Очень жаль, что ни Россия, ни страны Западной Европы не были представлены на этой конференции так, как они того заслуживают; наряду с госсекретарем и вице-президентом США присутствовали лишь министры иностранных дел стран так называемой «Вишеградской группы»: Польши, Венгрии, Словакии и Чехии. Этот факт красноречиво свидетельствовал о непривычном геополитическом одиночестве американской дипломатии, в ключевом мероприятии которой, прошедшем на Европейском континенте, не сочли нужным принять участие главы внешнеполитических ведомств ни одной из стран, которые десятилетиями было принято относить к числу союзниц США, будь то Великобритания, Германия, Франция или Италия. Однако участие министров иностранных дел Саудовской Аравии, ОАЭ, Омана, Иордании, Йемена, Бахрейна, Марокко, Кувейта, заместителей глав МИД Египта и Туниса в форуме, на котором присутствовал и глава правительства Израиля, затмило собой все.
Затмило, как оказалось, ровно на два дня. 15 февраля Биньямин Нетаньяху, беседуя с журналистами, произнес фразу, которую ни один минимально серьезный историк не сможет отрицать: «Поляки сотрудничали с немцами во время холокоста». То, что поляки, в том числе и польские националисты, принимали активное участие в массовых убийствах евреев этой страны — хорошо известный факт. О том, что именно сами поляки, а не немцы, учинили жестокий погром евреев в деревне Едвабне 10 июля 1941 года, убив несколько сот человек (а остальных сожгли живьем), подробно говорится в монографии американского историка — уроженца Варшавы Яна Томаша Гросса, опубликованной издательством Принстонского университета еще почти двадцать лет назад. На многих сценах мира, в том числе в Театре имени Вахтангова в Москве, идет пьеса польского драматурга Тадеуша Слободзянека «Наш класс», в значительной мере именно этой трагедии посвященная. Историками описаны и антиеврейские погромы, происходившие в Польше уже после окончания Второй мировой войны, когда никаких немецких войск в стране не было; самый крупный из них случился 4 июля 1946 года в городе Кельце, когда под лозунгами «Смерть евреям!» и «Завершим работу Гитлера!» толпой поляков были убиты более сорока ни в чем не повинных людей, среди которых были и дети, и беременные женщины. Погром в Кельце вызвал массовую эмиграцию евреев из Польши: в течение июля 1946 года страну покинули 19 тысяч евреев, в августе — еще 35 тысяч человек. Спорить тут не о чем, все это — исторические факты, которые невозможно отрицать и игнорировать.
Не так, однако, рассудили польские руководители: глава правительства этой страны Матеуш Моравецкий сразу же объявил о том, что в знак протеста против слов своего израильского коллеги отменяет свой намеченный на 18 февраля визит в Иерусалим; предполагалось, что его заменит глава МИД Польши. Однако 17 февраля в Иерусалим отказался прибыть и он, «оскорбленный» словами новоназначенного и.о. министра иностранных дел Израиля И. Каца, родители которого сами чудом пережили холокост на юго-востоке Румынии. Цитируя высказывание бывшего главы правительства Израиля Ицхака Шамира (урожденного Езерницкого), семья которого осталась в Польше и была уничтожена в годы холокоста, И. Кац сказал: «Многие поляки сотрудничали с нацистами... Поляки впитывают антисемитизм с молоком матери».
Книга воспоминаний Ицхака Шамира никогда не издавалась в России и потому неизвестна читателям; уместно процитировать фрагмент из нее: «Позже я узнал, что Мотл, муж моей сестры Мирьям, приложил все усилия, чтобы спасти семью. Он понял, что бедствие близко, и позаботился подготовить тайное убежище — избу в лесу, прибегнув к помощи лесника, который у него работал долгие годы. В назначенный день Мотл привез мою сестру и детей к леснику, который, согласно обещанию, ждал их и который… застрелил их всех, одного за другим. Думаю, он сделал это просто чтобы присвоить избу. Мой отец, разлученный со всей остальной семьей, попросил помощи у старых друзей, жителей своей деревни. … Он им верил, а они предали его и убили». Все это — личное свидетельство человека, в разные годы возглавлявшего парламент, Министерство иностранных дел и правительство Израиля, в честности которого нет никаких сомнений. Да, эта правда неудобна полякам, но перестает ли она быть от этого правдой? Конечно же, нет.
