Удалось ли выстроить в нашей стране то, что хотели реформаторы? Если отбросить в сторону конспирологические версии, что они просто устраняли глобального конкурента и ставили своей целью разрушение СССР и России, и исходить из презумпции их добросовестности, то я для себя уверенно отвечу, что нет.
В те годы я учился в университете, и еще тогда нам объясняли, что «западная демократия» является целостной системой, имеет определенные законы, параметры, принципы функционирования, своего рода технические характеристики как сложное техническое устройство.
И одним из важнейших составляющих частей такого общества является развитая, сильная и влиятельная оппозиция, с мнением которой считаются, которая может оказывать непосредственное влияние на действия государственной власти (а власть эта в принципе не может отождествляться с одной партией) и при определенных обстоятельствах может сама прийти к власти, а правящая партия, соответственно, окажется в оппозиции.
Нам уже тогда говорили про развитую политическую систему в ведущих западных странах, независимые (хотя бы относительно) выборы, независимые суды, прессу, сильное гражданское общество. И мы тогда, да и сейчас видим, что в развитых экономически странах все это есть везде и всегда. Мне могут сказать — а как же Китай? Китай, без сомнения, сейчас может с уверенностью претендовать на звание развитой страны, но он построен на других принципах, от которых мы во многом отказались, взяв за образец западную демократию.
Я ни в коей мере не идеализирую ведущие западные страны, но в рамках той системы, которая существует и у нас, они показывают гораздо более высокий уровень развития, чем, например, Нигерия. И столь трепетное отношение к выборам, независимости судов, прессы и гражданского общества, к деятельности оппозиции существует там не потому что в этих странах живут сплошь идеалисты, а потому что иначе эта система не работает. Иначе она вырождается в сплошную коррупцию, архаику и отсталость. А все перечисленные мною институты нужны для постоянного контроля, контроля за контролем и так далее. Гражданские активисты и политики, независимые журналисты и депутаты везде суют свой нос, не боясь, что этот нос прищемят или на следующих выборах так посчитают голоса, что «неудобной» партии не видать парламента как своих ушей.
Разумеется, власти редко нравится оппозиция. Она то «безответственная», то «популистская», то «слишком либеральная», то слишком «националистическая», то слишком «левая», то слишком «правая», а вот когда будет «правильная», конструктивная, вот тогда и посмотрим. Так и будем все время смотреть. Перефразируя известное высказывание, другой оппозиции у меня для вас нет. Так что берите эту и работайте с ней.
А еще иногда складывается впечатление, что часть политиков и чиновников просто недовоевали гражданскую войну и рассматривают оппозицию не как важнейший, неотъемлемый элемент политической системы, как совершенно необходимый балансир в системе сдержек и противовесов, а как врага, которого уничтожают, если он не сдается.
Также нам, студентам, в университете говорили, что если какая-то партия или кандидат набирают на выборах порядка 60 процентов и выше, то такие выборы заведомо не могут считаться демократичными, потому что в демократическом обществе не может быть такого единомыслия. На мой взгляд, это действительно так. А еще без наличия сильной оппозиции и независимых гражданских институтов невозможна никакая обратная связь между обществом и властью, и что главное — невозможна никакая коррекция ошибок, что, на мой взгляд, мы и видим в нашей политической системе.
Сегодняшняя жизнь сложна, в ней надо учитывать множество интересов, но, похоже, мы все еще ждем развития в рамках генеральной линии. Дождемся ли? На мой взгляд, прорыв возможен только в том случае, когда широкие слои общества подключатся не на словах, а на деле к управлению страной, почувствуют свою важность и нужность, а не просто будут платить налоги, что тоже, без сомнения, важно и является конституционной обязанностью.
