что его могут связать с нападением. После публикации этого разговора Джонсон стоял на том, что в конце концов не сообщил Гуппи требуемых данных. Скандал сошел на нет, а вся эта история не имела последствий для Джонсона.
У Бориса Джонсона вообще репутация, как бы это сказать, неоднозначная. И не только в политике. Осенью прошлого года он и его вторая супруга Марина Уилер официально объявили о разводе после четвертьвекового брака (первой женой стала Аллегра Мостин-Оуэн, на которой Борис женился после окончания университета — характерный штрих: чуть ли не через три часа после свадьбы умудрился потерять обручальное кольцо). До этого сообщения в прессе гуляли слухи о том, что Джонсон не был верен супруге. Его уличили, в частности, в романе с журналисткой Петронеллой Уайт. Сам же Борис отрицал интрижку.
А в июне этого года в жилище, занимаемое Джонсоном и его подругой Кэрри Саймондс, была вызвана полиция — после того, как соседей взволновали звуки доносящейся из-за стенки ссоры. По данным прессы, Кэрри Саймондс кричала Борису: «Отстань от меня! Убирайся из моего дома!» Впрочем, приехавшие полицейские обнаружили, что все были целы и невредимы.
Острый и злой язык не раз подводил Джонсона, старательно избегающего политкорректности. Правда, порой ему приходится просить извинений. Как, например, в случае, когда он сравнил мусульманских женщин в никабах с почтовыми ящиками и грабителями банков. Или когда приклеил ярлык «каннибалов» к населению Папуа — Новой Гвинеи.
350 миллионов в неделю
Следующим шагом, по логике, должен был прыжок с головой в омут большой политики. Но попытка выставить кандидатуру от консерваторов в Северном Уэльсе, считавшемся лейбористским оплотом, с треском провалилась.
Пришлось искать Джонсону другую заводь — и ей на время стала должность редактора в еженедельнике Spectator — при условии, что он откажется от амбиций стать членом парламента.
Однако разве можно было удержать неудержимого Бориса? Он в 2001 году был избран в парламент. При этом, несмотря на свое двуличие, Джонсон оставался редактором Spectator, писал газетные колонки, появлялся на ТВ и даже написал пару книг. Когда в его адрес раздавалась критика: мол, приходится разрываться между несколькими работами, Джонсон приводил в пример Дизраэли и Черчилля, успешно сочетавших политическую и литературную деятельность. К этому периоду относится начало серьезного увлечения Джонсона бегом трусцой и велосипедом — в качестве борьбы со стрессом.
В 2005 году новое руководство издания Spectator уволило Джонсона с редакторской должности. Для поправки финансовых дел политик-журналист провел переговоры с The Daily Telegraph, выбивая увеличение годовой зарплаты с 200 тыс. до 250 тыс. фунтов (в среднем по 5 тыс. за колонку, на написание которой он тратил полтора часа своего времени).
В 2007 году Джонсон выразил готовность идти от консервативной партии на выборы мэра Лондона. Поначалу он не получил от своих однопартийцев поддержки, мало кто воспринимал его серьезно. Но в конце концов именно его выдвинула партия тори.
И Джонсон выиграл выборы. Должность лондонского мэра он занимал с 2008 по 2016-й год, когда состоялся референдум по Брекзиту. По вопросу выхода страны из ЕС Джонсон зарекомендовал себя активным сторонником и пропагандистом «развода» с Брюсселем.
Британия отправляет в Евросоюз 350 млн фунтов в неделю, «давайте вместо этого финансировать наше здравоохранение», — на этом утверждении строилась агитация сторонников Бориса Джонсона, ратовавших за выход из ЕС. Впрочем, статистическое ведомство тут же выпустило специальное заявление с опровержением этих цифр. По данным статистики, в реальности отчисления Британии в бюджет ЕС были в несколько раз меньше заявленных 350 млн. На Джонсона подали в суд за вранье. Эти самые 350 млн ему припоминают до сих пор. На прошедшем на днях в Лондоне марше сторонников Европы манифестанты несли надувного Джонсона, на котором красовалась надпись о тех самых 350 миллионах.
После того как в том же 2016-м Дэвид Кэмерон подал в отставку, Джонсон мог бы теоретически возглавить партию тори и стать новым премьером — и многие ожидали, что именно так это и произойдет. А он взял и уступил место Майклу Гоуву.
Когда главой правительства стала Тереза Мэй, Борису Джонсону в ее кабинете достался портфель министра иностранных дел. Однако в июле прошлого года разногласия с премьер-министром из-за Брекзита привели к тому, что Джонсон ушел в отставку. В заявлении об уходе он написал, что из-за политики Мэй мечта о Брекзите умирает. И дело, вероятно, было не только в несогласии с этой политикой. А в том, что Джонсон почувствовал, что самый главный куш, премьерское кресло, наконец, стал вполне осязаемым. И самое время уйти, чтобы это кресло на Даунинг-стрит, 10, в конце концов занять.