У Вероники Долиной есть прекрасная, пронзительная песня, озаглавленная «Все дело в Польше». В данном случае, однако, дело не в Польше — или, точнее, отнюдь не только в Польше. В своем — процитирую мудрого американского историка и политолога Стивена Коэна — «крестовом походе» против Советского Союза и России как его правопреемницы страны Запада пошли на сознательный подлог, приняв очень удобную многим, особенно полякам, латышам, литовцам и украинцам, лживую версию истории, согласно которой все эти народы были исключительно жертвами немецкой оккупации.
Первым примером такого беспримерного подлога стало признание «жертвой нацистской оккупации» Австрии — можно подумать, что на прошедшем в этой стране 10 апреля 1938 года референдуме о «воссоединении» с Германией и «за» «список нашего фюрера Адольфа Гитлера» (уроженца Австрии, если кто забыл) голосовали не более 99% австрийцев, а какие-то инопланетяне. Сложившаяся уже к 1949 году «доктрина жертвы» утверждала, будто все австрийцы были невольными жертвами гитлеровского режима и потому не отвечали за его преступления. В течение десятков лет органы государственной власти Австрии отрицали какую-либо преемственность с политическим режимом 1938–1945 годов и отказывались нести какую-либо ответственность за его злодеяния; излишне говорить, что послевоенная денацификация была быстро свернута. В 1986 году президентом Австрии был избран Курт Вальдхайм, с 1938 года — член Национал-социалистической студенческой лиги Германии, входивший в «штурмовые отряды» НСДАП, проведший всю войну в рядах Вермахта и награжденный Третьим рейхом медалью с непритязательным названием «За зимнюю кампанию на Востоке 1941/42». Этот позор — результат именно того самого «разрешенного» австрийцам закрытия глаз на свое темное прошлое.
Этот безусловно дурной пример, когда страна, народ которой в подавляющем большинстве своем сознательно соучаствовал в злодеяниях гитлеризма, был объявлен ни в чем не виновным — и даже «жертвой оккупации» — стал моделью для повсеместного переписывания истории. Я неоднократно бывал в Вильнюсе в Музее геноцида, недавно переименованном в Музей оккупаций и борьбы за свободу; хотя в Литве погибли более 95% местных евреев, многие из которых были убиты литовскими националистами, в музейной экспозиции об этом нет ни слова — и не без оснований журнал «Лехаим» назвал это учреждение «Литовским музеем отрицания холокоста». Неоднократно бывал я и в Музее оккупации Латвии в Риге; и там — ни слова о причастности местного населения к преступлениям нацистов. Ну, а уж Украина с ее историей чудовищных антиеврейских погромов еще со времен Богдана Хмельницкого (один из самых страшных, Проскуровский погром, произошел ровно столетие назад, в феврале 1919-го) — и восхвалением на государственном уровне виновных в массовых убийствах (кстати, отнюдь не только евреев) превзошла, пожалуй, всех. Многие совершенно справедливо возмущаются каждый раз, когда кто-то пытается обелить преступления сталинизма, но часто не замечают и не находят слов, когда в соседних странах, европейских и, за исключением Украины, вполне демократических нацистские приспешники обретают статус национальных героев, а власти требуют переписать историю вдоль и поперек, лишь бы она была политически удобной для них.
Россия и Израиль, конечно, очень разные страны, но, как справедливо отметил глава «Ассоциации дружбы Израиль — Россия» (АДИР) Зеэв Ицхар, их многое сближает — в частности, категорическое противодействие реабилитации фашизма и нацизма. Месяц назад в России на государственном уровне прошла Неделя памяти жертв холокоста. Этим Россия раз за разом доказывает и демонстрирует, что является цивилизованным государством. Поляки, латыши, литовцы и украинцы могут и должны брать пример с такого отношения к памяти о едва ли не самой трагической главе мировой истории. В конце концов, не для того в борьбе против фашизма и нацизма погибли десятки миллионов человек, включая и отца моей матери, чтобы в угоду сегодняшней чьей бы то ни было политической целесообразности «черное» можно было объявлять «белым», «серым», «непонятным» или каким бы то ни было еще; «черное» всегда и навсегда останется «черным».