Где у нас коррекция ошибок или хотя бы их признание? Где у нас коалиции в правительстве? За последние 30 лет я могу вспомнить только некое подобие в виде правительства Примакова—Маслюкова, да и оно просуществовало полгода. Где представители оппозиционных партий на видных государственных постах? А парламент? В любой развитой стране парламент — сложная система партийных коалиций. И почти нигде нет одной правящей партии, и уж точно нигде и никогда у правящей партии нет конституционного большинства. А часто бывает так, что президент от одной партии, а парламент от другой, на данное время оппозиционной. И система от этого только выигрывает, потому что политики контролируют друг друга! Не призываю слепо брать кого-то за образец, но посмотрите даже на пиковый случай западной демократии, на Италию — постоянные парламентские и правительственные кризисы, нескончаемые выборы, а система работает без сбоев, промышленность и государственный аппарат хорошо функционируют. Опять же, если взять более спокойный опыт, например, Германии, США, где вечером мы ждали победы одного кандидата, а утром победил другой, или той же Франции (в хорошем смысле слова).
Как без развитой, влиятельной оппозиции, независимой прессы, сильного гражданского общества возможно развитие и обратная связь власти с обществом? В рамках системы, которую мы взяли за образец, никак. Посмотрите, сколько в нашем обществе формальных и силовых систем контроля. А результат, по-моему, не очень. Потому что эти системы тоже приходится контролировать, а некому. В результате получается как в фирме, в которой наверх докладывают только позитивную информацию: по бумагам все отлично, а на самом деле фирма — банкрот. И некому было об этом вовремя сообщить руководству.
В прошлой Государственной думе по крайней мере одна партия имела представительство в 90 с небольшим голосов, что позволяло ей, например, поставить вопрос о недоверии правительству, самостоятельно обратиться в Конституционный суд, в общем, осуществлять то, что можно назвать реальной многопартийностью. В нынешней Думе все три оппозиционные фракции, вместе взятые, имеют чуть больше 90 голосов, и какие-либо согласованные действия превращаются в труднейшую, изматывающую задачу, что видно, скажем, на примере недавнего обращения в Конституционный суд для проверки пенсионной реформы. Процесс согласования растянулся надолго и в любой момент может быть торпедирован, если кто-то из подписантов отзовет свои подписи. И кому от этого будет лучше?
Существование развитой оппозиции и институтов гражданского общества не является дестабилизирующим фактором и не ведет к «майдану», как нам часто внушают чиновники от пропаганды. Совсем наоборот! Выборы, манифестации и другие подобного рода мероприятия существуют в развитых странах не только для обратной связи, но и для выпуска пара. У нас же, увы, они превращаются в причину его нагнетания. Огромная часть населения испытывает после выборов или после некоторых решений властей в области социальной политики чувство несправедливости. И я далеко не уверен, что на вопрос: «Вы что, хотите, как во Франции?» население ответит так уж однозначно и единодушно: «Нет».
Поэтому власти, которые заинтересованы в стабильности и развитии, должны быть заинтересованы в оппозиции едва ли не больше, чем сами оппозиционеры. На мой взгляд, исключительно вредно, когда одна партия имеет конституционное большинство в парламенте или две трети голосов в других представительных органах. Да, она, таким образом, может полностью контролировать работу соответствующего органа, не учитывая мнение оппозиции вообще. А если еще и руководитель субъекта Федерации относится к той же партии, то можно просто не считаться ни с каким другим мнением. В лучшем случае его можно послушать, и только.
Посмотрите, никто не ставит под сомнение необходимость конкуренции на рынке товаров и услуг. На страже конкуренции развитое антимонопольное законодательство и государственные органы, наделенные обширными полномочиями.
Однако и политические партии мало чем отличаются от производителей товаров и услуг. Они предлагают свои способы решения общественных проблем взамен на продвижение во власть, и это нормально. Ненормально другое — в этой сфере почти нет никаких институтов для поддержания конкуренции и борьбы с монополизмом.
На мой взгляд, в сфере политики необходимы меры, аналогичные мерам в сфере экономики, — например, если партия набирает на выборах, ну, скажем, те же 60 процентов, вступает в действие закон «Об ограничении монополистической деятельности в политике», который обязывает разделить парламентское представительство партии в Госдуме или ином представительном органе на две фракции. Рынку политических услуг нужно антимонопольное регулирование не меньше, чем любому другому. России нужен политический антимонопольный комитет.